Новые крылья
Шрифт:
Забирали платье. Все его хвалят, а мне не понравилось — слишком подчеркивает живот. Заказали еще одно. Наконец-то у Анны будут наряды, какие она хочет. А то в тех, что мы брали с собой из Сорренто, ей было неловко в театре. Заходили к Жанне похвастаться обновкой и поболтать. Она нам пела. Анна очень хвалит ее голос. Я тонкостей не разбираю, но мне ее пение тоже понравилось. Жанна расспрашивала нас о докторе Риде. Про его житье в замке Вольтера, разные бытовые мелочи. Она только о нем говорить и желает. Спросила, почему он с нами сегодня не пришел. Мне так обидно стало за Дага, что я не удержался и воскликнул:
— У вас же есть жених! — Анна поглядела на меня с упреком, Жанна ничего, ответила
— Жиль? Жених — это слишком сильно сказано. Еще ничего не решено. Этого он хочет и папа, а не я.
— Зачем же тогда мучить Дага? Скажите ему все как есть. — Она улыбнулась как-то сардонически.
— Вы полагаете, он из-за меня страдает? О, если бы это было так! Если бы это только было в моих силах, избавить его от страданий. Я пошла бы на все. Но, увы, я для него только помеха. Досадное препятствие, мешающее счастью. — Столько горечи было в ее словах и упрека. Я замолчал. Анна постаралась занять подругу разговорами об опере, о Париже. Неприятный разговор как будто забылся. Потом явились Анри — брат Жанны и, так называемый, жених Жильбер. Жанна была с ним сегодня так же холодна и суха, как вчера с ней Даг.
Вечером ходили снова в оперу. Анна пригласила и Жанну пойти с нами, а доктор, как нарочно, остался дома. Не знаю, рассчитывала ли девушка, что он будет, была ли разочарована? Виду не подала.
Утром Даг осматривал Анну в нашей комнате. А я сидел с Мишей в кабинете, т. к. они меня прогнали, а он нет. Говорили с ним тихонько, задушевно, совсем как раньше, когда были очень близки. Я чувствую его отдаление, но молчу. Объяснениями тут только портить. Потом Ап. Григ. к нам зашел, посмотрел Мишины рукописи и задал мне прежнюю мою работу — счета разбирать. У Анны и ребенка все прекрасно. Потом Даг и Мишу осмотрел. Сказал, что выпишет ему от мигреней самое новое лекарство из Вены. Я смотрю в лицо Дага, такое юное, такое свежее и теряюсь в догадках, сколько же ему лет? Разве у Вольтера спросить при случае? И чего они там не поделили с этой девицей-певицей? Когда с Анной заговорил об этом, она улыбнулась странно и сказала:
— Ты не понял? Удивительно. — Но объяснять не стала. Великолепно! Все всё знают, кроме меня.
Даг был отпущен Вольтером на три дня. И мы, как условливались, отправились на рыбалку на озеро Комо. Я, Даг и Анна, Жанна, ее брат и жених. Если что-то я себе и представлял при слове озеро и рыбалка, то никак не то, что увидел. Вот куда нужно свезти и Правосудова и Ольгу и всех наших художников. Что не вид, то картина, куда не поверни голову. Еще в Милане, глядя на эти горы издалека, я думал, что же там? Как они вблизи? Великолепно! В первый момент само озеро и горы, со всех сторон его обступающие, производят ошеломляющее впечатление. Но, немного погодя, даже эти сказочные пейзажи становятся привычными. Нет, не менее прекрасными, но нельзя же слишком долго пребывать в восторге — с ума можно сойти. Наняли лодку. Я и Анри ловили рыбу, а доктор, Анна, Жанна и Жиль поджидали нас на берегу у костра. День прошел чудесно. Мне припомнились романы Жюля Верна, «Таинственный остров», или что-то в этом роде. Невиданные красоты, друзья, вольная жизнь на природе, собственноручно добытая пища, приготовленная тут же на костре.
Господи! Надо ж мне было быть настолько глупым и наивным! Надо ж было так все перепутать! Теперь-то я ясно вижу, кто является предметом доктора. И все насмешки Анны и Вольтера становятся понятными и трагические намеки Жанны. Даг влюблен не в нее, а в ее жениха. Они не ссорятся, и ни отвращения ни страха не вижу я во взгляде Жиля, но чувствую холодность и твердое сопротивление направленные на Дага. Несчастный милый Доктор! В домике, где остановились на ночлег, для нас нашлись только две свободные комнаты, большая и маленькая, так что разделили мы их по признаку пола: Анна и Жанна в одной, мы все мужчины в другой. Мне очень хотелось вызвать Дага на откровенность, посочувствовать ему, ободрить, но не было случая. Да и помочь-то я ничем не могу.
Проснулся страшно рано. Со счастливой, как мне казалось, мыслью. Собственно, от нее-то и проснулся. Прямо подскочил. Поглядел на спящих друзей. Только бы суметь осуществить!
Сегодня на лодке ловить отправились Анри, Жиль и доктор, а я с дамами на берегу остался. Улучив момент, когда уж точно не могли с воды нас увидеть, я начал:
— Мадемуазель Жанна, вы очень любите доктора, верно? — она удивилась, встревожилась.
— Почему вы спросили?
— Я помню, вы говорили, что готовы на все ради него, ведь так?
— Боюсь, что доктор Рид не примет от меня никаких жертв.
— Думаю, среди нас есть человек, ради которого доктор Рид и сам пойдет на жертву.
— Я вас не понимаю. — Она встревожилась и смутилась еще больше.
Я подозвал Анну и обратился к ней:
— Знаешь, еще в Киссенгене Аполлон Григорьевич научил меня одному фокусу. Сейчас я вам обоим его продемонстрирую. Фокус этот — поцелуй втроем. Ты меня не стесняешься, так что помогай. Приблизьтесь обе. В первые секунды выходило не очень-то хорошо, но я не сдался и через минуту у нас у всех получалось отлично. Анна была в восторге! Жанна умирала от смущения, но, все же, не противилась, покорно исполняла все, что полагается.
— Теперь вы понимаете меня? — Сказал я, прервав наши тройные поцелуи.
— Не совсем, — ответила Жанна, но видно было, что отлично понимает, только хочет, чтобы я сам сказал.
— Доктор без ума от Жиля, вы от доктора, а Жиль от вас. Посредством фокуса, только что вам продемонстрированного, каждый из вас сможет обладать желаемым. Уверен, так Жиль легко преодолеет препятствие, сдерживающее его, доктор будет на седьмом небе и так благодарен вам за содействие, что вполне возможно искренне вас заобожает, так и вы в накладе не останетесь. Загвоздка, разумеется, прежде всего, в Жиле, но, может быть, побольше вина предложить ему сегодня за ужином? А еще будет хорошо, если вы брата отправите вечером в Милан.
На ее лице такое смятение отразилось, что я чуть было не пожалел о своей предприимчивости. Но тут она так страстно выпалила:
— Я очень, очень хочу попытаться, но я боюсь!
— Решайтесь, Жанна. Я в своей жизни не раз уж слышал о существовании тройственных союзов. Возможно, ваш начнется с этого поцелуя.
Когда по прибытии наших друзей с уловом Жанна отвела брата в сторону, я понял, что она готова действовать. После ужина Анри уехал в Милан. А мы с Анной, сославшись на ее усталость, оставили Жанну, Жиля и Дага втроем.
Анна была страшно возбуждена. Мы зашли переодеться, потом отправились еще пройтись, и все время она говорила только о моей затее. Помню, какое произвел на меня впечатление тогда Вольтеровский тройной поцелуй, но Анна была от него просто вне себя. Мы старались отвлечься, заговорить о другом, но, так или иначе, возвращались всё к тому же. И Анна, словно в горячке, продолжала твердить: «выйдет — не выйдет, выйдет — не выйдет». Я подумал, что так им обоим моя идея понравилась, и такими обе они оказались способными ученицами, видимо есть во француженках природное любовное дарование. Стало быть, выйдет.
Было уже далеко за полночь, когда мы с Анной чуть не обезумели от беспокойства. Наша троица все еще не возвращалась. Начались рассуждения о том, что это как добрым может быть признаком, так и дурным. Засобирались их искать. Вдруг слышим за окном смех. Сначала Жанны, потом Дага, а потом и всех троих. Вернулись, слава богу! Все вместе и, кажется, счастливы. Мы с Анной на радостях бросились целовать друг друга.
В этот день совсем никому не до рыбалки было. Но зато все светятся от счастья. Вся вновь рожденная троица несколько сконфужена, но довольна. При нас они стараются не выставлять на показ, что ночью прекрасно поладили. А мы с Анной изо всех сил делаем вид, что ничего не замечаем. Гуляли. Мы вдвоем впереди, они втроем сзади. Шепчутся, хихикают и смущаются, если мы оборачиваемся. Бедной моей Анне тоже больших усилий стоит не выражать восторга, от того, как удачно все вышло.