Новое назначение

– Да тут сразу все навалилось, – выслушав его, пояснил Олег. – И то, что убил, и кого убил…

– Так. – Нестеров поставил свой пузатый старый портфель на пол и уселся за стол. – Что-то мне это все начинает не нравиться.

– И Ваську очень не по душе пришлось, – подтвердил юноша. – Он меня к вам и направил, велев рассказать все в мельчайших деталях. И еще строго-настрого запретил с территории ОВД выходить.

– Ну валяй, раз велел. В деталях.

По мере рассказа лицо Сан Саныча все сильнее мрачнело, под конец он встал из-за стола и подошел к окну, причем так, чтобы с улицы его видно не было. Ну а когда Олег замолчал, он выдержал паузу, а после выдал матерную фразу, которая по длине и насыщенности значительно превосходила ту, которую сплел Васек. Но оно и понятно – возраст и опыт всегда выигрывают, тем более в подобных вопросах.

– Значит, так. – Такого тона у добродушного ветерана-опера Ровнин до того ни разу не слышал. Возникало ощущение, что перед ним стоит совсем незнакомый человек. – Первое – бери ручку, лист бумаги и пиши рапорт на имя начальника ОВД. Все в нем подробно изложи – почему машину остановил, про то, что этот азер под дозой был, что «ствол» он первый достал и так далее. Основной посыл – действовал по обстановке, оружие применил полностью правомерно, исключительно в целях самозащиты. Еще – ты бумаги на проведение операции у Емельяныча подписал?

– Нет. Он на дачу генерала с ним вместе уехал. Мне так Оленька сказала.

– А, точно, – Сан Саныч потер лысинку из числа тех, которые называют «озерце в кустах», – забыл. Как некстати. Хотя… Может, и кстати. Все – сиди, пиши. Отсюда – ни шагу! И к окнам не подходи, понял? Нужду справить захочешь – вон фикус. Живуч, собака, невероятно, чем только его не поливали, а он все никак не окочурится, так что не стесняйся. Закройся изнутри, наших я предупрежу, чтобы не лезли к тебе. Ну а если… Вряд ли, конечно, но… Короче, если начнут двери ломать, чтобы сюда попасть, стреляй не думая. Хуже, чем есть, не будет. Хотя не должно до такого дойти. К телефону не подходи. И сам никуда ни в коем случае не звони!

– Вы мне объясните, пожалуйста… – взмолился Олег, но Нестеров его даже слушать не стал, напятил на голову белую кепку и, что для него было несвойственно, выбежал из кабинета, напоследок бросив. – Закрывай дверь, я сказал.

– А когда вернется, то споет: «Динь-донь, я ваша мама», – печально подытожил Ровнин, удивился тому, что, убив человека, он отчего-то может шутить, а после два раза повернул ключ в замке. – Ладно, раз надо рапорт писать – будем писать.

Что интересно – это скучное, в общем-то, занятие пошло ему на пользу. Текст не вытанцовывался, поскольку постоянно вылезали какие-то новые детали, предшествующие тем, о которых он уже писал, потому суммарно Олег испортил где-то шесть листов бумаги, чем напомнил себе Иванушку Бездомного из своего любимого «Мастера и Маргариты». Зато все поганые мысли из головы монотонная работа вышибла, не осталось времени на моральные терзания, следовало приказ старшего по званию выполнять. А когда он поставил точку в финальной, седьмой версии документа, в дверь постучали.

Дело, в принципе, обычное, воспитанные люди всегда таким образом дают о себе знать, перед тем как войти в помещение. Но в данном случае Ровнин не знал, как ему верно поступить. Спросить, кто там? Применительно к месту, где он находился, подобное казалось диким бредом. Это же не частное владение, а ОВД. Сделать вид, что тут никого нет? Наверное, тоже неправильно.

Неизвестно, сколько бы он еще раздумывал над тем, как поступить, если бы за дверью не раздался начальственный рык Емельяныча:

– Открывай, лишенец, пока я эту дверь с петель не снес!

Олег мигом подхватился, крутанул ключ, оставленный в замке, распахнул створки и рявкнул:

– Здравия желаю, товарищ подполковник!

– Ты? – Начальник ОВД, тяжело дыша, ввалился в кабинет. Был он красен лицом, с потным лбом и налитыми кровью глазами. А еще от него пахло водкой и лавровым листом. – Смерти ты моей хочешь, Ровнин, а не здравия. Работаешь всего ничего, толку от тебя пока ноль, но зато в такой блудняк впутался, что мы с генералом аж протрезвели, как подробности услышали!

– Я ж не нарочно, – мигом поник Олег. – Просто так получилось.

– Получилось у него. – Маркин уселся на ближайший стул, достал из кармана форменных брюк клетчатый платок и вытер им со лба крупные градины пота. – Получилось, мля. Хотя, конечно, чего еще оставалось делать в той ситуации? Не ждать же, пока этот нерусь в тебе дырку сделает? Но прежде, чем что-то затевать, тут сначала со мной все согласовывают. Или ты этого не знал?

– Я хотел. Вас не было, а оперативная информация…

– Лучше замолчи! – бахнул кулаком по столу подполковник. – Поздно, парень, пить боржом, когда почки отвалились.

Ну а следом за этим он выдал такой матерный загиб, который однозначно смахнул с пьедестала две предыдущих, те, которые Олег выслушал от коллег по отделу. Хотя что тут такого? Емельяныч начальник, ему по штату положено во всем лучшим быть.

– Кстати, Сан Саныч, минералочки холодной нет? – выговорившись, поинтересовался Маркин. – Сейчас сдохну, ей-бо. В глотке как Сахара прямо. Учкудук, мля, три колодца!

– Да откуда его взять, «Боржом»? – усмехнулся вернувшийся вместе с ним Нестеров, доставая из своего сейфа бутылку «Ессентуков». – Как Мимино усатые суверенными стали, так ни «Боржома», ни вина нормального днем с огнем не найдешь. Шмурдяк один продают, не то что раньше. Вот, держите, она хоть и соленая, но жажду утоляет. И для печени полезно.

– Наши с тобой печени теперь только могила вылечит, – отмахнулся подполковник. – Да к чему мне кружка, так давай. Говорю же – сейчас сдохну!

Он одним могучим глотком осушил бутылку, перевернул ее, убедился, что ни капельки из той на пол не скатилось по стеклу, звучно рыгнул, глянул на часы и осведомился у Олега:

– Васьки не было пока?

– Нет, – вытянувшись в струнку, ответил Ровнин.

– Хреново. – Теперь платок осушил пот, обильно выступивший в районе шеи. – Значит, мля, не договорился. Придется нам тебя из того дерьма, в которое ты влез, самим вынимать.

– Петр Емельяныч, хоть вы мне объясните, что к чему! – взмолился юноша. – Нет, у меня есть догадки, но ведь никто ничего…

– Сынок, сюда подойди, – мягко и по-доброму попросил его Сан Саныч. – Только бочком, бочком, чтобы в окне не светануть. Помнишь, я когда уезжал, тебя об этом просил? Вот так.

Ровнин выполнил требуемое.

– А теперь смотри. – Опытный опер ткнул пальцем в черный БМВ, что стоял неподалеку от въезда в ОВД. – Видишь вон ту машинку? В ней сидят небритые люди в кожаных куртках, которые вооружены, опасны и очень тебя не любят. А теперь глянь туда. Вон там, чуть подальше, стоит еще одна иномарка, в которой сидят друзья тех небритых людей, и они тоже тебя не любят. А один из них, которого зовут Равиль, – особенно. Настолько, что лучше тебе застрелиться, чем попасть ему в руки живым. Кстати, если карта ляжет совсем пиково, чего лично мне очень не хотелось бы, то ты эти мои слова вспомни. Ты, сынок, его брата убил, а у них заведено так – если за родную кровь не отомстил, то позора не оберешься. Ну и вообще. Один умный человек мне в свое время сказал, что кавказцев-братьев надо убивать сразу всех, сколько бы их ни было, иначе покою не жди. В идеале даже двоюродных и троюродных следует зачищать. Такой у них менталитет.