Новый Мир ( № 10 2007)

Открытие получилось пафосным. Славик напился за полчаса, Сан Саныч попросил охрану следить за ним, Гога сказал всем расслабиться — открытие все-таки. Мама Сан Саныча вскоре ушла, сказав, что музыка играет слишком громко, Саныч вызвал для нее такси и вернулся праздновать. Оптовики поснимали галстуки и пили за здоровье хозяев, Славик громко пел и целовался с представителями налоговой, в принципе, изо всей публики он один вел себя как гей, во всяком случае, как он это понимал, причем делал это целенаправленно, чтобы завести публику. Публика наконец завелась, в результате братья Лыхуи подрались в мужском туалете с оптовиками, в принципе, нормальный мордобой, за что-то ведь они бабки платили, из туалета звучали обиженные крики Гриши Лыхуя “сам ты пидор!”, брат, Савва Лыхуй, поддерживал его. Драка была быстро локализована, Саныч всех развел, и пьяные оптовики поехали допивать в клуб со стриптизом, поскольку в “Бутербродах” стриптиза не было. Представители налоговой тоже поехали в клуб со стриптизом, Славика они с собой не взяли, чтобы не портить репутации. Публика почти разошлась, только около бара на стульчике сидела какая-то девочка, а в углу шептались двое мужчин среднего возраста, внешне похожие на тех же представителей налоговой, то есть что-то определенное об их внешности сказать было трудно. Кто это? — спросил Саныч у Славика, который начал понемногу трезветь и теперь впоминал, с кем он тут целовался. А, это, — сказал он, сфокусировав взгляд. — Не хочу обидеть никого из присутствующих, но, по-моему, именно это и есть геи. Ты их знаешь? — на всякий случай спросил Саныч. Да, знаю, — закивал головой Славик, — это Доктор и Буся. Какой доктор? — не понял Саныч. Нормальный доктор, — ответил Славик, — пошли, я вас познакомлю. Привет, Буся, — обратился он к чуваку, который выглядел младше и был больше похож на представителя налоговой, — здраствуйте, Доктор, — пожал он руку чуваку, который выглядел более солидно, соответственно на представителя налоговой был похож меньше. — Знакомьтесь, это — Санёк. Сан Саныч, — робко поправил его Сан Саныч. Наш менеджер, — не дал ему закончить Славик. Очень приятно, — сказали Доктор и Буся и пригласили их к столу. Саныч со Славиком сели. Наступило неловкое молчание. Саныч занервничал, Славик потянулся за своими папиросами. Что, Славик, — решил разрядить ситуацию Доктор, — ты теперь тут? Да, — сказал Славик, прикуривая и загасив спичку в их салате, — друзья попросили помочь, думаю, почему бы и нет, у меня как раз окно в графике. Понятно, у них еще не все получается, — продолжал Славик, взяв у Доктора вилку и зацепив ею салат, — вот хотя бы и это открытие: в принципе, можно было по-человечески сделать, чтоб культурная программа, я уже договорился с гребенщиковым... Ну да ничего, — он положил руку Санычу на плечо, — ничего, я им подсказываю то тут, то там, все будет нормально, да... Саныч осторожно убрал его руку, встал, кивнул Доктору и Бусе, мол, хорошего вам отдыха, еще поговорим, и отошел к бару. Ты кто? — спросил он девочку, которая заказала очередную водку. На лице у нее был пирсинг, и когда она пила, металлические шарики дзинькали о стекло. Я Вика, — сказала она, — а ты? Сан Саныч, — ответил Сан Саныч. Гей? — деловито спросила Вика. Владелец, — оправдываясь, сказал Саныч. Понятно, — сказала Вика, — отвезешь меня домой? А то я что-то совсем тут у вас назюзялась. Саныч опять вызвал такси и, попрощавшись с Гогой, вывел девочку наружу. Таксист оказался каким-то горбуном, Саныч его и раньше тут встречал, теперь вот пришлось вместе ехать, горбун весело посмотрел на них, а, сказал, это вы из пидорского клуба? Да-да, — обеспокоенно ответил ему Сан Саныч. — Куда нам? — спросил он у Вики. Вику в машине накрыло, что, — спросил горбун, — блевать будете? Все нормально, — сказал Саныч, — не будем. Как хотите, — несколько разочарованно сказал горбун. — Так куда едем? Саныч взял Вику за плечо, повернул к себе, залез во внутренний карман ее косухи и вытащил паспорт. Посмотрел на прописку. Давай попробуем, — сказал горбуну, и они двинулись. Вика жила совсем рядом, проще было отнести ее домой, но кто ж знал. Саныч вытащил ее на улицу, попросил горбуна подождать и понес Вику в подъезд. Перед дверью поставил на ноги, ты в порядке? — спросил. В порядке, — сказала Вика, — в порядке, паспорт отдай. Саныч вспомнил про паспорт, достал его и посмотрел на фото. Тебе без пирсинга лучше, — сказал он, Вика забрала паспорт и спрятала в карман. Если хочешь, — сказал Саныч, — я останусь у тебя. Чувак, — ответила ему Вика, довольно улыбаясь, — я ж лесбиянка, ты что — не понимаешь? А ты даже не гей, ты владелец. Сечешь? Вика поцеловала его и исчезла за дверью. Саныч почувствовал на губах холодный привкус ее пирсинга. Впечатление было такое, будто он коснулся губами серебряной ложки.

Начались трудовые будни. Главная проблема трудовых будней состояла в том, что клуб оказался совершенно неприбыльным. Целевая аудитория упорно обходила “Бутерброды”. Гога ругался, Славик старался на глаза ему не попадаться, а если попадаться приходилось, громко кричал про нишу, про укрконцерт и вьетнамскую диаспору, даже предлагал перепрофилировать “Бутерброды” в суши-бар и работать исключительно на вьетнамскую диаспору, после чего получал от Гоги по голове и какое-то время на работе не появлялся. Гога сидел у себя в кабинете и нервно разгадывал кроссворды, напечатанные в “Бухгалтерском учете”. Сан Саныч разыскал Вику и пригласил ее на ужин. Вика сказала, что у нее месячные, и попросила оставить ее в покое, пообещав, впрочем, зайти как-нибудь в “Бутерброды”. Лето было горячее, кондиционеры истекали соком.

Появился Славик. Старательно скрывая синяк, который было видно даже сквозь солнцезащитные очки, он прошел в кабинет к Гоге. Гога позвал Саныча. Славик сидел, печально кивая головой, и молчал. Долго молчать будешь? — спросил Гога, радостно улыбаясь. Георгий Давыдович, — начал Славик, тщательно подбирая слова, — я понимаю, да — мы все были на нервах, я был не прав, вы погорячились. Я? — продолжал улыбаться Гога. В конце концов, мы профессионалы, — сказал Славик и поправил очки. — Я понимаю — бизнес есть бизнес и надо его спасать. Я привык, чтобы все было начистоту, да... И если у вас ко мне какие-то претензии — говорите, я не обижусь. Но, — продолжил Славик, — я все понимаю, возможно, я где-то с вами был не согласен, возможно, наши позиции кое в чем не совпадали, ну, так получилось, я понимаю — вы в этом бизнесе человек новый, поэтому, нет, все нормально, я в команде, все хорошо. Славик, — сказал ему Гога, — это просто фантастика, что ты в команде, только проблема в том, что наша команда вылетает из высшей лиги. Да, — сказал Славик, — да. Я понимаю — вы имеете право так говорить, я бы на вашем месте тоже сказал бы так, я понимаю, все хорошо... Славик, — опять обратился к нему босс, — я тебя прошу — давай что-то конкретное, я в минусах, так бизнес не делают, ты понимаешь? Славик еще покивал головой, поразводился по поводу команды, в которую он вернулся, выразил уверенность, что на его месте так сделал бы каждый, стрельнул у Гоги на такси и велел ждать его завтра с хорошими новостями. Завтра утром он перезвонил с чужого мобильника и возбужденно прокричал, что сейчас он, мол, сидит в исполкоме и что сейчас тут, мол, решается вопрос на уровне облсовета, чтобы предоставить им право в этом году проводить “Вышиваны рушнички”. Что? — спросил его Гога. “Рушнички”, — терпеливо повторил Славик, слышно было, как законный владелец вырывает у него из рук свой телефон, но он не поддавался, — “Вышиваны рушнички”. Да подожди ты! — крикнул он по ту сторону разговора и, опять припав к трубке, продолжил: — Конкурс детского и юношеского творчества, непосредственно под патронатом губернатора, башляется из бюджета, если пройдет — они дают нам статус творческого центра, ни одна налоговая не до..ется. А ты уверен, что нам это подходит? — на всякий случай спросил его Гога. Ясно, что подходит, — закричал Славик, — это именно то, что нам надо, — рисунки на асфальте, конкурс детских моделей, старшеклассницы в купальниках, б... — распишем программу, бабло проведем через бухгалтерию, сделаем откат пожарникам, чтобы они нас в бюджет на следующий год поставили, и все — целый год кавээнить будем за народные бабки, шоу маст гоу он, Георгий Давыдович, я в этом бизнесе двадцать лет, ай, б...! — закричал он уже скорее в пустоту, поскольку трубку у него таки забрали. Гога тяжело вздохнул и вернулся к кроссворду.

После обеда в клуб пришли четверо, были в спортивних костюмах, но на спортсменов похожи не были, разве что на злостных нарушителей спортивного режима. Охранник спросил, к кому они, но они свалили его с ног и пошли искать директора. Гога сидел с Санычем и добивал кроссворд. Саныч увидел четверых и молча отключил телефон. Вы кто? — спросил их Гога, уже наперед зная ответ. Мы “Супер-ксероксы”, — ответил первый, в синем спортивном костюме. Кто? — переспросил Сан Саныч. Ты что, глухой? — сказал второй, тоже в синем спортивном костюме. — “Супер-ксероксы”. Весь дом напротив — наш. Паркинг за углом — тоже. И еще офис на Южном, — опять вступил в разговор первый, в синем. Вообще — мы лидеры на рынке, понятно? — это уже добавил второй, в синем. Третий, в зеленом, неудачно повернулся, и из-под полы его спортивной куртки выпал обрез, зеленый быстро наклонился, поднял его и спрятал обратно, хмуро посмотрев вокруг. Мы держим сеть оптовых центров, — продолжал первый, — у нас прямые поставки из Швеции. Вы что, — попробовал поддерджать разговор Гога, — хотите продать нам ксерокс? Четверо хмуро замолчали, тяжело переводя взгляды с Гоги на Сан Саныча. Мы хотим, — наконец начал первый, вытирая вспотевшие ладони о синюю ткань спортивных штанов, — чтобы все было по-честному. Вы тут новые, вас тут не было. Это наша территория. Надо платить. Мы платим, — попробовал пошутить Гога, — налоговой. Третий опять неудачно повернулся, и обрез загрохотал по полу. Четвертый отвалил ему леща, наклонился, поднял оружие и спрятал его в карман своих малиновых спортивных штанов. Брат, ты не понял, — опять начал второй, вкладывая в слово брат всю свою ненависть. — Мы “Супер-ксероксы”, мы покрываем весь регион. Что вы имеете в виду? — спросил Сан Саныч. Ты не перебивай, да? — резко сказал первый и повернулся ко второму, — говори, Лёня. Да, — сказал на это Лёня, — у нас выходы на администрацию. Это наша территория. Так что надо платить. Ну, мы тут тоже не чужие, — попробовал что-то сказать Гога. — Нас тут, в принципе, знают. Кто тебя знает, брат? — выкрикнул второй, сжимая кулаки, но четвертый взял его за локоть, мол, спокойно, Лёня, спокойно, они сами не знают, что творят. — Ну кто тебя знает? Ну как кто? — попробовал потянуть время Гога. — Я по гипсокартону вообще работаю, у меня знакомые на Балашовке плюс зацепки в налоговой. Братья Лыхуи опять же... Что? — заревел второй, и Гога сразу понял, что про Лыхуёв можно было не вспоминать. — Лыхуи?! Эти лохотронщики?!! Да они у нас, в “Супер-ксероксах”, взяли партию старых принтеров и перепродали их каким-то мудакам из Тракторного! Сказали, что это копировальные машины нового поколения! А те спихнули их в ментовскую академию, оптом, с нашей гарантией. Мы еле отмазались!!! Лыхуи!!! Лыхуи!!! — второй рвал на себе синюю спортивную куртку и выкрикивал на весь клуб проклятую фамилию. Не только, — добавил Сан Саныч, лишь бы что-то добавить, — мы еще в исполкоме... Что?! — не дал ему закончить второй, похоже, он вправду обиделся. — В каком исполкоме?!! Ты хочешь сказать, что вас тоже крышует исполком?!!! Ты отвечаешь за свои слова?!!!! Четвертый решительно полез в карман за оружием. Ну все, подумал Гога, лучше бы меня убил красноярский омон, не так противно было бы. Все четверо двинулись к столу, заняв собой полкомнаты. И выглядело все таким образом, что ни Гоге Ломая, ни тем более Сан Санычу в этой ситуации ничего, кроме тяжких телесных повреждений, ждать не приходилось.

И тут открываются двери и в кабинет входит Славик, радостно улыбаясь и маша, как веером, какими-то ксерокопиями. Четверо застыли на месте с занесенными кулаками. Гога медленно опустился на стул, Саныч зажмурился и нащупал в кармане телефон. Все повернулись к Славику. Привет, привет, — закричал Славик, не замечая общего напряжения, — всем привет! Он подошел к Гоге и пожал ему ватную руку. Партнеры? — радостно показал он Гоге на четверку и, засмеявшись, пожал руку крайнему, тому, который был в синем. Вот! — победительно крикнул он и бросил перед Гогой кипу ксерокопий. Что это? — выдавил из себя Гога. Разрешение! — победно крикнул Славик. — “Вышиваны рушнички”! “Вышиваны рушнички”? — недоверчиво спросил Гога, “Вышиваны рушнички”? — подошел Саныч и заглянул в документы. “Вышиваны рушнички”, “Вышиваны рушнички”, — испуганно зашептали четверо, пятясь к выходу. “Вышиваны рушнички”! — победно повторил Славик и, наклонившись к Гоге, деловито заговорил: — Значит, так, Георгий Давыдович, с пожарниками все улажено, переводим через их счет, я все прикинул, берем налом и списываем как коммунальный долг, — он нервно засмеялся, резко оборвал смех и, повернувшись к четверке, строго спросил их: — Вы что-то хотели, товарищи? Гога тоже вопросительно посмотрел на четверку, не решаясь задать им тот же вопрос. Брат, — заговорил наконец второй, застегивая на груди молнию синей куртки, — так вас что, в натуре губернатор крышует? Да-да, — нетерпеливо ответил ему Славик и опять зашептал Гоге: — Недостачу спишем на детские хоры, я пробивал через управление, они проведут это через квартальний отчет как целевой одноразовый платеж детям-сиротам. Четверка неуверенно толклась возле дверей, не зная, что им делать. Четвертый старался отдать обрез третьему, но тот отчанно отпихивался. Что, уже уходите? — повернулся Славик к четверке. — Георгий Давыдович, мы, кстати, приглашаем товарищей на “Вышиваны рушнички”? “Вышиваны рушнички”, “Вышиваны рушнички”, — застонали четверо и начали выскальзывать из кабинета. Когда двери за ними закрылись, Гога глубоко выдохнул. Дай папиросу, — обратился он к Славику. Славик вытащил свои голимые и протягнул Гоге. Гога схватил папиросу дрожащими губами, Славик предупредительно поднес спичку. Босс затянулся и тут-таки закашлялся. А что случилось? — не понял Славик. Славик, — обратился к нему Гога, — вот ты человек с биографией, да? Ты двадцать лет в шоу-бизнесе. Ты знаешь этого, как его... гребенщикова, — подсказал Славик. Ты организовывал харьковский концерт ю-ту, ты работал с пионерами. Скажи мне — бог есть? Есть, — сказал Славик. — Безусловно есть. Но это не имеет никакого значения.

В “Бутерброды” забежала Вика, — привет, пидоры! — крикнула она компаньонам, которые одиноко сидели за столиком. Гога хмыкнул, о’кей, сказал он напарнику, я домой. Я все закрываю, пообещал Саныч. Ну, понятно, засмеялся Гога, и, опасливо пропустив Вику, вышел на улицу. Где пропадала? — спросил Саныч. Тебе какое дело, — ответила Вика. Где пирсинг? — поинтересовался Саныч. Продала, — ответила Вика. Потом они пили водку, Вика плакала и жаловалась на жизнь, сказала, что разошлась со своей подружкой, что та свалила из страны, навсегда. А ты чего осталась? — спросил Саныч. А ты? — спросила его в свою очередь Вика. Ну, у меня бизнес, — сказал он. — К тому же я языков не знаю. Она тоже не знает, — сказала Вика, — она актриса, у нее язык тела, понимаешь? Не совсем, — честно ответил Саныч. Слушай, — спросила его Вика, — вот тебе почти тридцать. Почему ты не женился? Не знаю, — сказал Саныч, — я бизнесом занимался. У меня три ранения. Плюс сломана рука. Найди себе какого-нибудь гея, — посоветовала Вика. Думаешь, поможет? — засомневался Саныч. Вряд ли, — сказала Вика. Хочешь, поехали к тебе, — предложил он. Это что, трахаться? Ну, можно не трахаться, — сказал Саныч, — можно просто. Просто — нельзя, — авторитетно заявила Вика. И добавила: — Все-таки жаль, что ты не гей.

Потом они долго лежали на полу в ее комнате. Воздух был темный и прогретый, Вика считала его пулевые ранения, один, — считала она, — два, три. Это все? — спросила она несколько разочарованно. Все, — отправдываясь, сказал Саныч. Это почти как пирсинг, — сказала она, — только не заживает. Все заживает, — ответил он. Ну да, — не согласилась Вика, — моя подружка тоже так говорила. А сама …ала в Турцию. Это тоже опыт, — рассудительно сказал Саныч. Ага, — со злостью ответила Вика, — знаешь, каждый такой опыт, это как эти штуки у тебя на теле — всегда видно, сколько раз тебя хотели убить.

С клубом дела складывались совсем плохо. И даже успешно проведенные “Вышиваны рушнички”, во время которых Славика чуть не побили пионервожатые за то, что он без стука вошел в гримерку, где переодевались старшеклассницы, ситуации в целом не спасли. Гога вечерами сидел в кабинете и считал на калькуляторе убытки. Саныч впал в депрессию, Вика не звонила и не брала трубку, бабки заканчивались. Саныч курил у входа и с завистью смотрел, как “Супер-ксероксы” начали пристраивать к своему дому пентхаус. Бизнес явно не шел, надо было возвращаться к “Боксерам за справедливость”.

Однажды утром пришел Славик и сказал, что есть хорошие новости. Будем делать шоу-программу, — сказал он. Стриптиза вы не хотите, — обратился он к Гоге. — Что ж, пусть будет так. Пусть будет. Я уважаю ваш выбор, Георгий Давыдович, да. Но у меня есть чем вас удивить. Гога напрягся. Я, — сказал Славик небрежно, — договорился-таки с Раисой Соломоновной. Она сначала наотрез отказалась, у нее, знаете, график, да, но я нажал через свои каналы. Она скоро придет, было бы хорошо, чтобы все культурно прошло, ну, вы понимаете, — и Славик кинул обеспокоенный взгляд на Саныча. С кем ты договорился? — переспросил его Гога. Саныч засмеялся. С Раисой Соломоновной, — с некоторым вызовом повторил Славик. Это кто такая? — осторожно спросил Гога. Кто это такая? — усмехнулся свысока Славик. — Кто такая Раиса Соломоновна? Георгий Давыдович, вы что? Ну хорошо, хорошо, не грузи, давай рассказывай, — перебил его Гога. Что ж, — сказал Славик, — даже не знаю, что сказать. Как же вы клубным бизнесом собирались заниматься и не знали про Раису Соломоновну. Хм... Ну хорошо. Ну вы даете... Раиса Соломоновна — это цыганский муниципальный ансамбль, заслуженная артистка Белоруссии. Да вы слышали про нее, — уверенно выкрикнул Славик и полез за папиросами. Ну а тут она чего забыла? — недовольно спросил Гога. Я же говорю, — затянулся Славик, — будем делать шоу-программу. По вторникам. В другие дни она не может — у нее график. Я договорился. Ее знают все, заполним нишу. Ты уверен? — без энтузиазма спросил Гога. Точно, — сказал Славик и сбил пепел на только что разгаданный кроссворд. А что она делает, эта твоя артистка? — на всякий случай спросил Гога. У нее репертуар, — деловито сообщил Славик. — Полтора часа. Под фонограмму. Цыганские романсы, песни из кинофильмов, криминальная тематика. А как она поет? — поинтересовался Саныч. — По-белорусски? Почему по-белорусски? — обиделся Славик. — Ну, в принципе, не знаю. По-цыгански, должно быть, это же цыганский ансамбль. Она одна будет, — спросил на всякий случай Гога, — или с медведями?

Раиса Соломоновна приехала около часу дня, отдуваясь от уличной жары. Ей было лет сорок пять, но она сильно красилась, поэтому можно было ошибиться. Была худощавой шатенкой в высоких кожаных ботфортах и какой-то прозрачной комбинации, сказала, что только что с концерта, выступала в детском доме, сказала также, что на всякий случай прихватила афишу, чтобы все было понятно. На афише большими красными буквами было написано: “Харковская филармония приглашает. Заслуженная артистка Беларуси Раиса Соломоновна. Рассветные переклички”. Внизу стояло незаполненное “время” и “цена”. Ну что, — бодро сказала Раиса Соломоновна, — показывайте клуб! Все пошли в зал. Что у нас тут, — спросила артистка, — фастфуд или паб? У нас тут клуб для геев, — неуверенно ответил Гога. За..ись, — сказала Раиса Соломоновна и пошла на сцену. Славик, как представитель шоу-бизнеса, включил фонограмму.

Начала Раиса Соломоновна с криминальной тематики. Она пела громко, обращалась к воображаемой публике и призывно махала руками. Гоге неожиданно это понравилось, он засмеялся и начал подпевать, видно было, что слова знает. Славик напряженно стоял за пультом и боковым зрением пас шефа. Саныч растерянно смотрел на все это. После пятой песни Гога захлопал и попросил сделать перерыв, подошел к сцене и, подав певице руку, повел к себе в кабинет. Саныч неуверенно зашел за ними. Здорово, — сказал Гога Раисе Соломоновне, — просто здорово. Раиса, как вас... Соломоновна, — подсказала она. Да, — согласился Гога. — А давайте с вами выпьем. А что — петь больше не будем? — на всякий случай спросила певица. Не сегодня, — сказал Гога. — Сегодня давайте выпьем за знакомство. Ну хорошо, — согласилась Раиса Соломоновна, — только я с вашего позволения переоденусь, а то у вас тут такая жара. Все, что угодно, — весело сказал Гога и, позвонив в бар, заказал две бутылки холодной водки. Раиса Соломоновна сбросила ботфорты и достала из сумочки домашние тапки в виде пушистых котиков. Гога посмотрел на котиков и открыл первую бутылку. Саныч понял, к чему все идет, и печально отключил телефон. Славика в кабинет не приглашали. Он пришел сам.