Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов
Шрифт:
– Нет, нет!.. Что ты, что ты! Она никогда здесь не была. Алена ходила на совсем другие кладбища, те, что ближе к ее дому.
– А, тогда я в курсе. Только она это делает просто так. Думает, что таким образом может вылечить свои бородавки! – заявила я с не лишенным приятной пикантности чувством мстительного упоения и тут же улыбнулась мужчине своей самой чарующей улыбкой. А что, пусть он знает! Тем более что это чистая правда.
– Какие бородавки? Что это такое? – сразу же спросил слегка заалевший Руне в крайнем замешательстве и даже, как мне казалось, в испуге.
– Обыкновенные. Ведь она верит, что если бородавку на коже обвязать красной, смоченной в уксусе ниткой и заговорить, а потом эту нитку закопать в чью-нибудь могилу, то бородавка
– И только за тем она время от времени появляется на норвежском кладбище?
Похоже, мой рассказ бедного скандинава совершенно потряс и даже слегка тронул в плоскости его закостенелую норвежскую ментальность. Выражаясь по-русски более прямолинейно, можно сказать, крыша у него чуть-чуть вбок съехала от таких откровений. Я же скромно-женственно ему кивнула и твердо-лаконично добавила, что вдаваться в дальнейшие подробности относительно этого дела мне было бы не совсем приятно.
– Конечно, конечно! Я отлично понимаю.
Согласно закивал, подобно китайскому болванчику, Руне белобрысой своей головой с до сих пор ошеломленным лицом. Эх, ничего-то он в этой жизни не понимает. Надо сказать, что почти все мужчины любят слишком многое из себя мнить, чего в них нет и в помине.
– Так, так, вижу другие дарят тебе другие подарки, но это и понятно.
По обыкновению неотразимо улыбаясь отполированными до мраморной белизны, но все же мелковатыми для такого крупного лица зубами с тишайшим вздохом смиренного сожаления констатировал уже сумевший взять себя под обычный контроль Руне.
– На когда-то подаренной мною цепочке теперь красуется совсем чужой кулончик!
– Мне это одна дама в Аскер Баде подарила. Кстати сказать, дочь самого шефа гестапо Мюллера, но очень милая женщина. Иногда я думаю, что, может быть, некогда этот древнеперсидский символ огнепоклонников принадлежал самому шефу гестапо, хотя точно, к сожалению, не знаю, – гордо похвасталась я.
Но поскольку дотоле нежный, как весенний ландыш, Руне вдруг напрягся и как бы слегка одеревенел, потом метнул на меня сверху вниз короткий недоумевающий взгляд и совсем чуть-чуть, всего лишь на несколько миллиметров отстранился, то я все же сочла за лучшее переменить тему. Пусть лучше думает, что он не совсем расслышал или правильно понял.
– Как это только ты, Руне, умудряешься все помнить в таких мельчайших подробностях? Это приобретенная способность или врожденный талант? Я, например, имею проблемы с памятью: часто теперь путаю что было вчера, что позавчера, а что неделю или месяц назад.
– Скорее всего, врожденная способность, Вероника. Совсем не всем людям такое нужно, такую роскошную блондинку профессиональная память только испортит. Тебе гораздо больше идет память девичья, – зашептал мне на ушко томный молодой человек и крепче прежнего прижал к себе и упоительно нежно в несколько очередей с короткими паузами поцеловал в шею. Я подумала, что разгадала его тактику со стратегией: такие, как он, никогда не рискуют, не будучи абсолютно уверенными. – С самого раннего детства, сколько себя помню, я почти автоматически примечаю практически все, на первый взгляд, не слишком-то важные и значительные детали. У меня само собой так получается. Например, могу совершенно спокойно тебе перечислить имена, фамилии и даже имена русских отцов, то есть я имею в виду отчества всех советских футболистов из самых известных спортивных клубов того времени за любой год. Вот давай, например, попробуем за 1979 год и начнем с «Динамо».
– Ой, нет, Руне, ради Бога, не надо. Я и так абсолютно уверена, что ты все сможешь, – искренне испугалась я таких обширных знаний в футбольной области. Еще только не хватало загрузить мою бедную больную головушку именами-фамилиями каких-то древних футболистов. Да и какой в том прок? Даже если он ошибется или назовет кого попало, я все равно никогда не узнаю. После интенсивного напряга –
одномоментного, но поистине титанического мозгового штурма, я все-таки смогла вспомнить только Олега Блохина.– Хорошо, хорошо. Не волнуйся, дорогая, – покорно и улыбчиво согласился норвежский офицер. – Замечаю также, к примеру, угол парковки машин на автостоянке. Если автомобиль продолжает стоять и спустя два часа, но его диспозиция совсем слегка изменилась, меня это заинтриговывает. Это значит, водитель зачем-то возвращался к своей машине. Может быть, хотел уехать, но затем вдруг передумал, или еще что-нибудь приключилось…
– Ой, как невероятно, Руне! Неужели каждую автомашину помнишь?
– Да, каждую… Вот еще, если человек взял почитать или кому-то одолжил книжку из своего книжного шкафа, то ведь если он даже вернет фолиант на прежнее место, то я, когда опять приду в гости, все равно отмечу такое изменение.
– Ты, Руне, опасный человек!
– Просто мне нравится наблюдать. Мне предельно интересно, кто что любит читать или во что одевается – это же очень многое говорит о личности и ее настроениях. Не так ли, моя солнечно прекрасная, роскошная белла донна Вероника?!
Пьяняще душистые кисти разноцветной сирени игриво касались наших лиц и губ. Золотистые блики щедрого полуденного солнца с вольным задором плясали на крепких скулах мужчины, на его светловатых бровях, на божественным нимбом сверкающим вокруг головы полудлинных волосах. За его ярко-черными, нет, скорее, чернично-голубоватого оттенка зрачками глаз, чуть ранее отчего-то казавшимися мне холодноватыми и чересчур цепкими, теперь плескался огромный и загадочный, струящийся чудной душевной нежностью, лучащийся тихим ожиданием чуда океан чувств. Мужчина взял мою ладонь в свои теплые руки как величайшую, но невероятно хрупкую драгоценность, медленно поднес ее к своему лицу, провел ею по своим бритым щекам, а потом стал очень-очень мягко и осторожно, совсем слегка щекотно касаться ее своими губами. Именно касаться, а не целовать.
А далее губами, а может быть, языком принялся касаться моих волос. Все ближе, ближе к границе между завитками моими и кожей лица… Я замерла, приостановив дыхание, в ожидании его дальнейших действий… Тут он шумно и широко вздохнул полной грудью и, словно бы не в состоянии более сдерживать темперамент, пылко-бурно привлек меня к себе, как впечатал.
– Ника, дорогая, ты себе не представляешь, как я по тебе скучал. Давай поедем ко мне, а? Я приготовлю роскошный ужин с великолепным красным бургундским. Ведь ты не знаешь, как отменно я умею готовить и многое другое тоже умею…
Ах, каким же долгожданным восторгом-фейерверком взорвалась моя, так долго сушившаяся, как вобла на ветру, сидевшая на самой настоящей «голодной диете», женская сущность – я сама испугалась. Не может, не должна, не создана женщина жить без сладких слов, льстивых похвал; глупых, но нежных романтических клятв. Что же делать-то, скажи, Создатель?
– Сегодня?.. Ну никак-с сегодня не смогу, Руне. Ведь я не знала… У меня через какой-нибудь час сеанс индивидуальной терапии с обязательными водно-массажными процедурами. А надо еще успеть до этого переодеться и привести себя в подарок… Ой, я хочу сказать в порядок!
– О, с какой бы невероятной радостью, как бы я мечтал получить этот подарок! Хотя бы в окошечко понаблюдать за его приготовлениями и занятиями водными процедурами! Однако послушай Ника, поверь мне на слово – уж я-то смогу обеспечить водный и любой другой вид массажа ничуть не хуже ваших специалистов. Может, можно как-нибудь договориться с персоналом вашего заведения насчет сегодняшнего вечера, а?
Руне, верно, в предвкушении прикрыл веки и еще прельстительнее, еще поэтичнее и слаще принялся опять целовать мои от природы мягкие и пушистые волосы. Каким-то своим шестым, седьмым или девятым чувством опытный разведчик уловил, пронаблюдал, вычислил, выяснил (затрудняюсь определить, что именно здесь подходит больше всего) мою самую глубокую, самую личную, самую тщательно хранимую от всех тайну.