"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17
Шрифт:
Впрочем, удивительно уже то, что им всем вообще удалось провернуть это сложное дело. Это ж только представить себе! По отдельности просочиться в Британию, якобы наняться грузчиками в фешенебельный магазин на углу Стрэнда и Савой-стрит, ухитриться завезти под видом товара ящики с динамитом, да еще и взорвать это все добро в момент проезда королевского авто!
Говорят, что Георга V смогли опознать только по каким-то орденам.
В целом же, вся их операция была довольно загадочной. За ней явно стояли какие-то весьма влиятельные люди из Вашингтона, поскольку Бюро явно получило команду не замечать деятельность их организации. Впрочем, таких радикальных
— Возьмите. Тут новые документы, разные деньги, пистолет, патроны и билет на аргентинское судно. Перед проходом таможни избавьтесь от оружия и патронов, во Франции они вам не понадобятся. В Бресте пересаживайтесь на рейс до Нью-Йорка. Где меня там искать вы знаете.
Оскар кивнул и взял саквояж. Попытался приоткрыть, но Джонс зашипел:
— Вы с ума сошли! А если кто увидит пистолет или деньги?! Придете домой, там и открывайте. Так, я выхожу первый. Вы не раньше через пять минут. Счастливого пути, мистер О’Коннор.
Не дожидаясь ответа, мистер Джонс встал и вышел из церкви…
…Четверть часа спустя взрыв отбросил от парапета набережной изуродованное тело.
— Любопытство губит кота. Счастливого пути, мистер О’Коннор или как вас там на самом деле.
Заработал мотор и черный автомобиль покатил по улицам Солсбери.
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. КУРЛЯНДИЯ. ТУККУМ. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Вечер.
На центральной площади собралось несколько тысяч человек. Кто хмуро, кто настороженно, а кто и откровенно враждебно взирал на пришельцев.
Стояли под развевающимися флагами несколько русских бронемашин.
Ждали развития событий и наконец-то добравшиеся до Туккума репортеры, фотографы и кинооператоры, готовившиеся увековечить происходящее на площади для истории.
Прокудин-Горский спросил вполголоса:
— Вы уверены в своем решении? Многим это не понравится.
Емец хмуро покачал головой:
— Другого варианта я не вижу, Сергей Михайлович. Поданные Михаила Второго должны получить справедливость, а не просто тысячи пустых и красивых слов.
Лейб-фотограф лишь вздохнул, закруглив разговор:
— Что ж, вы в своем праве. Решать вам.
— Да. Это мое решение.
Анатолий поднялся на свежесколоченный помост в центре площади.
— Поданные русской короны! Добрые жители славного Туккума! Сегодня ваш город освобожден от германской оккупации! Порядок и закон вновь возвращаются на вашу землю. Русская армия доблестно сражается и теснит врага с территории Империи. И близок день, когда последний вражеский солдат покинет Россию. Это справедливая война за освобождение, и я горжусь нашими героическими солдатами. Но встречаются на любой войне негодяи, трусы, дезертиры, изменники и просто бандиты, шайка которых налетела на Туккум, воспользовавшись тем, что наши силы были связаны боем на станции и в предхолмье. В результате нападений бандитов, к сожалению, погибли верные подданные Его Императорского Величества. Взяв станцию и разгромив германские позиции в пригороде Туккума, мы восстановили порядок на улицах вашего города. Пятеро мародеров из этой шайки были расстреляны нами прямо на месте. Еще нескольких мы пленили. Остальные трусливо бежали
в лес. Уверен, что справедливое возмездие постигнет их, где бы они ни прятались!Все молчали. Лишь стрекотал киноаппарат, да вспыхивали вспышки фотографов.
— Сегодня, под моим председательством, состоялось заседание военно-полевого трибунала. Вынесен приговор. Всем дезертирам и бандитам — смертная казнь через повешение.
И обернувшись, кивнул:
— Приговор привести в исполнение.
Стоило ему спуститься по ступенькам, как вверх по лестнице потащили семерых приговоренных. Те пытались брыкаться, что-то мычали, но заткнутые кляпом рты не давали им ничего сказать. Лишь глаза сверкали у казнимых. Ужас, ярость, паника, истерика, ненависть горели в их глазах.
С них заранее сняли гимнастерки, галифе и сапоги, оставив лишь в исподнем. Ничего не оставили, что могло бы указать на их принадлежность к русской армии.
Прокудин-Горский вновь склонил голову к уху Анатолия:
— А это вы разумно придумали с кляпами.
Емец кивнул.
— Да, они могли кричать всякие непотребства. А тут женщины, дети, репортеры…
Лейб-фотограф усмехнулся:
— Согласен. А еще они могли кричать, что они не дезертиры, а военнослужащие Кубанского конного отряда особого назначения есаула Шкуро и лишь выполняли приказ.
Анатолий вновь кивнул.
— Да, получилось бы некрасиво.
Тем временем всех семерых казнимых уже затолкали в кузов грузовика с откинутыми бортами и накинули на головы петли. Шею каждого казнимого украшала табличка с крупной черной надписью «ДЕЗЕРТИР», а придушенное мычание не могло опровергнуть это утверждение.
Емец махнул рукой, и грузовик потихоньку начал отъезжать. Последние судорожные попытки зацепиться ногами за выскальзывающий кузов и вот семь тел задергались в конвульсиях.
— А виселицу надо было повыше сделать и веревки подлиннее. Они ж не сразу задохнутся, а так шею бы сломали и все.
Анатолий пожал плечами, глядя на два еще дергающихся и хрипящих тела.
— Ну, не перевешивать же их, право.
Подойдя к виселице крикнул:
— Милосердие!
И два выстрела из маузера оборвали мучения казнимых.
Вернувшись к Прокудину-Горскому, он проговорил хмуро, явно досадуя на себя:
— Надеюсь, что последнее военная цензура не пропустит.
Тот согласился:
— Да, либеральная общественность не оценит.
— В гробу я видел всю либеральную общественность скопом. А кадры действительно надо изъять. Выстрел в затылок повешенному выглядит не очень эстетично. Особенно если это подать под нужным углом зрения и соответствующим образом сопроводить описанием очередного зверства русской армии.
— Согласен. Не дай Бог попадет в прессу. Тот же Проппер-Ньюс будет мазать нас дерьмом жирными мазками. Если дать эту фотографию, да еще и сопроводить описанием, что пришедшие русские солдаты устроили чудовищные еврейские погромы и массовые казни…
Вместо ответа Анатолий вновь поднялся на помост.
— Жители Туккума! Виновные в грабежах и бандитизме получили заслуженное наказание. Справедливость восстановлена!
Народ зашумел. Было трудно сказать, согласны ли они с этим утверждением, но вид висящих в ряд казненных, да еще и простреленными головами, заставлял отнестись к сказанному со всей серьезностью.
Емец сделал знак и на площадь вынесли несколько столов, на которые тут же разместили священные книги разных религий, взятые солдатами в местных храмах и прочих синагогах.