Нова. Да, и Гоморра

Кейтин проглядывал собранные карты.

– Так вот с чем ты играешься, Тййи? Таро? – Поднял голову. – Мыш, ты цыган. Наверняка такие видел. – И показал карты Мышу.

Не глядя Мыш кивнул. Подавил желание вытереть ладонь еще раз. (Большая женщина сидит по ту сторону костра – в грязной ситцевой юбке, – и усатые мужчины расселись вокруг под мерцающим выступом скалы, глядят, как мелькают и мелькают карты в ее толстых пальцах. Но это было…)

– Так, – сказала Тййи. – Ты мне их отдашь. – Протянула руку.

– Можно я посмотрю всю колоду? – спросил Кейтин.

Ее серые глаза расширились.

– Нет. – Удивление в голосе.

– Я… прошу прощения, – начал Кейтин, смутясь. – Я не хотел…

Тййи забрала карты.

– Ты… гадаешь? – Кейтин прилагал усилия, чтоб лицо не деревенело.

Она кивнула.

– Гадание на Таро в Федерации – обычное дело, – сказал Лорк. Он сидел на живописной скале. – О Князя письме говорят карты твои что-нибудь? – Повернулся, глаза горели яшмой, сверкали золотом. – Может, о Князе карты твои и обо мне скажут?

Мыш подивился легкости, с какой капитан перешел на диалект Плеяд. Внутреннее выражение лица – краткая улыбка.

Лорк встал с камня:

– Что об этом вторжении карты в ночь говорят?

Себастьян, внимательно глядя из-под пушистых светлых бровей, притянул ближе свои темные сполохи.

– Хочу я их расклады увидеть. Да. Где мы среди карт с Князем выпадем?

Если она погадает, удастся рассмотреть колоду. Кейтин ухмыльнулся:

– Да, Тййи. Погадай нам на экспедицию капитана. Она хорошо гадает, Себастьян?

– Никогда Тййи не ошибается.

– Ты считаные лицо секунды видела Князя. В лице человека линии обозначены судьбы. – Лорк упер кулаки в бедра. – На моем по разлому можешь где мою эти судьбу линии сказать пересекут?

– Капитан, нет… – Взгляд упал на руки. Для недвижных пальцев карты, казалось, слишком велики. – Я карты раскладываю только и гадаю.

– Я не видел никого, кто гадал бы на Таро, с универа. – Кейтин смотрел на Мыша. – На философском семинаре был один персонаж из Плеяд, вот он умел гадать. Одно время я, пожалуй, мог считаться адептом-любителем «Книги Тота», как кто-то назвал Таро в начале двадцатого века. Я бы, скорее, сказал… – он запнулся, ожидая подтверждения Тййи, – «Книги Грааля»?..

Подтверждения не последовало.

– Ну же. Погадай мне, Тййи. – Кулаки Лорка спрыгнули с бедер.

Тййи кончиками пальцев касалась золотых рубашек. Со своего места у основания пандуса она смотрела в пространство между Кейтином и Лорком: серые глаза полуприкрыты эпикантусом.

Сказала:

– Погадаю.

– Мыш, – позвал Кейтин, – иди сюда, посмотри. Поделись мнением об искусстве…

Мыш вскочил, освещенный шахматной доской:

– Эй!..

Все повернулись на сломленный голос.

– Вы в это верите?

Кейтин поднял бровь.

– Вы называли суеверным меня, потому что я плюнул в реку? А теперь читаете будущее по картам? Аннн! – Он издал не совсем такой звук. Но этот звук означал отвращение. Золотая серьга тряслась и мерцала.

Кейтин нахмурился.

Рука Тййи зависла над колодой.

Мыш бешеным рывком одолел полковра:

– Вы правда хотите узнать, что будет, разложив карты? Это глупо. Это суеверие!

– Мыш, вовсе нет, – возразил Кейтин. – Кто бы мог подумать, что именно ты…

Мыш махнул рукой и рассмеялся хриплым лаем:

– Ты, Кейтин, – и карты. Ну ты даешь!

– Мыш, на деле карты ничего не предсказывают. Они всего лишь предлагают грамотный анализ обстоятельств…

– Карты неграмотны! Они из металла и пластика. Они не знают…

– Мыш, семьдесят восемь карт Таро – это символы и мифообразы, которые повторялись и отражались все сорок пять веков человеческой истории. Тот, кто понимает эти символы, способен сконструировать диалог относительно данной ситуации. Никаких суеверий. «Книга перемен», даже «Халдейская астрология» обращаются в суеверие, только если ими злоупотреблять, считать, что они приказывают, а не направляют и советуют.

Мыш опять издал этот звук.

– Мыш, ну правда! Чистейшая логика. Твои взгляды устарели на тысячу лет.

– Эй, капитан? – Мыш одолел остаток ковра, выглянул из-за Лоркова локтя, скосился на колоду у Тййи на коленях. – Вы верите в эти штуки? – Его рука упала на предплечье Кейтина, словно касание могло запретить тому двигаться.

В глазах тигра под ржавыми бровями блеснула боль; Лорк осклабился:

– Тййи, на картах мне погадай.

Она перевернула колоду и стала перекладывать картинки…

– Капитан, одну выбирайте.

…Из руки в руку.

Лорк присел на корточки, всмотрелся. Вдруг остановил переходящие карты указательным пальцем:

– Космос, кажется. – Он назвал карту, на которую упал палец. – В этой гонке Вселенная приз наш. – Поднял глаза на Мыша и Кейтина. – Как думаете, выбрать Космос для начала гадания? – Обрамленная исполинскими плечами «боль» теряла остроту.

Мыш в ответ скривил темные губы.

– Давайте, – сказал Кейтин.

Лорк вытащил карту:

Утренняя дымка обвила березы, тисы и остролисты; на полянке нагая фигурка прыгала и кувыркалась на голубой заре.

– О, – сказал Кейтин, – Пляшущий Гермафродит, союз всех мужских и женских принципов. – Потер ухо двумя пальцами. – Знаете, где-то триста лет, с тысяча восемьсот девяностых по конец начала космической эры, христианизированная до неприличия колода карт Таро, созданная другом Уильяма Батлера Йейтса, была так популярна, что почти уничтожила изначальные образы.

Лорк наклонил карту, и дифракционные изображения зверей, мигнув, исчезли в таинственных зарослях. Ладонь Мыша на Кейтиновой руке напряглась. Он вопросительно поднял подбородок.

– Звери Апокалипсиса, – ответил Кейтин. Показал через плечо капитана на четыре угла рощи. – Телец, Лев, Орел, а это обезьяноподобное созданьице на заднем плане – карликовый бог Бес, изначально египетский и анатолийский, защитник рожениц, гонитель скаредных, божество щедрое и страшное. Одна его статуя довольно известна: припал к земле, ухмыляется, показывает клыки, совокупляется с львицей.

– Ага, – прошептал Мыш. – Видал я эту статую.

– Честно? Где?

– В музее. – Мыш пожал плечами. – В Стамбуле, наверное. В детстве, меня водил какой-то турист.