Новый год по новому стилю

— Лиза, сними платье и спускайся за шампанским.

Ура, я получила дальнейшие инструкции! Их я и ждала.

Тапочки заскользили по натертому паркету, точно коньки по льду, и я с радостью схватилась за перила. Какие же нескончаемые ступеньки и как тяжело держать спину, точно в балете — вдруг из кухни просматривается вся лестница. Я не могла вспомнить планировку нижнего этажа и не хотела оборачиваться. Я же взрослая женщина. Я не боюсь, что хозяин пойдёт следом. Я хочу, чтобы он пошёл. Но пока слышалось лишь шарканье моих новых тапок — моих!

Да подними наконец ноги, Соколова! Ты же летать должна! Неужели ты такая корова, что не хватает целого роя бабочек, чтобы приподнять тебя над полом второго этажа? Или тебе оттягивает руку пиджак?

Дверь в спальню оказалась открытой — специально? Или Гриша просто забыл ее утром или вообще никогда не закрывал. Я перешагнула через порог — во второй раз колени тряслись ещё сильнее. В первый постель оккупировала Любаша. Сейчас кровать была свободна и идеально застелена. Надолго ли?

Выдохни, Соколова, выдохни! Делай простые движения: три шага к шкафу, открыть створку — не ошиблась, мужская половина. Я схватила пустую вешалку и водрузила на неё пиджак. Их здесь было пять штук. Я их пересчитала пальцами, погладив рукава каждого, точно в них спрятались Гришины руки. Боже… У меня дрожали теперь не только коленки, но новая дрожь была тёплой и сладкой. Я спешно задвинула одну створку и схватилась за зеркальную ручку другой и так и осталась стоять — вернее именно близость шкафа удержала меня в вертикальном положении.

На женской половине свободными болталось всего несколько вешалок. Остальные были заняты всяческой женской одеждой, с которой на крученых нитях свисали этикетки, без ценников. Я прошлась по каждой из них пальцами — все из одного магазина. И среди прочего красной тряпкой висел красный пиджак, который Гриша мечтает увидеть на мне в офисе.

Дрожащая рука наконец потянулась к первой пустой вешалке, но не схватила ее, потому что глаза заметили розовую бумажку для заметок. Она свисала с шелкового пеньюара и на ней красивым почерком было написано: «надень меня». Этикетка была намеренно срезана.

Я с трудом сдержала нервный смех. Кто-то перечитал дочке про Алису! Да, да — надень его, чтобы я тебя съел… Это уже Красная Шапочка получается! Но щеки у меня уже явно пунцовые! Гриша!

Мне хотелось позвать его в голос, но я не хотела портить его сказку. Вдруг у него ещё что-то для меня заготовлено… сказочного?! Только бы, конечно, не карета, которая ровно в полночь превращается в тыкву!

Я аккуратно сняла платье и повесила в шкаф. Скоренько прошла в ванную и, остолбенев для начала от сверкающего кафеля, разрешила себе открыть кран, чтобы избавиться от остатка дезодоранта, прошедшего сегодня кучу проверок на стойкость.

Глаза горят — свет включать лишнее, достаточно их и того света, что идёт из спальни. Я сделала шаг назад и чуть не отскочила к душевой кабинке, когда призывно открылся подсвеченный голубым зев унитаза — тайны Третьей Планеты в действии! А он мультики собирался Любе включать! Фу… И поспешила схватить брошенный на кровать пеньюар.

Записку я приклеила на лацкан красного пиджака — пусть повисит без дела, у меня выходные, у меня Новый год… со старым начальником. Три месяца — это почти вечность, если сравнивать с тремя днями, перевернувшими мой мир.

На темно-синем шелке алели аленькие цветочки — сумасшедший Гришка Мороз! Сумасшедший… Я затянула поясок потуже, чтобы полы халатика хоть немного да прикрыли грудь там, где выпускал ее наружу черный бюстгальтер. Дышать я уже почти не могла, а надо ли? Затаив дыхание, я вышла из спальни, но до лестницы не дошла, обнаружив открытой другую дверь. Когда успел? Я перешагнула новый порог и замерла — нет, не под темным взглядом Гриши, по собственному желанию вставшего в угол. А под шквалом собственных эмоций — они посыпались на меня, как кирпичи на голову. Это была или, скорее стала таковой, детская комната: с белой кроватью с резным изголовьем, комодом, письменным столом с креслом и даже с туалетным столиком, низеньким под детский рост, и тоже белым. Золотым в комнате был только Лев — с огромной гривой и длиннющим хвостом. Игрушка занимала половину кровати и была, кажется, больше самой Любы.

— Занавесок в каталоге не оказалось. Тебе придётся самой выбрать в магазине.

— А Лев в каталоге был? — задала я единственный вопрос, который мог сорваться сейчас с языка. Остальные намертво завязли в расплавившихся мозгах.

— Нет, но тут игрушечный совсем рядом. У каждой женщины, даже маленькой, должен быть Лев в постели, чтобы она чувствовала себя женщиной. Разве я не прав?

Раскрыл бы объятия, я бы в них нырнула и промолчала. Но виновник кавардака в моей жизни продолжал стоять в углу.

— Когда ты успел все это купить?

— Вчера заказал. С утра попросил прийти уборщицу и встретить грузчиков. Все, кажется, идеально сделали, нет?

Я молчала. Неужели к месту сейчас мое дурацкое «спасибо»?

— Если не нравится, отправим все обратно. Выберешь другое. Мне просто этот набор показался самым приличным.

— Что ты! Любе все очень понравится. Она о таком и мечтать не могла…

— Мечтать надо всегда, — Гриша наконец покинул свой угол, но до меня ещё не дошёл. — Иначе каким же мечтам тогда сбываться?

Теперь мы стояли рядом. Совсем рядом. Бедро к бедру, как на кухне с кошками.

— Не тут, — Гриша провёл по моей горящей щеке такими же горячими пальцами. — Это детская. А если я тебя поцелую, уже не оторвусь, цветочек мой аленький, краше которого нет в целом свете.

Он сжал мне руку. Со всей силой, но я все же нашла в себе силы сжать его пальцы в ответ. Снова лестница, но с ним уже совсем не крутая. Гостиная с колоннами. На столике у дивана нас ждали два полных бокала.

Я села. Провалилась в мягкую подушку. Гриша присел на самый край дивана и, мне казалось, вот-вот соскользнет на мягкий ковер. Он взял оба бокала, но не протянул мне ни одного.

— Я надеюсь, ты не сердишься. Я не хотел, чтобы ты пришла в пустой дом, точно в гостиницу на одну ночь, — он говорил, не поднимая глаз. — Я понимаю твой страх и не знаю, как убрать его. Твое спокойствие нельзя купить, но если эти вещи хоть немного придадут тебе уверенности в завтрашнем дне, то я не зря убил на шоппинг два утра. Как тебе почерк на записке? Моя уборщица — бывшая учительница с некогда дружественной нам республики. Я думаю, из нее выйдет хорошая няня для Любы. Я с ней не говорил, но, думаю, Наталья Ивановна будет рада оставить швабру, — и тут он вскинул глаза, все еще темные, все еще жадные. — Давай в следующем году о проблемах поговорим, а сейчас… У меня есть тост!