Новый Мир ( № 10 2007)
Шрифт:
“А ведь он живет где-то рядом”.
Слева тянулась церковная ограда, и покосившиеся, в шапках снега, колонны задавали переулку четкий ритм. Тут же, за оградой, стаял трактор, торчали кресты.
“Живу среди склепов”.
На могильцах .
Новокузнецкая, широкая и мглистая, пустовала. Ни машин, ни пешеходов — только у магазина “24 часа” подростки с пивом и дворники.
Бесшумно подкатил трамвай, и я нырнул в пустой салон. Тронулись,
Впервые за много лет я остался на праздник один. Новый год — да и мир вокруг — не имели ко мне отношения. Как будто это аквариум и я отделен от мира стеклами.
И только мое неразборчивое отражение скользит по его поверхности.
Прачечная находилась через квартал и работала без выходных. Под лампой дневного света сидела над кроссвордом женщина — с рыхлым, как махровое полотенце, лицом. Я поздравил с праздником, протянул квитанцию. Извинился — “жена застирала вместе с брюками”.
Та не глядя выбросила пакет на прилавок.
— Две наволочки, пододеяльник, простыня, полотенца.
— Распишитесь.
И снова уткнулась в газету.
“Как просто!” — Я повернулся к выходу.
— Мужчина!
Остановился, сжался. Звуки радио, голоса стали выпуклыми, отчетливыми.
— Что?
Но она уже отгадала слово.
Обратно шел дворами, петляя, как будто хотел запутать следы.
Представлял себе, что за мной шпионят. Нарочно заходил за мусорные баки и голубятни. Оглядывался — у гаражей, переделанных из конюшен.
С той стороны железной сетки доносились резкие, на чужом языке, выкрики. Я приподнялся, увидел за забором спортивную площадку. Несколько человек на площадке смешно подпрыгивали вокруг корзины.
Судя по всему, игра заключалась в том, чтобы забросить мяч, не касаясь руками.
Невысокие, загорелые, все игроки имели южноазиатскую внешность.
4
На острове, как только прошел платеж по карте, я понял, что могу исчезнуть. Спрятаться и забыть все — сценарии, жену с ее любовником (предполагаемым). Самого себя и прежнюю жизнь — тем более после всего, что случилось, меня с ней ничего не связывало. И возвращаться мне, собственно, некуда.
Я бросился в бунгало, запер дверь. Вытряхнул из бумажника кредитки и ключи, квитанции. Не хватало главного — адреса. Куда мне ехать? Какую дверь отпирать? Со злости шарахнул кулаком в стенку; крашеная доска треснула, с потолка посыпались мошки. “Можно провести имя через базу данных”.
“Там будет прописка”.
Но где взять ее в Бангкоке?
Я еще раз просмотрел квитанции и счета. Чеки из магазинов. Но адрес, адрес! Никаких концов. Осталась только одна бумажка, из прачечной. Простыня, пододеяльник, два полотенца. Холостяцкий набор. Сумма прописью, автограф заказчика. Дата.
Взгляд скользнул вниз — я не поверил глазам.
Графа “адрес заказчика” была заполнена.
…Садовое кольцо осталось позади. Медленно, как во сне, шагая по городу, я разглядывал дома и улицы и поражался, насколько фальшивыми выглядят целые кварталы. Как будто только сейчас мне открылось, что города, который я знал, больше нет. И чтобы в этом убедиться, потребовалось все, что со мной случилось .
Справа остался кинотеатр. Мы с женой часто сюда ходили — смотрели фильмы таких же молодых сценаристов. В ресторане напротив сидели, обсуждали. Сходились на том, что в современном кино огромная пропасть — между актерами и тем, что они произносят. Между их лицами и смыслом. Словом — и образом.
В своих сценариях мне хотелось уменьшить это расстояние. Чтобы изображение и слово совпали; лицо обрело черты, воплотилось.
Наверное, мне так и не удалось этого сделать.
Пятнадцать лет назад, когда подъезды не запирались, я часто бродил здесь. Среди церквей, по-бабьи осевших вдоль улицы. Во дворах, затопленных сумерками. На перекрестках, пустых и пыльных. Тогда я был студентом, злым и голодным. И город стал мне напарником, поводырем. Я почувствовал его магию, которую он излучал особенно ярко в то голодное нелепое время.
И вот он исчез — бросив меня одного среди муляжей, подделок.
Сгинул — как будто его и не было.
5
Экран компьютера вспыхнул. В почтовый ящик посыпались десятки сообщений, в основном реклама. Однако три письма оказались на мое новое имя.
Первое было от Обезьяны. Как и следовало ожидать, она выражала ярость. “Ты настоящая свинья, что молчишь”, — заканчивалось письмо.
“Почта же работает в Таиланде!”
Второе написал Никола.
“Старче, только без шуток — надо вкладываться в проект. Помнишь, я говорил перед праздниками? Ты по-прежнему можешь войти в долю. Просто черкни „да”, и я внесу твою часть из прибыли. Видишь, как мы тебя любим? Тебе даже задницу из моря вынимать не надо”.
Последнее письмо предсказуемо пришло от Крота. Дело ограничилось открыткой “Surprise!” и подписью “Мозоли украшают мужчину”.
Перечитав письма, я подумал, как странно — никто не сомневался, что адресат жив. Как будто его просто не может быть среди погибших.
Я ответил каждому одинаково.
Написал, что в Таиланде со мной случилось духовное возрождение и я принял буддизм. Что еду в паломничество по монастырям на север страны, где нет ни почты, ни мобильной связи.
И что срок путешествия неопределенный.
“С Новым годом! Будда любит вас!” — заканчивалось послание.