Нова. Да, и Гоморра

Папа хмыкнул:

– Карта Дракона! Ему только ее и не хватает. О да, Дракона!

Тетя Циана усмехнулась; тут мама и секретарь Морган тоже засмеялись.

Они жили на Ковчеге, но часто летали на больших кораблях к другим мирам. В каюте можно провести рукой перед цветными пультами и съесть что хочешь когда хочешь, а еще можно спуститься на смотровую палубу и глядеть на вихри пустоты, транслируемые визуальными узорами света на пузыре-потолке, биение цвета среди дрейфующих звезд… и ты знаешь, что летишь быстрее и быстрее всего на свете.

Иногда родители летали в Дракон, на Землю, в города именами Нью-Йорк и Пекин. Он думал: когда же они возьмут меня с собой?

Но что ни год, в последнюю неделю сальваря они летели на большом корабле на другой мир, которого тоже не было на карте. Именем Новая Бразилия, и был он во Внешних Колониях. Лорк жил и на Новой Бразилии, на острове Сан-Орини, – потому что там у родителей тоже был дом, возле шахты.

Впервые имена Князя и Лалы Красных он услыхал в доме на Сан-Орини. Он лежал во мраке, вопя о свете.

Наконец пришла мать, отмахнула сетку от насекомых. (Та была без толку: красных жучков, что норовили укусить, после чего на пару часов делалось странно, отгоняла акустическая система дома – но мама риска не любила.) Взяла Лорка на руки:

– Шшш! Шшш! Все хорошо. Не хочешь баю-бай? Завтра у нас вечеринка. Прибудут Князь и Лала. Хочешь поиграть с Князем и Лалой?

Пронесла его по детской, притормозив у двери, щелкнула стенным тумблером. Завращался потолок, поляризованное окно прояснилось. Сквозь обрамлявшие крышу пальмовые ветви с перехлестом плеснули оранжевым луны-близняшки. Уложив Лорка в постель, мама погладила его жесткие рыжие волосы. Чуть погодя пошла к двери.

– Мама, не выключай!

Рука отпала от тумблера. Мама улыбнулась. Ему стало тепло; перевернувшись на спину, он вгляделся в луны в просветах между вайями.

Князь и Лала Красные явились с Земли. Он знал, что родители мамы живут на Земле, в стране Сенегал. Семья папиного прадедушки тоже с Земли, из Норвегии. Фон Рэи, белобрысые и беспардонные, спекулировали в Плеядах несколько поколений. Чем именно спекулировали, он не очень понимал, но спекуляции обернулись прибылью. Семья владела месторождением иллирия как раз за северной оконечностью мыса, приютившего сан-оринийский особняк. Отец порой шутил, мол, пора тебе стать бригадирчиком шахтеров. Видимо, это и была та самая «спекуляция». И луны уплыли прочь; Лорка взяла дрема.

Он не помнил, как его познакомили с голубоглазым черноволосым мальчиком (протез вместо правой руки) и его длинной и тонкой сестрой. Но припоминал, как они втроем – он, Князь и Лала – играли назавтра в западном саду.

Он показал им место под бамбуком, откуда можно залезть в резные каменные пасти.

– Что это такое? – спросил Князь.

– Это драконы, – объяснил Лорк.

– Это не драконы, – сказала Лала.

– Драконы. Так папа говорит.

– А. – Князь поймал фальшивой рукой нижнюю губу и подтянулся. – А для чего они?

– Чтобы в них забираться. А потом из них выбираться. Папа говорит, их вырезали люди, которые жили тут раньше.

– А кто тут жил раньше? – спросила Лала. – И зачем им были драконы? Князь, помоги мне.

– Я думаю, они глупые.

Князь с Лалой стояли между верхними каменными клыками. (Потом Лорк узнает, что «люди, которые жили тут раньше» – народ Внешних Колоний, вымерший двадцать тысяч лет назад; сохранилась его резьба по камню, и руины стали основанием, на котором фон Рэй возвел свою виллу.)

Лорк подпрыгнул до челюсти, схватился за нижнюю губу и полез.

– Дай руку!

– Секундочку, – сказал Князь. Потом не торопясь опустил ботинок на пальцы Лорка и надавил.

Лорк ойкнул и сверзился, скрючив кисть.

Лала хихикнула.

– Эй! – Стучало в виски негодование, набухало смятение. Боль ковыряла костяшки.

– Не смейся над его рукой, – сказала Лала. – Он этого не любит.

– А? – Лорк в первый раз пригляделся к клешне из пластика и металла. – Я над ней не смеялся!

– Смеялся, – безмятежно сказал Князь. – Я не люблю, когда люди надо мной смеются.

– Но я… – Семилетний мозг Лорка пытался осознать эту иррациональность. Он встал с земли. – Что не так с твоей рукой?

Князь упал на колени, выпростал руку и нацелил ее на Лоркову голову.

– Осторожно!..

Лорк отпрыгнул. Механический протез со свистом рассек воздух.

– Чтоб больше ни слова о моей руке! С ней все так. Все отлично!

– Если не будешь над ним смеяться, – прокомментировала Лала, рассматривая складки на каменном нёбе, – он станет с тобой дружить.

– Ну… ладно, – сказал Лорк опасливо.

Князь улыбнулся:

– Тогда мы друзья. – Кожа у него была бледнее некуда, зубы – мелкие.

– Ладно, – сказал Лорк. Он решил, что Князь ему не нравится.

– Если скажешь, например, «ударим по рукам», – объяснила Лала, – он тебя изобьет. Ему это раз плюнуть, хотя ты больше его.

И Лалы.

– Давай наверх, – сказал Князь.

Лорк забрался в пасть и встал рядом с ними.

– А теперь что делать? – спросила Лала. – Лезть вниз?

– Отсюда можно смотреть на сад, – сказал Лорк. – И на вечеринку.

– Кому нужна вечеринка стариканов, – сказала Лала.

– Мне, – сказал Князь.

– А, – сказала Лала. – Тебе. Ну тогда ладно.

За бамбуком среди камней, лоз, деревьев бродили гости. Вежливо смеялись, говорили о свежей психораме, о политике, пили из высоких бокалов. У фонтана папа делился с собеседниками своими ощущениями от планов Внешних Колоний на суверенитет, – в конце концов, у него тут дом, он держит руку на пульсе. В тот год убили секретаря Моргана. Андервуда поймали, но теории насчет того, какая клика несет ответственность, продолжали циркулировать.

Дама с серебряными волосами фамильярничала с юной парой, явившейся вместе с послом Сельвином, тоже дальним родственником. Аарон Красный, полный, подлинный джентльмен, загнал в угол трех юных леди и разглагольствовал о моральном разложении молодежи. Мама плыла меж гостями, каймой красного платья приглаживая траву, а за ней, жужжа, волочился буфет. Она останавливалась тут и там, предлагала канапе, напитки и мнение о предложенной перегруппировке. Теперь, после года феноменального всенародного успеха, интеллигенция решила, что «Тоху-Бохунов» можно слушать. Их диссонансные ритмы метались по лужайке. Светоскульптура в уголке перекручивалась, колебалась, росла на нотах.