Новый Мир ( № 10 2007)

То место увидим, а Гения — нет: он смертен и неповторим.

Живет он не только в замшелых камнях, в клубящемся сумраке ниш,

Но в душах исчезнувших тех горожан, а их-то и не повторишь.

Какие пришельцы в каких пришлецах его воскресить бы смогли,

Покуда встревоженной пены морской теснятся барашки вдали?

Кораблик

Памяти моей жены Наташи Смирновой,

когда ей было двенадцать лет.

Не речной ли трамвайчик бьет косою волной,

Где задумчивый мальчик брел вечерней порой?

Отчего он не светел? Что влечет его прочь?

Пожалей меня, ветер.

Повстречай меня, ночь.

Я тоскую по дому, где ступеньки легки.

По себе молодому у холодной реки.

Мне никто не ответит и не сможет помочь.

Не тревожь меня, ветер.

Защити меня, ночь.

Где дугу свою чайка прочертила, креня,

Там ты с борта случайно увидала меня.

Как же я не заметил капитанскую дочь?

Не суди меня, ветер,

Обними меня, ночь.

А кораблик — о, жалость — вплыл под Каменный мост.

Сердце девичье сжалось и взметнулось до звезд:

— Вот мой муж! — только дети так пророчат: точь-в-точь.

Закружи меня, ветер.

Отпусти меня, ночь.

Память — скрытая дверца во святые места,

Где светило нам Сердце — а не купол — Христа.

Как до будущей встречи мне беду превозмочь?

Не гони меня, ветер,

Пощади меня, ночь.

* *

*

Как меняется небо заката.

Облака обращаются в дым,

Но не мчатся без цели куда-то,

А проходят одно за одним.

Для чего им теперь торопиться?

День и так уплывает из рук,

И закат, как огромная птица,

Обнимает всю землю вокруг.

Вот и сломаны алые крылья,

Но напрасно над ним не злословь.

В этой нежности столько бессилья,

Что похожа она на любовь —

Двух сердец молчаливое пенье,

Затаенное в самой дали

И хранимое, словно спасенье,

Под изменчивым небом земли.

* *

*

Ни смеха не помню, ни слез,

Ни как говорила, ни что ты,

А помню лишь запах волос

Да августа полные соты.

Вечернего часа река

Сама нам плыла прямо в руки.

Прохладная дымка, легка,

Сквозила над гладью излуки.

Кукушке — гадать вдалеке.

Румянцу — гореть над водою.

Как быстро скользит по реке

Туман подвенечной фатою...

В плену поспевающей ржи

Ты шла, утопая по пояс,

И солнце зажгло у межи

Колючий, клонящийся колос.

А воздух накапливал ток

И сполохом вспыхивал где-то.

Мне в пальцах твоих посошок

Казался полоскою света.

Близ леса зияли, пусты,

Разграбленной фермы проемы.

Земля нам дарила цветы,

А небо — далекие громы.

Мы знали: здесь грозы страшны,

Но думать о них не хотелось,

И были в тебе сведены

Безропотность, нежность и смелость.

А сумерки крались уже

И с полем смешали край неба.

Ты помнишь, как пелось душе

Светло, и блаженно, и немо?

Готовились птичьи стада

К большим перелетам осенним,

А нас выводило туда,

Где кланялись камни растеньям.

Мы никли над книгой утрат,

Смиреннейшей книгой на свете,

И трогали вызревших трав

Сухие, сыпучие сети.