Новая земля
Шрифт:
И Паульсбергъ пошелъ. Это была его привычка уходить безъ всякихъ дальнйшихъ разсужденій, разъ онъ это сказалъ.
Но когда Паульсбергъ ушелъ, оказалось, что и остальнымъ нужно итти; не было смысла больше здсь оставаться. Актеръ поклонился и исчезъ, видно было, какъ онъ быстро шагалъ, чтобы догнать Паульсберга. Художникъ закутался въ свое пальто, не застегивая его, и сказалъ:
"Уфъ, я страшно усталъ. У кого есть деньги на обдъ?"
"Ты долженъ позаботиться о томъ, чтобъ раздобыть себ какого-нибудь лавочника", возразилъ Иргенсъ. "Я сегодня заставилъ одного дать мн бутылку коньяку".
Они удалились оба вмст.
"Я хотлъ бы знать, что тутъ подразумвалъ Паульсбергъ", сказалъ адвокатъ. "Ваши слова должны бытъ нтъ — нтъ, да — да; ясно, что онъ подъ этимъ что-то подразумвалъ".
"Да, это ясно",
Пауза. Масса гуляющихъ, какъ и прежде медленно прохаживаются, болтая и смясь, взадъ и впередъ по улицамъ.
Мильде продолжаетъ:
"Я часто думаю, что было бы хорошо, если бы у насъ въ Норвегіи была еще одна такая голова, какъ Паульсбергъ".
"Собственно говоря, къ чему?" спрашиваетъ Иргенсъ, немного раздраженный
Мильде посмотрлъ на него, потомъ на адвоката и разразился удивленнымъ смхомъ.
"Нтъ, ты это слышалъ, Гранде? Онъ спрашиваетъ, къ чему намъ нужны въ Норвегіи такія головы, какъ Паульсбергъ".
"Ну и что же?" спрашиваетъ Иргенсъ.
Гранде тоже не смется, и художникъ Мильде не можетъ понять, почему никто не смется. Онъ хотлъ тотчасъ посл этого уходить и началъ говорить, о другомъ.
"Итакъ, ты заставилъ лавочника дать теб коньякъ; слдовательно, у тебя есть коньякъ?"
"Это значитъ, что я ставлю Паульсберга высоко и считаю, что онъ способенъ одинъ все завершить", продолжалъ Иргенсъ со скрытой ироніей.
Этого никакъ не ожидалъ Мильде, онъ не могъ на это возразить Иргенсу и, кивнувъ головой, онъ сказалъ:
"Да, конечно, такъ именно; я думалъ только, что съ нкоторой помощью онъ пойдетъ скоре, а это было бы не лишнимъ; короче говоря, ему нуженъ соратникъ. Но я вполн согласенъ съ твоимъ мнніемъ".
Въ "Grande" [1] имъ посчастливилось натолкнуться на Тидемана, тоже купца, очень крупнаго торговца, длового человка, главу очень виднаго торговаго дома.
1
"Grand" очень извстный ресторанъ въ Христіаніи.
"Ты обдалъ?" крикнулъ ему навстрчу художникъ.
"Да, и не разъ", отвчалъ ему Тидеманъ.
"Не говори глупостей, возьмешь ты меня съ собой въ Грандъ?"
"Но я могу прежде всего съ тобою поздороваться?"
Ршили зайти на минутку къ Иргенсу, попробовать его коньякъ, а потомъ снова вернуться въ Грандъ.
Тидеманъ и адвокатъ шли впереди.
"А знаешь, все-таки это очень хорошо, что у насъ есть эти купцы", сказалъ художникъ Иргенсу. "Порой они очень полезны".
Иргенсъ довелъ плечами въ отвтъ, — это могло выражать все, что угодно.
"И мы совершенно имъ не въ тягость, наоборотъ, это имъ нравится, это льститъ имъ. Если обойтись съ ними по-дружески, выпить съ ними брудершафтъ, то этого совершенно достаточно. Ха-ха-ха, разв я не правъ?"
Адвокатъ остановился, онъ поджидалъ ихъ.
"Чтобъ не забыть, вдь мы должны поговорить опредленно съ Ойэномъ по поводу всей этой сумятицы", сказалъ онъ.
"Врно, объ этомъ чуть было вс не забыли. Конечно, вдь Ойэнъ хотлъ ухать; нужно было бы что-нибудь устроить".
Дло было въ томъ, что писатель Ойэнъ написалъ два романа, которые были переведены на нмецкій; онъ сдлался очень нервнымъ, не могъ же онъ постоянно изнурять себя работой, — ему нуженъ былъ покой. Онъ хлопоталъ о преміи и возложилъ вс свои надежды на полученіе ея, — даже самъ Паульсбергъ рекомендовалъ его, хотя и не очень усердно. И вотъ, тогда товарищи поршили отправить Ойэна въ Торахусъ, маленькое мстечко въ горахъ, гд воздухъ былъ очень полезенъ для нервныхъ. Черезъ недлю Ойэнъ долженъ былъ ухать, деньги были обезпечены; Олэ Генрихсенъ и Тидеманъ выказали себя очень великодушными въ этомъ дл. Теперь нужно было только устроить маленькій прощальный праздникъ.
"Но у кого мы это устроимъ?" спросилъ художникъ. "У тебя, Гранде, у тебя, вдь, большое помщеніе".
Гранде не отнкивался; это могло устроиться у него; онъ поговоритъ со своей женой. Было ршено пригласитъ Паульсберга съ женой, какъ гостей; Тидемана съ женой и Генрихсена, какъ почетныхъ гостей, разумется.
"Да, приглашайте, кого хотите, но актера Норема я не
хочу имть у себя въ дом. Онъ всегда напивается до потери разсудка, такъ что просто противно; я знаю, что моя жена просила этого не длать".Нтъ, тогда проводовъ нельзя было устроить у Гранде. Не годится оставлять Норема въ сторон.
Изъ этого безвыходнаго положенія вывелъ ихъ Мильде, предложивъ свою мастерскую. Это очень понравилось товарищамъ; да, это былъ, дйствительно, очень удачный случай. Нельзя было найти боле удобнаго помщенія, большого и свободнаго, какъ сарай, съ двумя уютными боковыми комнатками. Хорошо. Итакъ, значитъ у Мильде, въ мастерской черезъ нсколько дней должно быть дано сраженіе.
Вс четверо поднялись къ Иргенсу, выпили коньякъ и снова ушли. Адвокатъ хотлъ итти домой, онъ чувствовалъ себя немного оскорбленнымъ; это ршеніе насчетъ ателье ему не нравилось. Ну, впрочемъ, вдь онъ могъ и не присутствовать въ этомъ сборищ. На всякій случай, онъ откланялся и ушелъ.
"Но вдь ты идешь съ нами, Иргенсъ?" спросилъ Тидеманъ,
Иргенсъ не сказалъ — нтъ, во всякомъ случа онъ не отклонилъ этого приглашенія. Но въ общемъ, ему не доставляло большого удовольствія итти съ Тидеманомъ въ Грандъ, и, кром того, его злилъ этотъ толстый Мильде своей фамильярностью; да впрочемъ, вдь онъ могъ бы уйти сейчасъ же посл обда. Въ этомъ ему помогъ между прочимъ самъ Тидеманъ; какъ только онъ всталъ изъ-за стола, онъ расплатился и сейчасъ же простился; ему нужно было кое-что еще сдлать.
ГЛАВА III
Тидеманъ направился на набережную въ складъ Генрихсена; онъ зналъ, что въ это время Олэ тамъ. Тидеману было за тридцать; у него были темные волосы и борода, но виски уже начинали сдть, и каріе глаза смотрли съ усталымъ выраженіемъ. Когда онъ тихо сидлъ и молчалъ, его тяжелыя вки поднимались и опускались, какъ будто онъ боролся со сномъ.
Онъ слылъ на очень основательнаго длового человка, былъ женатъ уже четыре года и имлъ двоихъ дтей.
Его бракъ начался самымъ лучшимъ образомъ, и прекрасныя отношенія между супругами не прекращались и до сихъ поръ, хотя людямъ это казалось непонятнымъ. Тидеманъ самъ не скрывалъ своего удивленія, что жена его любитъ. Онъ слишкомъ долго былъ холостымъ, черезчуръ много путешествовалъ, черезчуръ много жилъ по гостиницамъ — это онъ самъ говорилъ. Онъ любилъ звонить, когда ему что-нибудь нужно; онъ требовалъ обдъ въ непривычное время дня, когда это ему нравилось, не обращая вниманія на обденные часы. И Тидеманъ пускался въ подробности; такъ, напримръ, онъ не переносилъ, чтобъ жена наливала ему супъ; какъ могла его жена при всемъ своемъ добромъ желаніи догадаться, сколько ему нужно супу? А съ другой стороны, госпожа Ханка, артистическая натура двадцати двухъ лтъ, полная любви и жизни и смлая, какъ юноша, фру Ханка обладала большими способностями и жаждой знанія; она была желаннымъ гостемъ во всхъ собраніяхъ молодежи, будь то въ залахъ, или просто въ кружкахъ, и никто, или очень немногіе могли ей противостоять. Во всякомъ случа, у нея не было любви къ семейной жизни, къ домашнимъ работамъ; но она была здсь не при чемъ, это было, къ сожалнію, въ самомъ ея характер. Этотъ постоянный уходъ то за однимъ ребенкомъ, то за другимъ, въ теченіе двухъ лтъ, приводилъ ее въ отчаяніе. Боже мой, вдь она сама была еще почти ребенокъ, полна жизни и безразсудства; молодость ея была впереди.
Она боролась съ собой нкоторое время; но это, наконецъ, зашло такъ далеко, что молодая женщина плакала вс ночи напролетъ, но посл объясненія, происшедшаго, наконецъ, въ прошломъ году между супругами, фру Ханк больше не нужно было принуждать себя…
Тидеманъ вошелъ въ складъ. Холоднымъ, кисловатымъ запахомъ товаровъ изъ южныхъ странъ повяло на него, запахомъ кофе, масла и вина. Высокіе ряды ящиковъ съ чаемъ, связки корицы, зашитыя въ кору, фрукты, рисъ, пряности, цлыя горы мшковъ съ мукой, — все это лежало сверху до низу въ опредленномъ порядк. Въ одномъ углу былъ спускъ въ погребъ, гд поблескивала въ полумрак посуда съ виномъ, съ мдными дощечками, указывавшими годъ выпуска вина, и гд громадные металлическіе сосуды съ масломъ были замурованы въ стну. Тидеманъ поклонился всмъ служащимъ, прошелъ черезъ помщеніе и взглянулъ черезъ круглое окошечко въ контору. Тамъ сидлъ Олэ и просматривалъ счетъ, написанный мломъ на доск. Олэ сейчасъ же оставилъ доску и пошелъ навстрчу своему другу.