Ностальгия по черной магии

Я почти физически ощущал, как улетаю куда-то, и снизил обороты.

– Советую сдерживаться, если твой член перестанет стоять, они способны тебя убить.

Я шагал по каменистой почве и размышлял о том, что у дороги нет конца.

Ее шепот заставил меня удвоить пыл, на остальных лодках аплодировали; полоумные, я наткнулся на группу полоумных, сексуально озабоченных баб, готовых на все, лишь бы удовлетворить свою похоть, – это говорил мой внутренний голос, – посмотри, ты только посмотри, какой ужас, как можно настолько погрязнуть в пороке, будь хоть трижды конец света и апокалипсис; на нас шла штурмом беззубая старуха, она оттолкнула Глэдис и выставила передо мной свои раззявленные ляжки, но я все равно хотел, как больной, как проклятый, и я взял ее тоже, а потом толстуху рядом, а потом других, и еще, и еще, я запускал свободную руку в ветхую бесплотную щель, кусал груди рыженькой, я лез из кожи вон, чтобы их удовлетворить, – я вас затрахаю, мерзавки, вы получите, чего хотите, мало не покажется; на какой-то короткий миг мне привиделось, что я вхожу в маленькую церковь в Солони, неф пересекали полосы солнечного света, и я, взволнованный и полный благоговения, простирался ниц перед статуэткой Девы Марии – я вам всем вставлю, банда шлюх, я вас так отделаю, что вы молиться на меня будете.

И сказал Господь: вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма. [13]

Передо мной был мной двойник, и эта встреча меня не пугала.

Вместо видения Девы возникло нелепое видение быка, а с ним мне словно внезапно открылось могущество й тайная власть самой Земли, окружавшая нас река и то, как я их трахал, вмиг обнажили скрытый смысл моей битвы: я был одержим, в меня вселилась душа зверя, самый сгусток его мощи, – быстрее, вопила моя новая партнерша, прибавь обороты, – отныне мой член был лишь продолжением дьявольской жизненной силы, силы почти божественной, сверхъестественной, он служил ярким признаком того, что я, возможно, и вправду недалек от небесного происхождения; я включил предельную скорость, и она дико заорала, потом ее, в свой черед, сменила другая, когда последняя из них вырвалась из моих роковых объятий, я почти не устал и был по-прежнему в полной боевой готовности.

13

Быт. 18: 20

Честно говоря, я ждал с их стороны хоть слабого намека на благодарность, признательность, но они как ни в чем не бывало повалились по своим лодкам, мы тихо приткнулись к песчаной косе, усеянной хилыми деревцами, и вся эта милая компания преспокойно захрапела, я остался один; оковы на моей руке закрывались на маленький висячий замок, я любовался лунным светом и упивался своей силой, которая, казалось, не собиралась иссякать; ближе к полуночи Глэдис проснулась, и я взял ее снова, еще яростнее, чем в первый раз, а потом, сделав дело, и поскольку и ей, и мне явно не спалось, я стал жадно расспрашивать ее, пережила ли она тоже конец света? реально ли это все, или я брежу в припадке неизлечимого безумия? а если мы все переживаем апокалипсис, то какого черта она делает здесь, на лодках, посреди Луары, со своими полуголыми старухами и идиотками в тогах? и наконец, прежде чем она подробно разъяснила мне эту загадку, все ее поводы и причины, я пошел ва-банк и спросил, не кажется ли ей иногда, будто все, что мы видим – реальность, жизнь, есть только иллюзия, выдуманная нами самими, а значит, вся эта череда катастроф – не что иное, как еще одна химера. Задавая вопрос, я не сводил с нее глаз, говоря себе, что если моя догадка верна и это действительно заговор, то она как минимум моргнет, выдаст себя каким-нибудь жестом, не оставляющим сомнений, что и она из этой шайки, но она всего лишь пробормотала, глядя на воду: если это иллюзия, то, можно сказать, общепринятая, – в ее лице ничто не изменилось, ни одной морщинки; к тому же с первых дней кризиса у нее пошла полоса несчастий, она работала воспитательницей по особым проблемам в санатории, беда обрушилась на них, на нее и пансионерок; со всего размаху, несколько месяцев они держались благодаря припасам, хранившимся в замке, где размещался санаторий, а потом явились грабители, и им пришлось бежать, кого-то убили, другие умерли от горя, ужаса или болезни, как и многие после этого нежданного удара судьбы, в конце концов они нашли лодки и пустились вниз По реке, нагие – грабители украли у них одежду, – завернувшись в простыни из санатория, отдав свои жизни в руки Господа и смутно надеясь, что когда они доплывут до океана, их муки так или иначе кончатся.

Они встречали сверхъестественных животных.

Чудовищ.

Они шли через враждебные края, мир, казалось, распадался, и земля разверзалась у них под ногами.

Они стали свидетелями взрыва на атомной станции, и облако сожгло одних и пощадило других.

Целыми днями их преследовали по берегам полубезумные, почти обугленные существа, расплавленные, свихнувшиеся под действием радиации и токсичных паров, эти монстры выкрикивали страшные проклятия и мастурбировали.

В пути им попадались одни мужчины, ни единой женщины, и Глэдис решила, что, наверное, в живых остались только они, последний шанс человеческой расы.

Те, кого задело облако, умерли, а остальные решили идти дальше, искать производителя.

Производителя.

Кого-нибудь, здорового с виду, способного оплодотворить женщин, которые еще могут стать матерью.

Та, что декламировала стихи, увидела во сне заброшенную деревню, там их ждал знак, и туда направляло их божество.

Занималась заря, пейзаж со склонившимися над рекой деревьями и серыми волнами казался черно-белым, на бывших телеграфных столбах висели, мотаясь на ветру, распятые тела, повешенные, прибитые гвоздями, клочья гниющей плоти на голых скелетах, от реки поднимался легкий туман, солнце еще не встало, я как никогда ощутил бессмысленность нашего присутствия в мире, полную пустоту, бесцветной печатью которой отмечена вся сумма наших существований: умрем мы или нет, или даже погибнет весь род человеческий, бог мой, какая разница; Глэдис снова принялась меня сосать, и мне снова пришлось ее трахнуть, остальные начали просыпаться, я не спал ночь, а впереди был явно тяжелый день, я думал было броситься в воду и попытаться спастись, но куда идти и что делать? Тем более что они не задумавшись убьют меня, как дикари, своими стрелами и аркебузами, да потом, мне и тут было хорошо, я – случайный жеребец среди каравана, тихо плывущего в небытие; Глэдис кончила и отодвинулась, и сарабанда началась по новой, а безумная все пела:

Виктория о смерти размышляетО катастрофах, кораблекрушеньяхИ о резне что жалости не знает.Видятся ей темницыТаинственные гробницыВ бледном сиянье свечейУзников грустные лица.Слышатся страшные крикиПризрачных жениховЧто бредут в пустыне нагиеК своим глухим саркофагам.

Некоторые трупы были нанизаны на крючья, словно их припас в ожидании великого пира гигантский мясник; при виде столь близкой картины смерти – мы на своей узкой песчаной косе находились всего в десятке метров от берега – их сексуальное исступление удвоилось.

Сумрак волшебных лесовШепот ночных голосовВ ней поселились навек.Виктория о смерти размышляетО северных ветрах что горе навевают.Она влачится в муке и печалиВокруг толпятся сонмы привиденийИх источает словно трупный ядЕе бездонной памяти могила.Виктория о смерти размышляетА после тихо-тихо засыпает.

От безумной сладко пахло, груди у нее были еще крепкие, я быстрее заработал бедрами, девицы подбадривали меня криками ура и опять начали хлопать в такт.

И снова Дева выходила мне навстречу, мы с ней сидели на Великой Китайской стене, вокруг тоже стоял какой-то туман, она молча, в упор смотрела на меня, ее взгляд не выражал ни особой нежности, ни упрека, в какой-то момент воздух, атмосфера и погода, казалось, пришли в равновесие, нашли ту единственную точку, где встречные силы взаимно уничтожаются, а потом все перекрыли крики слабоумных, вставь ей, давай, проткни ей муфту, а-а-а-а-а-а-а-а-а-а, скованное запястье болело, замок царапал кожу, и мне пришло в голову, что, наверное, во мне не осталось ничего от того человека, каким я был год назад.

На берег высыпали люди, они что-то орали, обращаясь к нам, – а я-то считал себя последним обитателем земли, да ничего подобного, нас было еще много, – один из типов бросился в воду и поплыл, костлявое лицо придавало ему перепуганный и важный вид; не останавливайся, говорила безумная, люби меня, люби меня дальше; Глэдис и ее сподвижницы, словно армия в полной боевой готовности, прицелились из арбалетов, множество стрел вспороли воздух и мгновенно разнесли мутанту череп, его приятели в ужасе махали руками, раненый скрылся под водой, уносимый течением, а убийцы, потянув за нитку, выловили назад свои стрелы, словно безобидные домохозяйки, заботливо сматывающие вязанье; мы отдали швартовы, и наш речной конвой снова пустился в путь; теперь меня, взвизгнула одна старуха, теперь моя очередь, сколько можно ждать, чем я хуже вас, вечно я последняя, нельзя же так.

– Спокойно, – сказал я, – сидите тихо, или у меня ничего не получится.

Все тело болело, меня словно измолотили, высосали, выжали как лимон, в известном смысле так и было, одна из шлюх сказала: если он больше ни на что не годится, надо его убить, шлепнуть, как всех прочих, и дело с концом, но тут вмешалась Глэдис, я наблюдал за происходящим рассеянно, почти безучастно, в конце концов, кто-нибудь уже давно должен был меня прикончить, да и что я мог с ними поделать, умереть в жаркий летний день, отодрав целую кучу полоумных на Луаре, думаю, я бы писал эту сцену с восторгом, сначала оргию, потом казнь. Я не согласна, повторила Глэдис, он первый, кто не похож на барахло, пока мы его оставим, та, что была в соседней лодке, абсолютная чурка, все время сморкавшаяся в два пальца, поддержала ее, промычав, Эдис п'ава, вва, вва, глаза у нее были стеклянные, рыбьи, она бы здорово смотрелась на презентации водной планеты – превращение людей во всяких земноводных и рыбешек.

Эдис п'ава, вва, вва, он нас т'ахнул, его можно оставить. Я спрашивал себя, что бы это значило, то ли бред сумасшедшего, то ли все запреты и засовы действительно враз исчезли, едва прорвало плотины цивилизации.

Истина, скорее всего, находилась где-то посередине, все их наклонности явно были при них с самого начала и лишь обострились в новых обстоятельствах.

– Тогда надо, чтобы он кончал, если он не кончит, у нас не будет маленького.

Внутренний голос тихо шептал во мне, шепот был привычный, я уже слышал его, я вновь вспомнил, что случилось в подвале у стариков, ужас во время ограбления, когда мне показалось, что я заклял какую-то силу, дьявола, сверху накладывались фигуры двух гадин в церкви, ты не против, если у нас будет ребенок? – спрашивала Марианна, – ты не против, если мы его сохраним? и свой ответ, о'кей, о'кей, а потом труп, труп умершего ребенка, мы с тобой, нашептывало мне нечто, соглашайся, скажи, что ты их удовлетворишь, что ты сделаешь их плодоносными, мне пришла в голову жуткая мысль, что в ту ночь в меня вселился призрак, демон и с тех пор диктовал мне каждый жест и поступок, каждое слово и что я всего лишь полая раковина, вместилище какого-то ядовитого, злобного Другого.