Носители искры

– Ничего, пап, разберёмся.

– Ладно, я понял - больше не пристаю. Рассказывай сам, чего хочешь, мне так приятно тебя слышать - сто лет ты уже не звонил.

– Ты, между прочим, тоже.

– Ну, я-то - старый пень - просто не хочу тебе навязываться...

– Да ладно тебе, не такой уж ты старый.

– Правда? А для мелочи детдомовской я та ещё древность, если спросишь их, сколько мне лет, скажут - ещё до Армагеддона родился!
– рассмеялся отец.

– Что, сильно достают?

– Да нет, не сильно на самом-то деле. Это ж моё призвание - детей учить. А вот взрослые, те - да, бывает. Последнее время что-то совсем ребят замучили: то исследования какие-то медицинские проводят, кровь у всех берут, то в конкурсах каких-то странных участвовать заставляют, на знание всего на свете, на творческую активность... Кто там это придумывает и зачем, если околист и так всё, что нужно для счастливой жизни, выявит?

– А тем, кто придумывает, тоже ведь околист склонности определял. Ну и наопределял, что теперь твои детки вынуждены им счастливую жизнь обеспечивать. Такое вот призвание интересное у них выявилось...
– я умолк, осознав, что болтаю уже что-то не то.

В телефоне воцарилась тишина - видно, отец завис, пытаясь придумать ответ.

– Слушай, пап, - поспешил я переключить разговор в нормальное русло, - а не пора ли нам как-нибудь встретиться? Может, сходим куда в кафе, повидаемся? Я соскучился!

– Давай! Я тоже соскучился!
– живо откликнулся он.
– Когда хочешь, пожалуйста, я готов! В любое время после работы могу - один в четырёх стенах сижу.

– Что ж ты, совсем ни с кем не дружишь, не общаешься?

– Да нет... общаюсь, конечно. Друзья, коллеги, дни рождения... Но только, знаешь, без Гали всё это как-то...
– отец шумно вздохнул, - не то!

– Всё ещё тоскуешь по ней? Три года уже прошло.

– Да хоть тридцать три, сынок! Всё равно иногда ночью проснусь и думаю: ну зачем? Зачем она пошла на эту чёртову стройку?

– Она была строителем, пап, инженером-строителем!

– И что? Сидела бы в кабинете, проекты рисовала... так нет же! Таскалась и таскалась на свои объекты. Это я виноват.

– Это был несчастный случай, пап, как ты можешь быть виноват? Несчастный случай на стройке! Тебя там даже не было!

– Вот потому-то и виноват. Потому что меня слишком часто рядом с ней не было.

– Перестань, пап. Ну что ты на себя наговариваешь? Всегда ты был рядом с нами, заботился, всё для нас делал. Я понимаю, ты тоскуешь, но тут уж только время поможет. Я, между прочим, тоже по маме скучаю. Вот только недавно её вспоминал. Тот день, когда вы меня в лечебницу возили. Знаешь, так накрыло, прямо, как наяву всё виделось.

– В лечебницу?
– растерялся отец.

– Ну да. Ты почему-то никогда мне про это не рассказывал. И мама тоже. Но я помню. Был чудесный солнечный день. Мы с мамой сидели на красно-коричневой лавочке возле прудика с кувшинками и золотыми рыбами, а ты пошёл узнавать, кому в лечебнице лучше меня показать. Что было с моим околистом, пап?
– я поймал себя на том, что автоматически вожу по шее, пытаясь нащупать под волосами шрам.
– Почему вы это от меня скрыли?
– Пальцы долго скользили, ничего не замечая, пока не поймали, наконец, едва заметную неровность.

– Ничего мы от тебя не скрывали, ты здоровый человек, не придумывай! Кто мог рассказать тебе такое?

– Никто! Я же говорю тебе, папа, я это помню! Помню!!

– Но ты не можешь этого помнить, Стёпа, тебе тогда и года ещё не было!..
– поняв, что проболтался, отец прикусил язык, но было уже поздно.

– Знаешь, пап... ты... вы... вы с мамой могли бы и предупредить, что я - в группе риска.

– Зачем?

– Ну... чтобы был внимательней... или... ну, не знаю!

– Мы просто не хотели, Стёпа, чтобы ты думал, что нездоров, вот и всё! Не знаю, что конкретно врачи-искроведы с твоим околистом делали, но операция прошла успешно, ты выздоровел, и мы решили, что ни к чему забивать тебе голову информацией, которая может заставить тебя чувствовать себя неполноценным, понимаешь? Всё же было хорошо, и у тебя больше никогда не возникало... подожди!

– вдруг испуганно перебил сам себя отец.
– Ты что, хочешь сказать...

– Нет! Нет, папа, успокойся! Ничего такого я сказать не хочу, понял? Всё у меня в порядке!

– Тогда зачем же ты позвонил?

– Просто хотел тебя услышать. Соскучился.

– Правда?

– Конечно! Я люблю тебя, пап, - это всё, что я хотел тебе сказать.

– Я тоже люблю тебя, сынок.

– Я знаю, пап... и, в общем, мне пора. Обещаю звонить тебе чаще!

– Ладно, но ты, кажется, хотел встретиться? Что-то говорил про кафе?

– Да-да, точно. Кафе. Слушай, а давай в воскресенье! После Единения, хорошо? Я в субботу позвоню и скажу где.

– Договорились.

Химера

Они пришли перед рассветом. Словно что-то почувствовав, я проснулся и какое-то время лежал, пока не услышал в коридоре шаги. Тогда я вышел из спальни, чтобы посмотреть, кто это бродит по нашему коридору, но даже не успел открыть дверь - она сама распахнулась: на пороге стояли два Ястреба: Петя Горелик и Пашка Сизов. Отступив, я наткнулся на стоявшую тут же, в прихожей, табуретку и автоматически сел.

– Степан Сумароков, прошу проследовать с нами в лечебницу, - спокойно произнёс Горелик, глядя на меня абсолютно пустым взглядом.

– Зачем, Петь?
– поинтересовался я, чтобы посмотреть, а не мелькнёт ли в его глазах живая мысль.

Мысль не мелькнула, но ответ последовал.

– Ты атакован, - пояснил Горелик.

– А откуда тебе это известно?
– спросил я уже с интересом: раз Петя счёл своим долгом отозваться на предыдущий вопрос, то, может, и сейчас удовлетворит моё любопытство. Скажет, откуда им поступил сигнал.

"Неужели от отца?
– Нет, я не верил, просто не хотел и не мог в это поверить.
– Нет! Нет, не он это, не он! А кто?.. Да вот хоть Веселовский! Раскусил мои неуклюжие манипуляции с пропуском и, испугавшись, что подставлю его, поспешил доложить о возможной атаке. Тут, правда, смущал факт, что он специально рассказал Зине о мёртвом околисте Корочкиной, чтобы выманить меня к себе на приём. Для чего ему это было нужно? Если он каким-то образом допёр, что я - "дракон", то почему сразу не доложил об этом в службу безопасности? Хотел дополнительно убедиться? Зачем, если это можно сделать и после ареста, когда меня будут на законных основаниях разбирать на молекулы? К чему тянуть, если всё равно собираешься настучать? Ерунда какая-то, просто излишний риск... может, это не он? Но тогда кто?"

– Просто вставай и пошли!
– встрял Пашка и схватил меня за плечо, пытаясь оторвать от табуретки, но это оказалось не так-то просто.

Сизов только зря пыхтел, пока на помощь ему не пришёл Гореликов. Вдвоём им всё же удалось, с грохотом уронив табуретку, поставить меня на ноги.

В спальне послышалась возня, и в прихожую, жмурясь от яркого света, ввалился заспанный Лёшка.

– А что это вы тут делаете?
– зевая, спросил он, переводя взгляд с меня на Сизова, потом на Гореликова.

– Сумароков был атакован, - сообщил Петя.
– Возможно, он уже бес.

Лёшка перестал зевать и замер с открытым ртом, а потом нормальное, человеческое выражение стало сползать с его лица, сменяясь такой же пустой маской, как и у пришедших за мной конвоиров. Происходило это в течение нескольких секунд, давая возможность проследить за метаморфозой. Зрелище было пугающим и одновременно поучительным: теперь я мог посмотреть, как сам выглядел, когда вёл арестованных.

– Одеться дайте!
– потребовал я.