Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Новая философская энциклопедия. Том четвёртый Т—Я
Шрифт:

152

УТОПИЯ И АНТИУТОПИЯ ражение идеального общественного строя либо в якобы уже существовавшей или существующей где-то стране, либо как проекта социальных преобразований, ведущих к его воплощению в жизнь. Термин «утопия» ведет свое происхождение от сокращенного названия книги Т. Мора (1516). В 19 и 20 вв. этот термин приобрел характер отрицательного обозначения всех сочинений и трактатов, содержащих нереальные планы радикального переустройства общественных отношений. Традиционные описания совершенного общественного строя восходят к античным легендам о «золотом веке», о «земном рае», об «островах блаженных», якобы открытых мореплавателями в эпоху великих географических открытий 15—18 вв. («Город Солнца» Т. Кампанеллы, «Новая Атлантида» Ф. Бэкона, «История севарамбов» Д. Вераса и аналогичные сочинения их многочисленных эпигонов). В 17—19 вв. широкое распространение получили также различные утопические проекты воплощения в жизнь идеалов социальной справедливости (Мабли, Морелли, Бабёфа, Сен-Симона, Фурье, Кабэ, Герцки и др.). Разновидностью утопических сочинений Нового времени были также многочисленные трактаты о «вечном мире» (Э. Крюсе, Ш. Сен-Пьера, И. Канта, И. Бентама, В. Малиновского и др.). Утопии разнообразны по социальному содержанию и литературной форме — это различные течения утопического социализма, а также рабовладельческие утопии о совершенном государстве Платона и Ксенофонта, феодально-теократические утопии Иоахима Флорского, В. Андреа «Христианополис», буржуазные и мелкобуржуазные (Э. Беллами «Взгляд назад» и др.), а также многочисленные технократические и анархические утопии. Многие утопические сочинения предлагали решение отдельных проблем: трактаты «о вечном мире», педагогические (Я. А. Коменский, Ж.-Ж. Руссо), научно-технические (Ф. Бэкон) и т. д. Утопия представлена также в истории общественной мысли древнего и средневекового Китая (утопические сочинения Мо-цзы, Лао-цзы, Шан Яна и др.), народов Ближнего и Среднего Востока (ал-Фараби, Ибн Баджа, Ибн Туфейль, Низами и др.), в литературе России 18—19 вв. — «Путешествие в землю Офирскую» (1786) M. M. Щербатова, «Рассуждение о мире и войне» (1803) В. Ф. Малиновского, сочинения декабристов и революционных демократов, романы А. А. Богданова и т. д. По мере развития научных знаний об обществе утопия в значительной мере утрачивает свою познавательную и прогностическую роль. Своим возрождением в 20 в. утопия во многом обязана Г. Уэллсу, который не только написал много утопических произведений, но и считал создание и критику социальных утопий одной из задач социологии. В то же время Ж. Сорель противопоставлял утопию как рационализированное ложное сознание интеллигенции социальному мифу в качестве стихийного выражения общественных потребностей. Исследование утопий занимает большое место в социологии знания К. Манхейма, который рассматривал их как социальную критику существующего общественного строя, противостоящую идеологии как ее апологетическому оправданию. Согласно Л. Мэмфорду, основное назначение утопии состоит в том, чтобы направить общественное развитие в русло «уготованного будущего». Во 2-й пол. 20 в. в социологической литературе утвердилось деление утопий на «утопии реконструкции», ставящие целью радикальное преобразование общества, и «утопии бегства» от социальной действительности. В 70—90-х гг. получил распространение термин «обоснованная утопия» для обозначения социальных программ воплощения в жизнь «предпочитаемого будущего». Социальные философы долгое время третировали утопии как «химерические» проекты преобразования естественного состояния общества, к числу которых они относили и коммунизм. Однако социальные потрясения 20 в., в особенности революция в России и подъем освободительных движений в мире, были восприняты ими как реальная угроза воплощения утопии в действительность. Господствующей тенденцией в середине 20 в. на Западе стала дискредитация утопий и создание различных антиутопий, предрекавших мрачное будущее человечеству и предостерегавших об опасности насильственного «осчастливливания» человека. Во 2-й пол. 20 в. утопия вновь привлекает к себе внимание общественных деятелей, идеологов, социальных писателей. Среди них наблюдается двойственное отношение к утопии. С одной стороны, продолжаются попытки ее дискредитировать, подчеркивать недостижимость коммунистических идеалов, отождествить марксизм с утопическим сознанием. С другой стороны, раздаются призывы создать программу обновления государственно-монополистического капитализма посредством «реформации сверху», противопоставляемой социальной революции. Некоторые футурологи и экологи на Западе стараются использовать утопии для придания привлекательности своим концепциям о будущем; наиболее типичны в этом отношении сочинения Б. П. Беквита «Следующие 500 лет» и Э. Калленбаха «Экотопия». Некоторые идеологи «новых левых» намеренно становятся на позиции воинствующего утопизма, не видя практических путей к достижению социальной справедливости (Р. Миллс, Г. Маркузе, П. Гудмен и др.). Для некоторых утопий на Западе характерно переплетение утопических и антиугопических тенденций, которое выражается в том, что провозглашаемый в них социальный идеал нередко сопровождается отказом от традиционных гуманистических и демократических ценностей (напр., «Второй Уолден» Б. Ф. Скиннера). Нередко наблюдается переход от «скрытой» к «открытой» утопии, т. е. к намеренному утопизму. Перефразируя Гегеля, некоторые западные социологи утверждают, что «все действительное утопично, а все утопичное действительно», что перед человечеством нет якобы иной альтернативы, кроме выбора между «утопией или гибелью» (Р. Дюмон, П. С. Хеншоу, В. Феркис и др.). В прошлом утопия выполняла важные идеологические, воспитательные и познавательные функции. Значение утопии определяется ее познавательным содержанием и идеологическим назначением. Она является выражением интересов определенных классов и социальных слоев, как правило не находящихся у власти. Утопия имеет много общего с социальным мифом по идейному содержанию, с социальной сатирой — по литературной форме, с научной фантастикой —

по познавательной функции. Вместе с тем утопия обладает целым рядом особенностей: в первую очередь убеждением в возможности разрешения всех противоречий общества однократным применением какой-либо универсальной схемы, рассматриваемой как панацея от любого социального зла. Для утопии поэтому характерны антиисторизм, намеренный отрыв от реальности, нигилистическое отношение к действительности, стремление конструировать социальные отношения по принципу «все должно быть наоборот», склонность к формализму, преувеличение роли воспитания и законодательства. В истории общества и общественной мысли утопия нередко служила формой выражения социально-критической, обли-

153

УТТАРА-МИМАНСА чительной идеологии. Многие основные принципы демократического движения, нравственные и законодательные нормы, системы педагогики и образования были впервые сформулированы в утопиях (напр., государственное устройство США, равноправие женщин, всеобщее обязательное образование и др.). Великие утописты «гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно...» {Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 499). Хотя современная утопия и лишилась ряда прежних функций, тем не менее она не утратила своей роли в качестве специфического жанра литературы. Положительное значение утопии в современную эпоху проявляется в двух направлениях: она позволяет предвосхитить вероятное отдаленное будущее, которое на данном уровне познания не может быть научно предсказано в конкретных деталях, и может также предостерегать от некоторых отрицательных социальных последствий человеческой деятельности. Эти формы утопии стимулировали развитие в социологии методов нормативного прогнозирования и построения сценариев с целью анализа и оценки желательности и вероятности предполагаемого развития событий. В противоположность утопии антиутопия отрицает возможность достижения социальных идеалов и установления справедливого общественного строя, а также, как правило, исходит из убеждения, что любые попытки воплотить в жизнь заранее спрограммированный, справедливый общественный строй превращаются в насилие над социальной действительностью и личностью и приводят к худшему, чем прежде, состоянию общества, прокладывая путь к тоталитаризму. В аналогичном смысле в западной социологической литературе употребляются также понятия «дистопия», т. е. искаженная, перевернутая утопия, и «какотопия» , т. е. «Страна зла» (от греч. какое, — плохой, злой и тояос — место). В антиутопии убедительно выявилось осуждение тоталитарного строя, а также смятение значительной части интеллигенции перед лицом грядущих отрицательных последствий научно-технической революции, манипуляции сознанием и поведением людей, оправданная тревога за судьбу личности и человеческого права в предельно регламентированном и бюрократизированном обществе. Антиутопические тенденции в общественном сознании на Западе, с одной стороны, связаны с охранительными консервативными и неоконсервативными идейно-политическими течениями, а с другой — в них проявились враждебность к «казарменному коммунизму», стремление защитить традиционные гуманистические и демократические ценности от рационализированной технократической цивилизации, опасения за судьбу личности в «массовом обществе». Эта гуманистическая тенденция предопределила во многом привлекательность антиутопий Замятина, Оруэлла, Хаксли, проницательно предвосхитивших реальные процессы в современном мире. Переход от третирования проектов преобразования общества к страху перед перспективой их претворения в жизнь был лаконично сформулирован Н. А. Бердяевым: «Утопии выглядят гораздо более осуществимыми, чем в это верили прежде. И ныне перед нами стоит вопрос, терзающий нас совсем иначе: как избежать их окончательного осуществления?» О. Хаксли взял эти слова в качестве эпиграфа к своей книге «Бравый новый мир». Наиболее известными и типичными антиутопиями являются романы «Мы» Е. Замятина, «Котлован» А. Платонова, «Бравый новый мир» О. Хаксли, «Ферма животных» и «1984» Дж. Оруэлла, «Механический апельсин» и «1985» Э. Бердже- са, «Возвышенные меритократии» М. Янга, «Повелитель мух» У. Голдинга, сочинения Р. Бредбери, С. Лема, И. Ефремова и др. писателей и многие другие сочинения в жанре социальной и политической фантастики. С ними также созвучны некоторые публицистические произведения, напр. «Мрак в полдень» А. Кёстлера, «Последняя ночь мира» Ч. Льюиса, «Миф о машине» Л. Мэмфорда, «Исследование видов человечества на будущее» Р. Хейлбронера и т. п. Исторически антиутопия ведет свое происхождение от сатирической традиции Дж. Свифта, Вольтера, У. Ирвинга, С. Батлера, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Г. К. Честертона и др. Однако в отличие от острой критики социальной действительности антиутопия, напротив, является сатирой на демократические и гуманистические идеалы и апологию существующего порядка вещей. В этом же состоит и принципиальное различие между антиутопией и романом-предупреждением, к которому обращались в своем творчестве А. Франс, Дж. Лондон, Г. Уэллс, К. Чапек, С. Льюис, Р. Бредбери, Р. Мерль, П. Буль и многие другие прогрессивные писатели, чтобы предостеречь от подлинных, а не мнимых опасностей развития цивилизации. Лит.: Кирхенгейм А. Вечная утопия. СПб., 1902; Свентоховский А. История утопии. М., 1910; Бердяев Н. Смысл истории. Берлин, 1923; Он оке. Новое средневековье. М., 1991; Араб-Оглы Э. А. В лабиринте пророчества. М, 1973; Он же. В утопическом антимире.— В сб.: О современной буржуазной эстетике, вып. 4. М., 1976; Баталов Э. Я. Социальная утопия и утопическое сознание в США М., 1982; Он же. В мире утопии. М., 1989; Он же. Политическая утопия в XX веке: вопросы теории и истории. М., 1996; КлибановА. И. Народная социальная утопия в России. М., 1997; Ушков А. М. Утопическая мысль в странах Востока. М., 1982; Туторов В. А. Античная социальная утопия. Л., 1989; Шахназаров Г. Этот прекрасный новый мир в пресловутом 1984 г.— «Иностранная литература», 1979, № 7; Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994; Чаликова В. Утопия и свобода. М., 1994; Duon V. L'Utopie et le roman utopique dans la literature anglaise. Toulouse—P., 1941; Partington V. L. American Dreams: a Study of American Utopias. Providence, 1947; RuyerR. L'Utopie et les utopies. P., 1950; DuveauG. Sociologie de l'Utopie et autres essais. P., 1961; Po- lakF. L. The Image of the Future, v. 1—2. Leyden—N. Y, 1961; Mum- fordL. Story of Utopias. N. Y, 1962; Utopias and Utopian Thought, ed. by F. E. Manuel. Boston, 1966; Utopia, comp, by G. Kateb. N. Y, 1971; Nozick R. Anarchy, State and Utopia. N. Y, 1974; Horowitz I. L. Ideology and Utopia in the United States: 1956—76. N. Y, 1977; Erasmus Ch. J. In Search of the Common Good. Utopia Experiments Past and Future. N. Y, 1977; Manuel F. E.y Manuel F. P. Utopian Thought in the astern W)rid. Cambr. (Mass.), 1979; Huxley A. L. Brave New World Revisited. L., 1958; Ciaran E. M. Histoire et utopie. P., 1960; Walsh Ch. From Utopia to Nightmare. N. Y, 1962; HillegasM. R. The Future as Nightmare. N. Y, 1967; KoestlerA. The Ghost in the Machine. L., 1975. Э. А. Араб-Оглы УТТАРА-МИМАНСА - см. Веданта. УХТОМСКИЙ Алексей Алексеевич [13 (25) июня 1875, с. Вослома, Ярославской губ. — 31 августа 1942, Ленинград] — русский физиолог-экспериментатор. В 1888 — слушатель Московской духовной академии, в 1898 получил степень кандидата богословия. В 1899 поступил на восточный факультет Петербургского университета, в 1900 перевелся на естественное отделение. С 1902 занимается научными исследованиями в лаборатории физиолога Н. Е. Введенского. С 1911 — преподаватель, с 1918 — профессор Психоневрологического института. С 1922 заведует кафедрой физиологии и лабораторией университета. С 1932 — директор физиологического НИИ. Премия им. В. И. Ленина. Академик АН СССР (1934).

154

УЭВЕЛЛ Изучая природу и законы жизнедеятельности, поведения организма в целом, открыл основной закон деятельности нервной системы, назвав его доминантой ( лат. dominalis) — очаг возбуждений, временно господствующий и побуждающий организм в конкретной ситуации к определенным действиям («Доминанта как рабочий принцип нервных центров», 1923). Принцип доминанты применялся и при выяснении физиологических основ некоторых психических явлений, абстрактного и конкретного мышления и образования условных рефлексов. Воспринимая мир диалектически, как «текущий процесс» — в живом единстве материального и духовного, считал, что доминанта «гражданского сознания» побуждает «высшие этажи» центральной нервной системы вступать в борьбу с отрицательными тенденциями к покою и омертвлению. Высоко ценил философию — «науку гениев», с их исключительной индивидуальностью как высшей ценностью мыслящего человечества, стремящегося к познанию истины. Но в способности человека к познанию, не умаляя значения разума, отдавал приоритет эмоциям, возникающим в подсознании. По его мнению, рационализм, сделавший из науки «фантом сверхчеловеческого знания», должен уступить место диалектике. Его идея «собеседования с Бытием» пронизана высоким чувством ответственности за существование человечества. Соч.: Собр. соч., т. 1—6. Л., 1945—62; Интуиция совести.— В кн.: Письма. Записные книжки. Заметки на полях. СПб., 1996. Лит.: Учение А. А. Ухтомского о доминанте и биология.— Сб. научных трудов. Л., 1990. Н. М. Северикова «УЧЕНИЕ О ЛОГОСЕ В ЕГО ИСТОРИИ» -докторская диссертация С. Н. Трубецкого, защищенная в Московском университете в 1900 и опубликованная в составе Собр. соч. (т. 4. М., 1906). Работа включает в себя, помимо введения и экскурсов, две части: ч. 1 — «История идеи Логоса в древней философии», где рассматривается динамика раскрытия понятия «логос» в древнегреческой философии от досок- ратиков до неоплатонизма; и ч. 2 — «Исторические основы христианского Богосознания», посвященная идее логоса в иудео-христианской традиции (главы: «Религиозный идеал евреев», «Идея Бога», «Еврейская апокалиптика», «Начатки гностицизма», «Христос»). Главная идея заключается в выяснении оснований миросозерцания, основанного на признании разума как объективного трансцендентального начала, заключающего в себе смысл жизни и истории. Поиск такого начала приводит Трубецкого к построению собственной метафизики, чрезвычайно близкой метафизике Вл. Соловьева: «Если разум господствует в мире, то он есть начало и конец мира, и он должен осуществить, воплотить себя в мире, созидая самый хаос в светлое и разумное тело, в образ разумного существа. Оно есть то Слово, которое было от начала...» (с. 8). Результатом такого осуществления становится, по мысли философа, боговошющение Христа, которое есть, во-первых, залог Царства Божия — высшей цели мирового исторического процесса и, во-вторых, метаоснова и смысл жизни. Поскольку во Христе «осуществилась «истина и благодать», предвечная благая мысль Божия о мире и человеке, Он определяется как самая эта Мысль, истинный разум или божественный Логос» (там же, с. 453). Отсюда, по мысли Трубецкого, очевидна разница между Логосом греческой философии и Логосом философии христианской: если первый служит лишь умозрительной гипотезой, «предметом умозрения», то Логос Евангелия «определяется как начало действительной жизни, осязаемое в действительности» (там же). «Учение о Логосе» представляет большой интерес как опыт постановки значимой для русской философии 20 в. проблемы философского обоснования православной догматики, синтеза философии и богословия как новой метафизики. А. И. Резниченко УЧЕНЫЙ — человек, получивший специальное образование и профессионально занимающийся научной или научно-педагогической деятельностью. Профессия ученого возникает в Европе вместе с университетами в Средние века и относится прежде всего к университетским профессорам, обучающим студентов гуманитарным наукам и математике. Становление эмпирического естествознания в Великобритании и Франции 17—18 вв. приводит к различию в обозначении различных типов наук (Science — эмпирическое естествознание и Humanities — гуманитарные науки). Соответственно в английском и французском языках меняется и название специалистов: Scientist — естествоиспытатель и Scholar — гуманитарий. В дальнейшем словом «Scientist» обозначаются и специалисты ряда социальных дисциплин, эмпирически исследующие свои объекты, а не описывающие их тексты, как это свойственно гуманитарным наукам. В ряде других европейских языков, в т. ч. и русском, подобного разделения не произошло. К эпохе Просвещения относится и корпоративное оформление научной профессии, создание сначала национальных, а затем и международных научных сообществ с характерной для них системой социального управления и статусной иерархией. Общественный интерес к науке и ученым возрастает в кон. 19 в. в связи с общей верой в научно-технический прогресс как путь к всеобщему благоденствию. И хотя эта вера впоследствии была существенно поколеблена, научная профессия сохраняет высокий престиж на протяжении всего 20 в. Однако если 1-я пол. века прошла под знаком восторженного преклонения общественного мнения перед всесилием мудрых ученых, то во 2-й пол. столетия в центр внимания стали попадать многочисленные угрозы, непосредственно связанные с бесконтрольным поведением ученых. Первым эту тревогу высказало само научное сообщество. Были созданы десятки общественных организаций ученых, проведены открытые обсуждения проблем ответственности ученых за ядерную, генетическую, экологическую безопасность человечества. В уставы профессиональных научных обществ вводятся положения об ответственности ученых за нарушение профессиональных этических норм, объявляются моратории на ряд опасных по своим последствиям исследований. Появляются специальные отрасли науки (напр., биоэтика, и др.), изучающие эту проблематику. См. также статью Наука. Э. М. Мирский УЧЧХЕДА-ВАДА — см. Пуббантакаппики УЭВЕЛЛ (Whewell) Уильям (24 мая 1794, Ланкастер- 6 марта 1866, Кембридж) — английский философ и логик. Учился в Кембридже, профессор минералогии (1828—32), профессор моральной философии (1838—55) в Кембридже сначала в Тринити-колледже, затем в университете (с 1855). Разрабатывал проблемы индукции и развил индуктивистскую концепцию науки в работах «История индуктивных наук» (1837) и «Философия индуктивных наук» (1840—41). В противовес Д. Ст. Миллю подчеркивал, что индукция основывается на идеях как источнике всеобщего и необходимого зна-

155

УЭВЕЛЛ ния и как принципах знания. Знание включает в себя помимо фактов понятия и идеи. Идеи позволяют обнаружить законы, которыми управляются явления, и обладают внеопыт- ным происхождением. Процесс познания осуществляется в трех актах: 1) наблюдении сложных фактов и разложении их на простые и поддающиеся измерению, 2) объяснении идеальных понятий, 3) обобщении элементарных фактов с помощью этих понятий. Индуктивистская концепция науки связана с кумулятивизмом. В этике Уэвелл стремился выявить общепризнанные, самоочевидные аксиомы, регулирующие практическое поведение человека. Соч.: History of the inductive sciences, 3 v. L., 1837; Philosophy of the inductive sciences, 2 v. L., 1840; Elements of morality, including polity, 2v. L., 1845; Lectures on systematic morality. L., 1846; Lectures on the history of moral philosophy in England. L., 1852; On a liberal education in general. Cambr.,1850; Novum oiganon renovatum. L., 1858; On the philosophy of discovery. L., 1860, в рус. пер.: История индуктивных наук, т. 1-2. СПб., 1867. Лет.: TodhunterJ. W. Whewell, an Account of His Writings, 2 v. L., 1876; Маркова Л. А. Концепция развития науки В. Уэвелла.— В кн.: Ученые о науке и ее развитии. М., 1971, с. 194—232; Огурцов А. П. От натурфилософии к теории науки. М., 1995. А. П. Огурцов

Ф

ФА (кит. закон, а также образец, правило, метод) — понятие китайской философии и культуры. В учении мо u?H фа тянь — «подражание Небу», «небесный образец» — общее правило, предписанное Небом как высшей безличной силой и заключенное во «всеобщей любви и взаимной выгоде», а собственно фа — «метод» («то, следуя чему, можно получить результат») и критерий оценки результатов, а также правило получения истинного знания и способ его применения. Для мыслителей школы бин цзя фа — универсальное упорядочивающее начало, строй жизни общества. Категория «фа» стала главной в учении легизма, обозначив юридические законы, сообразные конкретной ситуации и противопоставленные неизменным конфуцианским нормам ли-благопристойности. В конфуцианском по преимуществу трактате «Сюнь-цзы» проявилась тенденция к сближению закона с «благопристойностью»: нарушение правил «благопристойности» означает нарушение закона. С эпохи Хань (206 до н. э. — 220 н. э.) эта тенденция стала характерной для имперской конфуцианской доктрины. А. Г. Юркевич ФАВОРИН (Oafkupivoc) из Арелаты (нач. 2 в. н. э.) — греческий ритор и философ, близкий традиции академического скепсиса; ученик Диона Хрисостома. По замечанию Филост- рата, очаровывал римлян, не знавших греческого, одним благозвучием своих периодов (Vit. Soph. I, 8). Автор сочинений (все утрачены): «Пирроновы тропы» в 10 кн., в котором, по сообщению Диогена Лаэртия, располагает три последних тропа иначе, чем Энесидем и Секст Эмпирик, также составлявшие школьные руководства по этому вопросу (Diog. L. ГХ 87); «Об академическом учении» (Перг rfjc 'Акаотщсакпс Oiaoe??c), «О каталептическом восприятии», в котором критикует стоиков. Сочинение «Пирроновы тропы» цитирует Авл Геллий (Noct. Att. XI, 5, 5), знавший Фаворина лично; он же упоминает о его сочинениях «Воспоминания» и «Различные истории» (Паутоошсп ioTopta). Сочинение «О гомеровской философии» было посвящено аллегорическому толкованию Гомера. Считается, что две из многочисленных речей Диона Хрисостома на самом деле принадлежат Фаворину: «Коринфская речь» и «Об удаче». На сочинения Фаворина имеются отклики у Галена: на диалог-памфлет, персонажами которого были выведены раб Плутарха Онесим и Эпиктет (бывший раб), Га- лен ответил сочинением «В защиту Эпиктета против Фаворина» (De lions propriis, p. 44.10 Kuhn); Фаворин был адресатом еще двух сочинений Галена: «О наилучшем учении: против Фаворина», в котором Фаворин критикуется за скептицизм (De optima doctrina, vol. I, p. 40—52 Kuhn) и «Против Фаворина в защиту Сократа» (утрачено). У Лукиана в «Де- монакте» (Demonax 12—13) описано столкновение киника Демонакта с Фаворином — показательный пример враждебности, существовавшей между стоико-киническим миром и интеллектуалами-софистами. Лlгг.:Aiпgoгг/AFavoгinodiAгelate,ANRWII34, 1, 1993, р. 556-581. M. A. Солопова ФАЙХИНГЕР (Vaihinger) Ганс (25 сентября 1852, Нерен, близ г. Тюбинген — 18 декабря 1933, Галле) — немецкий философ-неокантианец, автор «Комментария к «Критике чистого разума»» Канта (Kommentar zu Kants Kritik der reinen \fer- nunft, Bd. 1—2, 1881—82); основатель журнала «Kant-Studien» (1897) и Кантовского общества (1904). В сочинении «Философия как если бы» (Philosophie des Als Ob, 1877, изд. в 1911) под влиянием Канта, предлагавшего пользоваться мировоззренческими идеями (душа, мир, бог) «как если бы» (als ob) их объекты были реальны (см. Кант И. Соч., т. 3. М., 1964, с. 571—572), развил концепцию фикционализма, или «критического позитивизма». Считая научные и философские понятия («атом», «бесконечно-малое», «абсолют», «бог» и др.) фикциями, которые не имеют теоретической ценности, но практически важны, он пришел к выводам о невозможности познания действительности как она есть «на самом деле» и к признанию ощущений конечной, доступной познанию данностью. Соч.: Hartmann, Duhring und Lange, Iserlohn, 1876; Pessimismus und Optimismus. В., 1924; в рус. пер.: Ницше как философ. СПб., 1913. Лит.: Бакрадзе К. С. Очерки по истории новейшей и современной буржуазной философии. Тбилиси, 1960. Ал. В. Михайлов ФАКТ (от лат. factum — сделанное, совершившееся) — 1) синоним понятий истина, событие, результат; нечто реальное в противоположность вымышленному; конкретное, единичное в отличие от абстрактного и общего; 2) в философии науки — особого рода предложения, фиксирующие эмпирическое знание. Как форма эмпирического знания факт противопоставляется теории или гипотезе. В научном познании совокупность фактов образует эмпирическую основу для выдвижения гипотез и создания теорий. Задачей научной теории является описание фактов, их объяснение, а также предсказание ранее неизвестных фактов. Факты играют большую роль в проверке, подтверждении и опровержении теорий: соответствие фактам — одно из существенных требований, предъявляемых к научной теории. Расхождение теории с фактами рассматривается как важнейший недостаток теоретической системы знания. Вместе с тем, если теория противоречит одному или нескольким отдельным фактам, нет оснований считать ее опровергнутой, т. к. подобное противоречие может быть устранено в процессе развития теории или усовершенствования экспериментальной техники. Только в том случае, когда все попытки устранить противоречие между теорией и фактами оказываются безуспешными, приходят к выводу о ложности теории и отказываются от нее. В понимании природы факта в современной философии науки выделяются две основные тенденции: фактуализм и теоретизм (являющиеся одной из форм проявления старой ди-

157

ФАКТИЧНОСТЬ леммы эмпиризм — рационализм). Если первая подчеркивает независимость и автономность фактов по отношению к различным теориям, то вторая, напротив, утверждает, что факты полностью зависят от теории и при смене теорий происходит изменение всего фактуального базиса науки. В настоящее время все шире распространяется убеждение в том, что неверно как абсолютное противопоставление фактов теории, так и полное их растворение в теории. Факт является результатом активного взаимодействия субъекта познания с объектом и обладает сложной структурой, одни элементы которой детерминируются теорией и, следовательно, зависят от нее, а другие — особенностями познаваемого объекта. Зависимость фактов от теории выражается в том, что теория формирует концептуальную основу фактов: выделяет изучаемый аспект реальности, задает язык, на котором описываются факты, детерминирует средства и методы экспериментального исследования. В то же время полученные в результате эксперимента или наблюдения данные определяются свойствами изучаемых объектов. Они наполняют содержанием задаваемую теорией концептуальную схему. Т. о., научный факт, обладая теоретической нагруженностью, в то же время сохраняет автономность по отношению к теории, ибо его содержание не зависит от теории. Именно благодаря этой относительной независимости факты способны противоречить теории и стимулировать развитие научного познания. См. также ст. Эмпирическое и теоретическое. Лит.: МерзонЛ. С. Проблемы научного факта. Л., 1972; Зотов А. Ф. Структура научного мышления. М, 1973; ШтоффВ.А. Проблемы методологии научного познания. М., 1978; Вайнштейн О. Л. Очерки развития буржуазной философии и методологии истории в 19—20 вв. Л., 1979; Никифоров А. Л. Философия науки: история и методология. М., 1998. А. Л. Никифоров ФАКТИЧНОСТЬ (Faktizitat) — термин, ставший известным благодаря ранним фрайбургским лекциям Хайдеггера (1919— 22), а также лекции «Онтология. Герменевтика фактичности» (1923) и «Бытию и времени». В 19 в. в немецкой философии использовались два синонимичных термина — «Tatsachlichkeit» и «Faktizitat», являвшихся новообразованиями философского языка, причем «Tatsachlichkeit» (от нем «Tatsache», букв, «дело действия») был более близок немецкой филос. традиции. Во 2-й пол. 19 в. «Faktizitat» встречается редко. У В. Дильтея — впервые в книге «Переживание и поэзия» (написана в 1867, опубликована в 1905), а затем во «Введении в науки о духе» (1881), где Дильтей говорит о «фактичности (Faktizitat), истории, т. е. живой изначальной реальности», которая никогда не дается в представлении в адекватном выражении. У Дильтея значительно чаще используется термин «Tatsachlichkeit», который в нач. 20 в. часто встречается также у П. Наторпа, Э. Гуссерля и М. Хайдеггера (диссертация «О суждении в психологизме»), где «Tatsachlichkeit» означает всего лишь «факт как факт». Одновременно растет популярность термина «Faktizitat», который в неокантианстве (Э. Ласк) обозначает противоположность надвременной логичности (Lo- gizitat). Фактичность имеет временной характер, а значит, случайна, индивидуальна, конкретна и неповторима. Именно в этом значении начинает использовать термин «фактический» Хайдегтер (лекции «Основные проблемы феноменологии», 1919—20), говоря о «фактической жизни» как об универсальной и всеохватывающей реальности, должной стать исходной основой феноменологического анализа. Введению термина в оборот способствовала также работа К. Ясперса «Психология мировоззрений» (1919), «фактическое» и «фактичный» используются для обозначения конкретности человеческой экзистенции, единства и неразрывности существования, противопоставляемого метафизическим схемам и конструкциям. «Фактическое» выступает также в качестве синонима подвижности, течения жизни. «Фактичность» как философская категория появляется в лекциях по «Феноменологии созерцания и выражения» (1920), Хайдегтер предпочитает «Faktizitat» синонимичному понятию «Tatsachlichkeit», ибо последнее теснее связано с проблематикой «фактов сознания» (И. Фихте, В. Дильтей), а также с пониманием философии как теоретической по преимуществу деятельности, имеющей объективный характер. Потому термин «фактичное» («Tatsachliche») используется, когда Хайдегтер говорит об опыте, не имеющем необходимого отношения к миру Я, или о предметном содержании, не соотнесенном со способом его воспроизведения» (теоретическая установка). Однако, по Хайдеггеру, для некоторых областей (истории, философии) необходим определенный способ осуществления отнесенности (Vfollzug des Bezugs), для чего Хайдегтер резервирует термин «faktisch»: так, напр., «фактически жить» в прошедшем (т. е. обладать историей) означает, что прошедшее каким-то образом пронизывает содержание жизненного опыта. Центральной категорией «фактичность» становится в «Герменевтике фактичности». В отличие от Ясперса, в трудах которого «фактичность» и «экзистенция» практически не разводятся, в «Бытии и времени» эти термины сущностно различны. «Фактичность» как понятие играет также важную роль в философии Сартра. И. А. Михайлов ФАЛ ЕС (OaXfic) из Милета (Иония, Малая Азия) — древнегреческий философ и ученый, основатель Милетской школы, один из «семи мудрецов». Согласно «Хронике» Аполло- дора, род. в 640 до н. э. (распространенная в литературе дата 625 основана на неприемлемой конъектуре Г. Дильса) и прожил 78 лет (90, по Сосикрату); по современным вычислениям, дата «предсказанного» Фалесом затмения — 28 мая 585 до н. э. Происходил из аристократического рода, был близок к милетскому тирану Фрасибулу и связан с храмом Аполлона Дидимского, патрона морской колонизации. Достоверна традиция о путешествии Фалеса в Египет и знакомстве с древнеегипетской геометрией и космологией. Имя его уже в 5 в. стало нарицательным для «мудреца» (Аристофан. Облака 177): мудрость Фалеса истолковывается то как практическая смекалка и изобретательность, то (особенно в 4 в.) как созерцательная отрешенность (Платон, Гераклид Понтийский). Предание рисует его купцом и предпринимателем, гидроинженером, тонким дипломатом и мудрым политиком, «первым» из 7 мудрецов, провидцем, предсказывающим погоду и затмения, наконец, своего рода культурным героем греческой науки и философии. Аристотель начинает с Фалеса историю метафизики, Теофраст — «естественную историю», Евдем — историю астрономии и геометрии. Отделить историю от легенды, аутентичную традицию от позднейшей «реконструкции» не всегда возможно; письменных сочинений Фалес не оставил. Аристотель (предположительные источники которого — Гип- пий и Ксенофан) приводит 4 тезиса, которые могут восходить к устному учению Фалеса: 1) все произошло из воды (в перипатетической формулировке, вода — архе, или материальная причина сущего); 2) земля плавает по воде подобно дереву; 3) «все полно богов» (множественное число имеет собирательно-родовое значение, эквивалентное «божеству» вообще), или

158

ФАН ИЧЖИ «душа-псюхе размешана во Вселенной»; 4) магнит (по Гиппию, также янтарь) «имеет душу», так как «движет железо» (пример одушевленности неодушевленного). Отношение гидрокосмогонии (тезисы 1—2) к комплексу панпсихизма (тезисы 3—4) проясняется стоической доксографией (11 А 23 DK), истолковывающей панпсихическое божество как демиургичес- кий принцип (яре), оформивший первоначальный водный хаос в упорядоченный мир и «пронизывающий» его в виде дыха- ния-пневмы. Реконструируемая т. о. система находит близкие параллели в других ближневосточных космогониях и, вероятно, генетически связана с древнеегипетской фиванской теологией Амуна (творящего земной диск из первобытного океана Нун и пронизывающего весь мир как «жизненное дыхание»), переосмысленной в духе милетского натурализма и рационализма. В основе архаической биоморфной онтологии Фалеса лежит отождествление понятий «бытие» и «жизнь»: все, что есть, живет; жизнь необходимо предполагает дыхание и питание; первую функцию выполняет псюхе (божество), вторую (трофическую) — вода. Т. о., «материя», в духе ранних врачей-натурфилософов, понимается как «пища» или «семя» космического

организма (ср. Аристотель, «Метафизика» 983Ь22 слл). Эта традиция биоморфного космотеизма идет от Фалеса через Анаксимена, Гераклида, Диогена Апол- лонийского к стоикам. Свидетельства: DKI, 67—81; MaddalenaA. ionici, testimonianze e frammenti, Firenze. 1963, 1—75; Colli G. La sapienza greca, v. 1. Mil., 1977; Лебедев. Фрагменты, с. 100—115. Лит.: Лебедев А. В. Демиург у Фалеса? (К реконструкции космогонии Фалеса Милетского).— В кн.: Текст: семантика и структура. М., 1983, с. 51-66; Classen С J. Thaies, RE, Suppl. 10. Stuttg., 1965, col. 930—947; MansfeldJ. Aristotle and others on Thaies, or the beginnings of Natural-Philosophy.— «Mnemosyne», ser. IV, 1985, v. 38, fasc. 1—2, p. 109-129. А. В. Лебедев ФАЛЬСАФА — см. Перипатетизм арабоязычный. ФАЛЬСИФИКАЦИЯ (от лат. falsus — ложный и facio — делаю) — способ опровержения (установления ложности) научного утверждения посредством его эмпирической проверки. В методологии науки процедура фальсификации рассматривается в рамках гипотетико-дедуктивпого метода, когда логический вывод непосредственно эмпирически проверяемых следствий из предлагаемой гипотезы, всегда выходящей за пределы эмпирически данного, служит основанием для оправдания или опровержения этой гипотезы. Условием фальсификации выступает тогда известное умозаключение от ложности следствия к ложности основания. Выводимые из гипотезы эмпирически проверяемые следствия сопоставляются при этом с утверждениями, фиксирующими эмпирическую данность. В случае возникновения между ними противоречия следует говорить о наличии т. н. контрпримеров по отношению к проверяемой гипотезе. С позиций т. н. примитивного, или догматического, фальсификационизма существование контрпримеров однозначно свидетельствует о ложности гипотезы. Однако такая однозначная фальсификация правомерна только в очень простых ситуациях, когда эмпирически фиксируемый контрпример непосредственно входит в условия истинности проверяемого утверждения, т. е. по существу по отношению к обобщениям чисто регистрирующего типа. Уже в случае эмпирических обобщений, предполагающих некую концептуализирующую типологизацию, альтернативой фальсификации на основе контрпримера может выступать известная модификация подобной типологизации. Напр., альтернативой широко известному из учебников логики примеру фальсификации эмпирического обобщения «все лебеди — белые» после открытия черных лебедей могло бы быть концептуально-терминологическое решение об ограничении биологического таксона «лебеди» только белыми лебедями, тогда как для обозначения птиц черного цвета был бы введен новый таксон. Примитивный фальсификационизм, так же как и конкурирующий с ним в философии науки неопозитивизма вери- фикационизм, является проявлением эмпиризма, сводящего научное познание к фиксации эмпирически данного и игнорирующего своеобразие концептуально-теоретического мышления, которое способно снимать противоречия между эмпирическими контрпримерами и своими конструкциями не путем фальсификации последних, а в процессе сложного и многоступенчатого процесса совершенствования и развития гипотез и теорий. При этом с опытом сопоставляется не отдельное научное утверждение или их совокупность, а теоретическая система в целом (см. Интерпретация, Оправдание теории, Теория), каждое из звеньев которой может подвергнуться совершенствованию с целью устранения несоответствия теории и опыта (т. н. принцип Дюгема—Куайна). Негативный вердикт в отношении теории, исследовательской программы, «парадигмы» и т. д. может выноситься только на основе их системной многофакторной оценки, включающей сопоставление их творческого потенциала с другими возможными способами научного моделирования реальности (см. также ст. Гипотетико-дедуктивная модель, Фальсифицируе- мость). В. С. Швырев ФАЛ ЬСИФИЦИРУЕМОСТЬ — возможность выявления условий осуществления фальсификации как нормативной методологической процедуры. Понятие фалъсифицируемости в этом смысле было введено в философию науки К. Поппером в связи с формулировкой им т. н. принципа фальсифицируе- мости. Противопоставляя свой принцип фалъсифицируемости принципу верифицируемости логических позитивистов, Поп- пер исходил из того, что установка на решительное критическое испытание своих утверждений является действительным признаком подлинной науки, а не стремлением к поиску подтверждающих примеров (это как раз свойственно псевдонауке). В процессе сопоставления с результатами опыта научное утверждение либо должно быть бескомпромиссно отвергнуто, либо, если оно выдерживает это испытание, можно говорить о «рискованном» ее подтверждении. Т. о., фальсифицируе- мость, по Попперу, вовсе не совпадает с актуальной фальсификацией и не исключает возможности подтверждения. В ранних вариантах своего принципа фалъсифицируемости Поп- пер отвергал правомерность спасения от фальсификации путем концептуально-терминологических модификаций (т. н. конвенционалистских уловок, по терминологии Поппера). В дальнейшем развитии идей Поппера и его сторонников ригоризм этой позиции был значительно смягчен за счет выработки критериев конструктивности или деструктивности для науки таких модификаций. В. С. Швырев ФАН ИЧЖИ (Фан Мичжи, прозвище Манъгун) [1611, Гун- чэн (современная провинция Аньхой) — 1671] — китайский философ, ученый-энциклопедист. В молодости вместе с Хуан

159

ФАНИЙ Цзунси участвовал в реформаторской группировке «Общество возрождения» (Фу шэ), выступавшей против коррупции и протекционизма, непоследовательной внешней и внутренней политики. Имел высшую ученую степень цзиньши, был инспектором академии Ханьлинь — высшего научного и идеологического учреждения. После падения династии Мин в 1644 и воцарения маньчжурской династии Цин бежал на юг, в 1650 принял буддийский монашеский постриг и имя Дажи. В уединении занимался научными изысканиями, затрагивающими области астрономии, ритуалов и музыки, нумерологии, фонологии, филологии, медицины. Через католических миссионеров был знаком с западной естественно-научной мыслью. Основные сочинения — «У ли сяо ши» («Малое знание о принципах вещей»), «Тун я» («Проникновение в классику»), «Фушань вэнь цзи» («Собр. соч. [встречного] с гор Фушань»), «Дун си цзюнь» («Уравнение сторон»), «Яо-ди пао чжуан» («Кухня Яо-ди»), «И юй» («Следствия перемен»), «Син гу» («Причинность [индивидуальной] природы»). Фан Ичжи впервые в истории китайской мысли предложил термины (не прижившиеся в китайском языке) для различения науки и философии. За основу он взял категории «Си цы чжуани» («Комментарий привязанных слов», 4 в. до н. э.) — философичного приложения к основному корпусу « Чжоу и»: соответственно чжи цэ («измерение вещества», «природомет- рия») и тун цзи («проникновение в [исходные] импульсы»). «Природометрия», нацеленная на «соизмерение вещественного», представляет собой «учение об образах/символах и числах, календаре, звуках и медицине», т. е. о «принципах вещей». Западная наука, по мнению Фан Ичжи, «скрупулезно занимается природометрией», игнорируя «проникновение в импульсы», тогда как неоконфуцианское «учение о принципе» (ли сюэ) грешит противоположной крайностью. Материалообразующую ifir-пневму Фан Ичжи отождествлял с огнем — источником всякого движения («У ли сяо ши», цзюань 1). Утверждал, что «принципы реальности подтверждаются реальным [ходом] дел; принципы, [уясненные] прежде, подтверждаются принципами, [уясненными] впоследствии». Поэтому лишь «постольку, поскольку исследовано прошлое, [могут] решаться современные [проблемы]». Был убежден в устойчивости «нумерологических» закономерностей, определяющих строгие числовые соотношения между «образами/символами» (сян) мироздания, без чего мир был бы обречен на состояние хаоса. В поздних сочинениях пытался отыскать в конфуцианстве, даосизме и буддизме некую общую непротиворечивую суть — «Великое одно» (да и), или «Истинное одно» (чжэнъ и). Идеи Фан Ичжи были мало популярны до нач. 20 в., пока Лян Цинао не увидел в нем одного из предшественников китайского реформаторства кон. 19 в. Соч.: Дун си цзюнь (Уравнение сторон). Пекин, 1962; Чжунго чжэ- сюэ ши цзыляо сюаньцзи. Цин дай чжи бу (Избр. материалы по истории китайской философии. Эпоха Цин). Пекин, 1962. Лит.: КобзевА. И. Актуальные проблемы истории и теории традиционной китайской науки.— В кн.: Современные историко-научные исследования: наука в традиционном Китае. М., 1987. А. Г. Юркевич ФАНИЙ (Фауюс, также Oaivioc) из Эреса (2-я пол. 4 — нач. 3 в. до н. э.) — греческий философ-перипатетик, соотечественник и друг Теофраста. Был известен трудами по логике, ботанике и истории («Пританы Эреса» и «Тираны Сицилии»); его сочинение «О сократиках» стало первым специальным изложением разнородных доктрин учеников Сократа. Фрагм.: WehrliF. (hrsg.). Die Schule des Aristoteles: Texte und Kommentar, Heft ГХ. Phainias von Eresos; Chamaileon; Praxiphanes. Basel, 1969. Лит. см. к ст. Перипатетическая школа. M. А. Солопова ФАРАБИ Абу Наср Мухаммад Ибн Тархан, ал- (870, Фараб на Сырдарье — 950, Дамаск) (в средневековой Европе известен как Alfarabius или Avennasar) — арабский философ, ученый-энциклопедист, один из основоположников арабоязыч- ного перипатетизма. Внес существенный вклад фактически в каждую из областей философии — прежде всего в логику и эпистемологию в ее греческом философском понимании как взаимообусловленном сопряжении логики, метафизики и психологии на основе всеобъемлющего принципа этического рационализма, каковой для ал-Фарабй являлся определяющей ценностью и в трудах по социальной проблематике. Ал-Фарабй был крупнейшим авторитетом в астрономии (ему принадлежит один из первых комментариев к «Альмагесту» Птолемея), физике, математике, медицине, истории и теории музыки («Большая книга музыки»). Философское и естественно-научное образование получил в Багдаде и Харране, где продолжалось преемственное по отношению к предыдущим этапам изучение греческого философского и научного наследия. Его учителями были Абу Мишр Матта и Йуханна бен Хайлан (христиане-несториа- не) — известнейшие в арабском мире знатоки логики Аристотеля, владевшие как греческим, так и арабским языком. Ал-Фарабй был удостоен современниками почетного звания «Второй Учитель», в признание его заслуги как комментатора всего «Органона» (включая отвергаемые несторианами части «Первой» и «Второй» Аналитик) и исследователя «Метафизики» Аристотеля («Книга букв»). Для методологической установки ал-Фарабй характерно стремление к структурированию в максимально полном объеме унаследованного и современного ему знания (ал-Фарабй принадлежат также комментарии к Платону, Александру Афродисийскому и др.), к рациональной систематизации всего и вся, от Вселенной до основ гражданского общежития. Как и Аристотеля в древнегреческом культурном мире, ал-Фарабй отличали особые не только диапазон научных и философских интересов, но и стремление к достижению целостности. Общие оценки философии ал-Фарабй неоднозначны и большей частью колеблются между «эклектикой» и «синкретизмом». Лишь немногие исследователи видят в трудах ал-Фарабй основания для утверждения тезиса о творческом развитии перипатетизма, о новом и первом после аристотелевского истинно философском синтезе (М. Кал стон, А. X. Касымжанов). Утверждаемый ал-Фарабй особого рода синтетизм проявился в стремлении сблизить некоторые позиции аристотелизма и неоплатонизма при осознанном понимании их различий и подчеркивании главенства Стагирита. Тяготение к представлению материала в единстве и взаимной связи его частей имело своим следствием создание одной из первых в средневековье историко-философских концепций «вечной философии». Новой в сравнении с Аристотелем и закономерной в изменившейся культурно-исторической обстановке явилась такая особая грань утверждаемого ал-Фарабй синтетизма, как стремление представить «извечную» философию и позднее появившуюся «истинную религию» не противоположностями, а вариантами одной истины, излагаемой философией аподик-

160

ФАТАЛИЗМ тически и сущностно, религией же — символически и риторически. Ал-Фарабй оказал влияние (особенно в сфере логики) на Ибн Сыну, Ибн Баджжу, Ибн Туфайла, Ибн Рушда, а также на Май- монида. В процессах становления и эволюции средневековой европейской философии значимыми оказались учения ал-Фарабй о классификации наук, разуме и двойственной истине, а также астрономические и физические воззрения (оптика), проникавшие опосредованно через оверроизм и напрямую через немногие переводы на еврейский и латинский языки. Из оригинальных работ ал-Фарабй наиболее известен «Трактат о взглядах жителей добродетельного города». Соч.: Kitab al-Huruf. Alfarabi's Book of Letters. Beirut, 1969; Философские трактаты. Алма-Ата, 1970; Математические трактаты. Алма-Ата, 1973; Логические трактаты. Алма-Ата, 1975; Комментарии к «Альмагесту» Птолемея. Алма-Ата, 1975; Историко-философские трактаты. Алма-Ата, 1985. Лит.: Хайруллаев M. М. Ал-Фараби. Эпоха и учение. Ташкент, 1975; Касымжанов А. X. Абу Наср аль-Фараби. М., 1982; Шаймухамбето- ва Г. Б. К характеристике онтологических и гносеологических оснований восточных перипатетиков (на примере аль-Фараби).— В кн.: Рационалистическая традиция и современность. Ближний и Средний Восток. М., 1990; Hammond R. The Philosophy of al-Farabi and Its Influence on Medieval Thought. N. Y, 1947; Mahdi M. Al-Farabi and the Foundation of Philosophy.— Islamic Philosophy and Mysticism. N. Y, 1981. Г. Б. Шаймухамбетова ФАРБЕР (Farber) Марвин (14 декабря 1901, Буффало — 1980) — американский философ, ученик Гуссерля. Работал и преподавал в Буффало (США). В 1939 стал одним из основателей «Международного феноменологического общества» и журнала «Философия и феноменологическое исследование». Выражал несогласие с феноменологией (см. Феноменология) Э. Гуссерля, в частности с трактовкой проблемы существования мира: существование мира, как полагал Фарбер, не есть реальная проблема, но факт, лежащий в основе философского мышления в целом. Поскольку проблематичным может стать не мир как целое, но та или иная его часть, внимание Фарбера обращается к проблеме методологии, исследуется возможность занятия той или иной конкретной позиции и использования конкретных методов исследования (эмпирического, дескриптивного, феноменологического, материалистического и т. д.). Находился под влиянием марксизма, считал, что философия всегда была чувствительна к социальным проблемам. Философы, как правило, защищали существующий социальный порядок. В социальном контексте рассматривает Фарбер и идею «строгой науки» Гуссерля: попытка разработать строгую дескриптивную философскую науку, укорененную в субъективном опыте, сопровождалась ориентацией на сохранение социального порядка в качестве неизменного; благородно звучащие идеалы не предполагали занятия критической позиции по отношению к эксплуатации большей части человечества. Именно в социальном аспекте и должна быть поставлена проблема мира: значительно проще сомневаться в существовании физического мира, нежели социального. Радикальное сомнение Декарта (и Гуссерля) было, следовательно, недостаточно радикальным, будучи выражением классического рационализма, слепого к любым практическим, конструктивным целям. Фарбер обращает внимание на противоречие между претензией феноменологии Гуссерля на универсальность и тем, что в действительности была разработана дескриптивная программа только для одного типа философского исследования. Это и не позволило Гуссерлю решить проблему жизненного мира. Между тем для философии должен быть характерен «методологический плюрализм». Вывод Фарбера: чистая феноменология не есть «полная» философия, она занимается исследованием искусственно выбранного типа опыта. Необходима более широко понятая — материалистическая — феноменология, обращенная к исследованию социального мира. Соч.: Philosophical Essays in Memory of E. Husserl. Cambr. (Mass.), 1940; The Foundation of Phenomenology. Cambr. (Mass.), 1943; The Aims of Phenomenology. N. Y, 1968; Субъективизм и проблема объективного мира (Памяти Романа Ингардена).— «Философские науки», 1974, № 6. И. А. Михайлов ФАТАЛИЗМ (от лат. fatalis — роковой, предопределенный) — представление о неизбежности всего происходящего в природе и в жизни человека, исключающее случайность и свободу. Фатализм берет начало в мифологическом мировоззрении, интуитивном убеждении людей в собственном бессилии перед лицом сил природы и получает широкое распространение в ранних культурах. В процессе формирования теистических религий, основанных на вере в единое всемогущее божество, идея судьбы уступает место идее промысла, который, хотя и недоступен человеческому разумению, является, однако, не безличной предопределяющей силой, воплощением воли божества. В монотеистических религиях фатализм предстает как провиденциализм, основанный на вере во всемогущество и всезнание Бога, который, создавая мир, заранее предопределил его судьбы, что нашло отражение в исламе (доктрина джабаристов) и христианстве (августинизм, протестантизм). В классических формах фатализм предстает в античной культуре, вырастая из мифологических представлений о роке, господствующем и над простыми смертными, и над героями и богами (ср., напр., Софокл, «Царь Эдип», «Эдип в Колоне»). Судьбу нельзя изменить, можно лишь мужественно принять свою участь. В трагедии Эсхила «Прометей Прикованный» (105) Прометей говорит: ...Ведь я и сам Предвидел все грядущее, и нет Нежданных бедствий для меня. Я должен Свою судьбу переносить легко: Нельзя преодолеть необходимость... В античной философии наиболее последовательно представления о фатализме проявились в стоицизме. Стоики отождествляли необходимое и целесообразное, полагая, что все события в мире предопределены внутренним законом, имманентным миру (Логос). Добровольное следование внешней необходимости, по мнению стоиков, является способом избежания принуждения, а значит, условием человеческой свободы и счастья. По словам Сенеки, «желающего судьба ведет, а нежелающего влачит» (Сенека. Письмо к Луцилию, 107). Стоя считает нравственным долгом человека сопротивление слепым силам рока, человек в силах выбирать свою нравственную позицию, хотя изменить порядок вещей он не сможет. В Средние века христианство враждебно относилось к идеям, отрицавшим положение о свободе человеческой воли, без которой была невозможна нравственная ответственность человека перед Богом. В Новое время с фатализмом смыкаются различные формы философского детерминизма. Так, Спиноза полагал, что в

161

ФАУСТОВСКАЯ КУЛЬТУРА мире господствует необходимость (см. Необходимость и случайность), обусловленная всеобщей причинностью и отсутствием случайности. В то время как единичные модусы подчиняются внешней причинности, в роли всеобщей причины для всей совокупности модусов выступает непосредственно субстанция, являющаяся причиной и самой себя. Вслед за успехами механики в эпоху Просвещения складывается причинно-механическая картина мира, принимающая всеобщую каузальность как неоспоримый закон природы. Изначально определенными всей предшествующей цепью причинно-следственных связей признаются не только все явления природы, но и поступки людей, равно как и результаты этих поступков. Согласно Гольбаху, «во всех своих поступках человек подчиняется необходимости... его свобода есть химера» (Здравый смысл. М., 1941, с. 60). Фатализм нашел своеобразное проявление в теории «вечного возвращения» Ф. Ницше, восходящей корнями к античной мифологии. Для философии и этики 20 в. характерно, скорее, обоснование человеческой свободы и ответственности (Н. А. Бердяев, Ж. П. Сартр). Поппер видел в историциз- ме, обосновывающем закономерную неизбежность тех или иных исторических процессов, разновидность фатализма. Т. н. бытовой фатализм представляет собой реакцию человека на свое бессилие перед лицом противостоящего ему мира. Лит.: Карпенко А. С. Фатализм и случайность будущего: логический анализ. М., 1990; Дпугач Т. Б. Подвиг здравого смысла, или Рождение суверенной личности. М., 1995; Огурцов А. П. Философия науки эпохи Просвещения. М., 1995; Столяров А. А. Стоя и стоицизм. М., 1995; Березовский Г. В. От Монтеня к Гольбаху. М., 1996; Cioffaan V. Fortune and Fate from Democritus to St. Aquinas. N. Y, 1935. К. Е. Новиков ФАУСТОВСКАЯ КУЛЬТУРА - введенный О. Шпенглером в «Закате Европы» (1920—22) термин для обозначения западноевропейской культуры — одной из тысячелетних «мировых культур». Рассматривая европейскую культуру в ее противоположности античной — «аполлоновской», статичной, пластичной, символизируемой скульптурностью, телесностью (в этом Шпенглер следует классицистской эстетике Винкель- мана), он видит в ней выражение иной, северной, менталь- ности, представленной в кельтском и германском эпосе. Символ Западной Европы — беспредельное субъективно переживаемое пространство; основная линия развития западной культуры — борьба пространства против материи, не пластическое, а музыкальное (динамическое, беспокойное, «имматериали- зующее») начало. Фаустовской душе свойственны обостренное переживание времени, «историческая забота». Высшие достижения западноевропейского духа: камерная музыка, контрапункт, пейзажная, пространственная живопись, беспредельный фон портретов Рембрандта. Специфика европейской науки — достижение небывалой степени абстракции, логической стройности, «высочайшей трансцендентности форм», чрезмерно развитая символика (свойство скептического мышления позднего периода): европейская наука идет навстречу самоуничтожению через утончение интеллекта. Современная техника — наследница фаустовского духа, в ней — изобретательский гений, хватка «человека-хищника», жажда господства («Человек и техника», 1932), но вместе с тем трансцен- дирование человеком себя, условий своего бытия, подвижничество; техника для европейца — символическая, душевно-духовная необходимость. Все большая эзотеричность западной техники, бунт «машины» против ее создателя приближают гибель фаустовской культуры; конец ей будет положен экологической либо военной катастрофой, с исчезновением фаустовской культуры эта техника будет предана забвению. Г. М. Тавризян ФАЦЗАН (643, Чанъань (современный Сиань провинции Шэньси) — 712) — ученый монах эпохи Тан, фактический основатель Хуаянь школы, почитавшийся как «третий патриарх» этого течения буддийской мысли. Происходил из рода Кан. В 17 лет изучил и начал проповедовать «Аватамсака-сутру» (Хуа янь цзин), затем одно время состоял при Сюаньцзане (602—664) в его переводческой школе, но ушел из-за разногласий по вопросам вероучения. В 696 Фацзан был приглашен в столичный монастырь Тайюаньсы для преподавания «Хуа янь цзина». По приказу императрицы У Цзэтянь (правившей с 690) десять наиболее почитаемых столичных монахов провели испытание знаний Фацзан, после чего ему было присвоено официальное звание «первенствующего среди добродетельных мудрого учителя», так что последующей традиции Фацзан известен также как Сяньшоу-даши, или просто Сяньшоу — «первый из мудрецов». Фацзан много занимался переводами буддийских сутр, но главным его трудом было комментирование «Хуа янь цзина». По преданию, объясняя при дворе У Цзэтянь смысл этой сутры, он часто пользовался аналогиями, привлекая в качестве примера стоявшее перед дворцом золотое изображение льва, и записи его разъяснений были позднее собраны в т. н. «Главах о золотом льве к «Аватамсака-сутре»». Ход его рассуждений таков. Изображение льва возникает в результате усилий искусного мастера, что целиком определяется причиной, потому и говорится: «возникновение по причине». А это означает, что «вид льва» — иллюзия, единственная же реальность — золото (из которого он сделан); лев тут не наличествует, золото — не отсутствует, поэтому их называют по отдельности: «материал» (сэ) и «пустая (форма)» (кун). Привлекая ту же аналогию, Фацзан строит оригинальную классификацию основных течений буддизма, которых он насчитывает пять. К первому разряду он относит хинаянские школы, где признается, что лев как дхарма, производимая причинностью, постоянно возникает и исчезает, поэтому восприятие его «вида» на самом деле невозможно. Второй разряд составляют маха- янские школы, где признается, что дхармы, возникающие по причине, не обладают собственной природой и есть абсолютная «пустота». Третье по значению место отводится школам тяньтайского направления (см. Тяньтай школа), где признается, что, хотя в абсолютном смысле реальна только пустота, это не мешает иллюзорным дхармам тоже «наличествовать», поскольку они причинно связаны с «пустотой». На четвертой позиции находится чань-буддизм (см. Чань школа), ориентированный на внезапное «прозрение» адепта, которому т. о. открьшается, что «пустота» и «наличие» (ю) отрицают друг друга и в этом акте взаимоуничтожаются, в результате чего ум освобождается от всех слов и представлений и обретает покой. Высшую, пятую ступень в иерархии школ, по Фацза- ну, занимает Хуаянь: преодолев все предьщущие ступени знания, ученик оказывается носителем сознания, в котором устранены все противоречия, что делает его способным к непосредственному созерцанию высшей реальности «единого», в которой все тождественно в утрате своей специфической природы. Поэтому школа Хуаянь и заслуживает наименования «Всеохватывающего учения, совмещающего все колесницы в одной». Фацзан пользовался авторитетом и уважением у

162

ФАШИЗМ современников, многие из которых под его влиянием стремились приобщиться к буддийской мудрости. В частности, в 710 от него получил посвящение в буддисты танский император Жуй-цзун. Основные сочинения: «Хуа янь цзин тань сюань цзи» («Объяснения глубоких мест «Аватамсака-сут- ры»»), «Хуа янь цзин чжи гуй» («Основное руководство к [изучению] «Аватамсака-сутры»»), «Да чэн ци синь лунь и цзи» («Записи о начальном постижении махаяны»). Г. А. Ткаченко ФАШИЗМ (отитал. fascio — пучок, связка, объединение) — социально-политическое движение, получившее широкое распространение в странах Европы в 20—40-х гг. 20 в. В идеологии этого движения причудливо сочетаются идеи социал-дарвинизма, органической теории государства, синдикализма, национализма, расизма и др. идеи 2-й пол. 19— нач. 20 в. Идеологи фашизма использовали, в частности, некоторые своеобразно препарированные идеи итальянского политолога Г. Моски, австрийского социолога Л. Гумпловича, французского социолога Г. Лебона, французского синдикалиста Ж. Сореля и др., хотя их вряд ли правомерно причислять к приверженцам этого идейно-политического течения. Большую лепту в формирование и разработку идей, принципов и ценностей фашизма внесли Ж. А. де Гобино, X. Чемберлен, Г. Д'Аннунцио, Дж. Джентиле, А. Розенберг, Й. Геббельс и, конечно, Б. Муссолини и А. Гитлер. Наиболее законченное выражение фашистская идеология получила в итальянском фашизме и германском национал-социализме, воплотившихся в соответствующих диктаторских политических режимах сначала в Италии, а затем в Германии. Между ними располагались переходные или гибридные профашистские режимы генерала Франко в Испании, Салазара в Португалии, Хорти в Венгрии. Фашизм отверг все направления общественно-политической мысли, делающие ударение на свободу и равенство людей независимо от их национальной и расовой принадлежности, религиозных и политических приверженностей. Лозунг итальянских фашистов «верить, подчиняться, бороться» стал антитезой девизу Французской революции «свобода, равенство, братство». Сочетание бесспорной веры и воинственности имело целью трансформировать нацию в постоянно мобилизованную вооруженную силу, призванную завоевать, сохранить и расширить власть. В качестве главного теоретического и аналитического инструмента трактовки мировой истории в фашистской идеологии использовалась идея нации или национализм, который в германской версии фашизма — в национал-социализме — приобрел форму расизма. Для него были характерны антиматериализм, иррационализм, мистицизм и убеждение в том, что сила, воля к власти, слава и престиж составляют могущественные цели и мотивы поведения как отдельного человека, так и наиболее приспособленных к выживанию — в данном случае арийских — народов. Фашисты и национал-социалисты, как в теории, так и на практике, придавая решающую роль политике и идеологии, сохранили частную собственность на средства производства и рыночные механизмы функционирования экономики, но оседлав, приручив их. В фашизме было достигнуто слияние крайних форм национализма с отдельными своеобразно трактуемыми элементами социализма, что и дало основание Гитлеру и его сподвижникам говорить о национал-социализме. В Германии расизм и национализм были превращены в универсальные системообразующие установки, определяющие строй действий и мыслей всех членов общества. Нация рассматривалась при этом как некий синтез всех без исключения материальных и духовных ценностей, и в таком качестве ей отдавался приоритет перед отдельным индивидом, группами, слоями, классами. Как утверждал Гитлер, определяющее значение имеет «осуществление волеизъявления нации, ибо только это волеизъявление может быть исходной точкой для политических выступлений». Чтобы закрепить «чудо германского воскресения», начавшееся в 20-х гг., партия должна, по его утверждениям, объявить безжалостную войну классовым и сословным предрассудкам. В отличие от «буржуазного и марксистско-ев- рейского мировоззрения», откровенничал Гитлер, идея национал-социалистского «народного государства» оценивает «значение человечества в его базовых расовых терминах». Наиболее законченное выражение эта установка нашла в антисемитизме. Особенностью фашистской идейно-политической конструкции стало отождествление, органическое слияние понятий нации и национального государства, характеристика последнего как расовой организации. Здесь имел место фактический апофеоз государства. Как утверждал, напр., один из идеологов итальянского фашизма, С. Нунцио, государство является единственным и конечным источником власти. Фашисты отвергали какие бы то ни было ограничения власти государства. Оно по своей сущности интегрально и тотально, в его рамках нет места частному в отрыве от публичного. Эта идея нашла доктринальное выражение в следующем афоризме Муссолини: «Все внутри государства, ничего вне государства и ничего против государства». Государство рассматривалось как юридическое воплощение нации, наделенное ответственностью за определение природы, целей и интересов нации в каждый конкретный исторический период. В результате, по справедливому замечанию Р. Фарначчи, фашизм «отождествлял общество с нацией, нацию с государством, экономическую деятельность — с политической деятельностью». Сущностной характеристикой фашизма является ориентация на слитность, тотальное единство всех без исключения сфер жизни в обществе. Это, в частности, проявилось в отрицании фашизмом важнейшего, можно сказать, центрального элемента современной западной цивилизации — гражданского общества и его институтов. Важным условием утверждения фашизма было размывание традиционной социальной стратификации, достижение культурной, социальной, нравственной, даже этнонациональной (в теории) однородности путем уничтожения всех объединений, организаций, классов, сословий, союзов, которые могли бы разнообразить проявления человека, служить для него прибежищем и опорой, или полного их подчинения государству. Поэтому неудивительно, что в фашизме практически исчезло разделение между государством и гражданским обществом. Государство доминировало над обществом. Более того, и общество, и государство оказываются поглощенными одной-единственной господствующей партией, которая превратилась в осевой институт государственной системы. Партия в свою очередь всецело отождествлялась с ее фюрером, или вождем. Гитлер декларировал: «Партия есть моя частица, а я — часть партии». В соответствии с этими идеями все без исключения ресурсы страны, будь то материальные, человеческие или интеллектуальные, были направлены на достижение одной-единственной универсальной цели: установление тысячелетнего рейха в Германии и восстановление величия и славы Рима в Ита-

Поделиться с друзьями: