Новая жизнь
Шрифт:
эти области тумана,
чьим скупым облиты светом,
кто мы, видящие это.
Тут не то, как нас учили
сребролюбые монахи,
тут не так, как слухи были
в еретических собраньях,
как бессонными ночами
в умных книгах открывали -
желтые листы меняя
перед взглядом утомленным.
Одинаковы, куда ни
двинься ветры и туманы,
никуда нет притяженья,
нет запретных направлений,
оцени, как мы свободны,
хочешь - по ветру
хочешь - белым стань туманом,
хочешь стань столбом в средине
неустройства неземного.
Мало у души ледащей
атеиста сил, чтоб ужас
чувствовать и зренье бога.
15.
Я думаю, что можно и воскреснуть...
Представь мы выйдем
отсюда к свету.
–
Облаком летучим?
бесформенным?
Мы что теперь такое?
–
Мы две души в посмертном непокое.
16.
И мы пошли, не трудно и не быстро
передвигаться по таким угодьям,
угольям...
Шагаем, да болтаем, да поём
походные, какие помним, песни,
да вспоминаем старые дела,
то усмехнемся, прослезимся то,
поддерживаем на путях друг друга,
точь в точь как старых, верных два супруга.
17.
Потом была вода, движенье волн
и наше в них движение, бурлила
зияющая влага, замедлялась
и наших душ нагих едва касалась,
составы обновляла их, на них
холодной, серой плотью оседала,
текла вода, движенье согревало.
18.
Мы вышли к свету, если это свет
и если это мы и если время
в пути определяет расстоянье
между небытием и бытием,
когда меж ними разница есть, если
способны мы к обоим...
Свет, палата
больничная, шатаюсь. Что на мне
какая-то хламида, ты одета
прилично. Выбираемся наружу,
дождь хлещет, я иду, бреду по лужам
в размокших шлёпанцах, ты тормозишь машину,
усаживаюсь. Тесно. Я гну спину...
19.
Да. Тесно, как в гробу. Но запах едкий
бодрит духов и пота от соседки,
но вид Москвы вечерней в час дождливый
дает смятенным мыслям перспективу,
и дрожь берет и глупая улыбка
с лица не сходит. Никакой ошибки...
20.
Да сколько же тут пыли?– прочихалась -
Давно я не был дома.
– Хоть бы нанял
уборщицу или позвал Марину,
ей что, ей не убудет.– Сделай чаю.–
Сейчас. – Есть
сигареты где?– Не вижу.
ЗабрОдившую выплеснула жижу.
21.
Бычок окаменелый разгорался
с трудом - вонял и гас, но пара горьких
затяжек удалась - глотаю дым
и кашляю, и чувствую живым
себя... И на тебя смотрю уже
задумчиво...
22.
Как ты бела, бледна, прижмись ко мне
пугливым тельцем, я знакомой плоти
изгибы повторяю, под ладонью
вот трепетное, робкое тепло,
ворочаюсь с тобою тяжело.
Ну, смерть, где твоё жало, сила - а?
После любви лежишь - светла, тиха.
23.
Что было - без ущерба, без прибытка
оставило тебя... нас...
– Мы теперь...
мы можем не бояться...
– мы с тобой
одни с богатой памятью такой
на белом свете. Мы среди наивных
пугливых неумех дел смерти, жизни.
И что нам может угрожать? Кто враг
столь умудренным, претерпевшим так.
24.
По документам - будто ничего
и не произошло, нас среди мертвых
не записали, не переписали
имущество и значит можно жить
не опасаясь, а знакомых мало,
кто знал о нас - о наших таковых
последних обстоятельствах - Марина?
звонила пару раз, я не ответил
она тебе - как догадалась? А?, -
а говорили очень не умна.
25.
Тут поумнеешь, если все твои
разваливаются любые планы,
распалась связь времен - и даже хуже -
все мертвые, которых убивала
все вот они - осталось преступленье,
вина и кара - отняты плоды -
все каторжные, смертные труды
ничто и втуне. Вот сиди, считай
какая вероятность у событий
грядущих. Мертвецов жди бодрой прыти,
становятся небывшими дела...
Но их оценки в смысле зла?
Добра?
26.
А ну как есть какие-то у ней
улики, доказательства. Конечно,
как обвинить меня в убийстве той,
кто вот она жива, шустрит по кухне,
гремит посудой, подгорает пища,
хлобыщет дверцами,
то соль, то перец ищет,
как обвинить ее, отраву сыплет,
готовит борщ - кипит густая жижа,
попробует и сплюнет - я глотаю
и за добавкой миску подвигаю.
27.
А все ж таки скандал нам не с руки,
извилисты, темны, глупы, опасны
пути у правосудия людского,
российского.
На меньших основаньях приговоры
бывали смертные - в такую злую пору
особенно - страна сошла с ума
и всё ей скорбный дом, всё ей тюрьма