Новая прошивка императора

— Очень странно.

— Фанатики, ваше величество. Иного объяснения нет.

— Да, верно, сколько тел?

— Девяносто восемь.

— Должен быть ещё один. Ищите!

— Откуда… Пленный?

— Да. Он в бреду сказал… А затем попытался убежать, ротмистр Андреев был вынужден стрелять.

— Обидно…

— Пустое. Думаю, что мы бы ничего от него не узнали, шанс был только один — допрос по горячим следам, пока ублюдок был в шоке. А затем он бы нашёл способ покончить с собой, о жестокости сих фанатиков мы уже знаем.

— Согласен, ваше величество.

И в этот момент я увидел, что рядом стоит и «греет уши» криминальный репортёр Гиляровский… Совсем некстати…

«Вот ведь, сам дурак… Потащил его с собой!»

— Гхм, Владимир Алексеевич, вы стали невольным свидетелем некоторых обстоятельств, которые совершенно невозможно разглашать в ближайшем будущем. Но у вас сегодня ещё будет о чём написать.

— Хорошо, ваше величество, — кивнул Гиляровский, оставив меня в раздумьях: удержится или нет от болтовни.

Затем мы обошли место сражения — солдаты стаскивали тела нападавших в один ряд у стены казармы, а чуть далее суетились с нашими погибшими и ранеными. Я обошёл тела убитых, ещё раз задержался около «дяди» и «брата».

— Где Гессе?

— Уже унесли в лазарет, тяжёлое ранение, — ответил Ширинкин.

— Плохо, пока займите его место!

— Слушаюсь! Прикажете уезжать обратно в Александрининский?

— Ну уж нет, идём к Сенатскому дворцу.

— Но ваше величество, после всех этих событий?

— Ваша правда, Евгений Никифорович. Есть выпить чего-нибудь? Хотя стойте…

Я наклонился и вытащил из голенища правого сапога фляжку с наполненную целебной жидкостью. Открутил пробку… Из горлышка ударило густым запахом французского коньяка. Хорошо приложился и, дождавшись, пока тепло прочно обоснуется внутри, протянул фляжку Ширинкину.

— Благодарю, ваше величество, — генерал тоже сделал глоток и вернул коньяк мне назад.

— А где Менделеев? — я снова принялся обеспокоенно смотреть по сторонам, вспомнив, что видел его окровавленным и лежащим на камнях.

— Да вон же он, — Ширинкин показал в сторону суетящихся санитаров, рядом с брошенным ландо.

Менделеев сидел на подножке и ему что-то там бинтовали.

— И снова нам повезло, на одного хорошего человека больше осталось в живых, — сказал я и направился к дежурному секретарю.

— Владимир Дмитриевич, вы живы? Очень хорошо… А уж подумал, когда увидел вас на мостовой.

— Повезло, ваше величество, и документы в порядке, — он кивнул куда-то за спину.

— Куда ранило?

— Левую руку зацепило.

Дождавшись, пока санитар из казаков закончит с перевязкой, я протянул Менделеву-младшему выпивку:

— Держите. Как себя чувствуете? В госпиталь отправлять?

— Спасибо, ваше величество, — раненый приложился к фляжке, выдохнул и продолжил, — Хотелось бы сначала помочь вам с документами, завершить дело.

— Хорошо, завершим вместе, но затем придётся ехать к докторам! Это приказ!

— Слушаюсь, ваше величество.

— Евгений Никифорович, пожалуй, мы поедем на втором ландо, там лошади остались целыми. К Сенатскому дворцу!

Через несколько минут мы тронулись с места в окружении изрядного отряда охраны. С собой в ландо я забрал Гиляровского, Менделеева и Ширинкина. Однако далеко уехать не удалось — только оказались на перекрёстке, как упёрлись в толпу разного рода вельмож, спешивших к месту происшествия от Сенатского дворца.

Причём некоторые из них успели даже пострелять по нападавшим, зайдя в тыл их колонны!

— Господа, господа! Дорогу императору! — закричали мои охранники.

Я встал на ноги и начал махать рукой всполошённым членам Государственного совета и прочим знатным господам — некоторых из них мне даже удавалось узнать, в том числе и князя Святополка-Мирского[1], нового губернатора Москвы, назначенного по протекции Мама. Собравшиеся расступались, но я приказал:

— Остановите!

А затем, громко крикнул:

— Господа, все возвращайтесь к Сенатскому дворцу, наши планы не изменились! Едем дальше!

После перекрёстка справа открылось нужное нам строение. А слева площадь перед ним, также заполненная встревоженным народом, который, впрочем, уже оттеснялся солдатской цепью. Ехать было всего ничего, если бы не ранение Менделеева, я бы не стал заморачиваться насчёт ландо — и вскоре мы уже были у оформленного под античный портик входа.

Встав с мягкого сиденья, я посмотрел назад и по сторонам — от перекрёстка тянулась вереница государственных деятелей в парадных мундирах с золотым шитьём, вдоль площади стояла цепь солдат, подкреплённая кое-какой кавалерией, и всюду виднелся озабоченный случившимся народ.

«Н-да… Картина маслом… Ленин на броневике!» — подумалось мне, а затем в голове пронеслась хулиганская мысль, — «А если?»

— Владимир Дмитриевич, откройте портфель.

— Сию секунду, государь, — Менделеев начал возиться с застёжкой замка, но одной рукой было неудобно, и ему на помощь пришёл Гиляровский.

— Папку! — я требовательно раскрыл ладонь и, получив документы, поблагодарил, — Спасибо. А теперь немного подождём, пока все соберутся.

Сановники подходили, я смотрел на взволнованного Витте, смог опознать парочку великих князей и Святополка-Мирского, а также разглядывал множество иных, в большинстве своём незнакомых лиц. Наконец, дождавшись, когда среди волнующейся и сбитой с толку непонятным действом толпы объявились догнавшие нас наконец-то иерархи церкви, снова приложился к фляжке, а затем выдохнул, перекрестился и громко сказал, даже крикнул:

— Господа советники! После случившегося, я решил немного поменять повестку дня. По очевидным причинам устраивать длительные обсуждения не будем, однако я должен объявить Высочайший Коронационный Манифест, данный мною в связи с восшествием на престол! Меня хотели убить, но не допустить того, что сейчас должно произойти! Слушайте и не говорите потом, что не слышали!

Божиею милостию, мы, Николай Вторый, император и самодержец всероссийский… Объявляем всем нашим верным подданым:

1. О восстановлении патриаршества в Русской Православной Церкви и скорейшем проведении Поместного собора для избрания Патриарха.

2. О даровании подданым империи незыблемой основы гражданской свободы вне зависимости от национальности или религии на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, вероисповедания, слова, собраний и союзов.

3. Об отмене выкупных платежей и аннулировании недоимок по ним.

4. Об отмене ограничительных порядков и установлений и замене разрешительных правил на уведомительные при организации общественных, торговых, промышленных или иных артелей, кооперативов, товариществ и обществ.