Новые приключения князя Андрея в России 1806

— Послушайте, князь Андрей, — произнес он с кажущимся усилием, снова выслушав предложения попаданца по перевооружению армии и даже взглянув на эскизы, которые быстренько изобразил Андрей простым карандашом, — все эти ваши технические новинки требуют очень значительных финансовых затрат из государственного бюджета. Ведь, как я понимаю, изготовление подобного оружия будет обходиться сильно дороже, чем оружие привычное. Да и не все из вашего списка такие уж новинки.

Образцы револьверов, например, хорошо известны еще с прошлого века. Только они очень дорогие и ненадежные. По этой причине и не идут они на вооружение. Один шестизарядный даже в моей личной коллекции оружия имеется. Он произведен в 1709 году итальянским оружейником Аннели и называется «Снэпхонс». Его ствол располагается перед барабаном, как на вашем рисунке. Только вы вот предлагаете новый способ воспламенения пороха через некий «капсюль». Но, никто не может знать заранее, как этот ваш «капсюль», которого пока никто даже не видел, станет работать в условиях боя. К тому же, все эти ваши новые образцы вооружения получатся чрезвычайно дорогостоящими.

И сейчас, когда мы несем бремя войны, на подобные «художества», как изготовление множества револьверов или, предлагаемая вами переделка ружей, находящихся на вооружении нашей армии, в нечто неизвестное, пусть и скорострельное, как вы говорите, денег никто в здравом уме не выделит. Да и опасно перевооружать армию непонятно на что. А вдруг ваши эти «унитарные патроны» стрелять не будут надежно? А если они станут застревать в стволах? Или же, ваши эти механизмы ударно-спусковые станут заклинивать? Или в ваших этих минометах мины взрываться будут? Или ваши эти огнеметы начнут самовозгораться? Это же очень опасно!

Потому примите мой совет. Поначалу вы должны, хотя бы, представить действующий образец того или иного оружия в оружейную комиссию. А уж там будут решать умные люди. Они сначала все тщательно испытают. И уже потом поймут, что с этим сделать: принять к производству, или отклонить предложение в виду нецелесообразности.

Выслушав Несвицкого, Андрей, стараясь вернуть разговор к сути, сказал:

— Я понимаю, князь, что вы не хотите слышать о переменах в вооружении. Но, я не могу оставаться в стороне, когда на горизонте снова собираются войска неприятеля. Наполеон не оставит нас в покое. Я видел, как французы идут вперед, как они умело используют, например, быструю конную артиллерию. Да и австрийцы сейчас уже во множестве применяют штуцеры, которые бьют гораздо дальше и точнее, чем гладкоствольные ружья. Да, штуцеры дороже, как и любое новое вооружение. И здесь я с вами согласен. Но, без первоначальных затрат двинуть технологии вперед просто невозможно! И потому я намерен пока вкладывать собственные силы и средства моей семьи в развитие оружия и технологий. Я не собираюсь позволить, чтобы мы технически отставали от тех же англичан, которые уже используют вовсю не только штуцеры, но и паровые машины для откачивания воды из шахт. Или от американцев, которые уже начинают серьезно задумываться о строительстве пароходов в самые ближайшие годы. И, по-моему, для пользы нашей страны необходимо не отстать от них, а, напротив, опередить их!

Несвицкий, закатив глаза, вновь прервал его:

— Вы не понимаете, князь Андрей. Перевооружение армии — это не только новые образцы оружия. Это деньги, деньги и снова деньги. А еще в обращении с оружием очень важна простота его использования в бою. Мы можем создать лучшее оружие, но если оно окажется слишком сложным, то солдаты не смогут управляться с ним в сражениях. А большинство наших солдат набраны из крестьян и не обучены даже начальной грамоте. И что-то сложное им давать в руки просто нельзя. Они же все испортят! И тогда получится лишь пустая трата времени и ресурсов.

Андрей почувствовал, как гнев внутри нарастает. Он хотел ответить, но слова застревали в горле. Вместо этого он лишь кивнул, осознавая, что князь прав в своем понимании проблем перевооружения. Их разговор об оружии снова зашел в тупик. Но, попаданцу трудно было смириться с этой суровой действительностью 1806 года, в которой большинство личного состава армии, действительно, было неграмотным.

— Но, я все равно не откажусь от своего плана. В следующий раз я появлюсь здесь уже с готовыми образцами нового вооружения, — произнес он сдержанно, хотя внутри у него все кипело от злости и разочарования.

Князь Несвицкий кивнул, вернув эскизы Андрею. Штабной полковник давал этим понять, что не желал больше углубляться в обсуждение предложенной темы. Его лицо вновь приняло выражение усталости, и он, откинувшись в кресле, произнес:

— Хорошо. Вот привезете вы образцы, тогда и поговорим об этом в следующий раз. А сейчас я более не желаю обсуждать эту тему. Давайте лучше поговорим о Василии. Расскажите мне все, князь, что знаете о моем племяннике. Его родители очень волнуются. Они считали сына погибшим или пропавшим без вести. И вот сейчас, когда все узнали от Федора, что Василий жив, вновь появилась надежда.

И Андрей, разумеется, рассказал Несвицкому все, что знал о Василии Жиркове на тот момент, когда они с Федором покидали Здешов, умолчав лишь о том, что лично ампутировал молодому корнету часть ноги.

Возле выхода из главного штаба к Андрею снова подошел уже знакомый ему человек от Чарторыйского. При дневном свете его можно было рассмотреть получше: мощная фигура, толстая шея, могучие руки с толстыми пальцами и лицо настоящего мордоворота, словно бы вырезанное из камня и обрамленное густыми бакенбардами. С таким шутки плохи. Тем более, что в руке он сжимал толстую черную трость, вполне возможно, что сделанную из вороненного металла. И этот неприятный тип снова попросил проехаться с ним на срочную встречу с Адамом Чарторыйским.

Министр иностранных дел уже поджидал Андрея в своем кабинете.

— Ну что, князь? — сразу отложил он перо, оторвав взгляд от бумаги и взглянув на посетителя. — Насколько я знаю, вы уже виделись с Кочубеем. Не так ли?

Андрей почувствовал, как по спине пробежал холодок, а в голове пронеслось: «Он уже знает? Кто-то уже донес? У него что, свои люди и в МВД?»

— Допустим, — осторожно ответил он. — Граф вызвал меня для… уточнений о моих встречах в Моравии.

— И какими именно участниками этих встреч он интересовался? — Чарторыйский пристально посмотрел на Андрея.

— Он говорил о виконте Леопольде Моравском. И о том, что англичане могут быть замешаны во всем этом заговоре.

Чарторыйский задумался, затем негромко произнёс:

— Любопытно… Виктор Павлович не стал скрывать, что подозревает англичан?

— Да. Но, он также сказал, что открыто действовать против них сейчас нельзя.

— Верно, — кивнул министр. — Но, есть нюансы…

Он встал и подошёл к карте Европы на стене. Потом, внимательно разглядывая что-то на ней, произнес:

— Кочубей прав насчет английского следа. Но, он не знает главного: у нас есть свидетель, который может подтвердить, что заговор в Австрии — лишь часть еще более грандиозного плана. И этот план исходит не только от англичан.

— Кто же этот свидетель? — насторожился Андрей.

— Баронесса Иржина фон Шварценберг, — поведал Чарторыйский.

Сердце Андрея екнуло при упоминании своей бывшей любовницы, но вида он не показал, лишь спросив нейтральным тоном:

— И что с ней? Она жива?

Министр кивнул:

— Да. Она в добром здравии. И находится под нашей защитой, под домашним арестом. Эта женщина пыталась сбежать из Австрии в Санкт-Петербург. Тут-то мы ее и задержали. Вы знаете ее, не так ли?

— Где она? — едва сдержался Андрей.

— Это сейчас неважно, — холодно ответил Чарторыйский. — Важно то, что она готова дать показания против английских агентов. Но, свидетельств одной только этой женщины недостаточно. Боюсь, что знает она не так много, как хочет это представить, набивая себе цену, чтобы мы освободили ее. Потому ее показания необходимо перепроверить прежде, чем что-то решить. Нам нужен кто-нибудь из участников заговора в статусе не меньшем, чем виконт Леопольд Моравский. И мы ищем его.

— Но, вы же вчера говорили мне, что он арестован австрийцами и дает показания! — воскликнул Андрей.