Новый Мир ( № 11 2005)

В ожидании шутов. Псой Короленко — о культуре смеха и несмешном в культуре. Беседовала Александра Подольская. — “Новая газета”, 2005, № 54, 28 июля <http://www.novayagazeta.ru>.

Говорит Псой Короленко: “<…> я не согласен, когда меня называют постмодернистом. У меня совсем другие система ценностей, внутреннее чувство и импульс, диктующий мне сотворить что-то. Постмодернизм отказывается от целостности восприятия мира. А я как раз показываю эту целостность. И говорю, что надо принять ее и не бояться при этом лопнуть. <…> Я не считаю себя деятелем андеграундной культуры. Андеграунд, попса, мейнстрим — все эти и другие придуманные статусы-ярлыки целиком обусловлены сиюминутными контекстами. <…> Один и тот же текст может сегодня быть андеграундом, завтра классикой, послезавтра попсой. Тем более мой случай: я как раз последовательно и упрямо преодолеваю все эти границы, стараюсь выяснить их природу — и опровергнуть. А вопрос: „С кем мы, мастера культуры?” — был и остается праздным. Мы с Пушкиным”.

Ян Винецкий ( “Wprost”, Польша). Вымирающая Россия. Перевел Антон Беспалов. — “inoСМИ.Ru”, 2005, 24 августа <http://www.inosmi.ru>.

“У нас — впрочем, не только у нас — множество хлопот с Россией. Однако проблема не является неразрешимой. Я многократно представлял себя читателям как оптимиста в долгосрочном плане. Так и на этот раз. Не могу сказать, что решение проблем отношений с бывшей великой державой, которая никак не может приспособиться к нормальности, уже совсем рядом, за углом. Но в долгосрочной перспективе — скажем, лет через сто — проблема исчезнет. Вместе с русскими. <…> Существует два сценария. Первый: Россия начнет постепенно приближаться к образцам и примерам западной цивилизации и русские начнут превращаться в настоящих граждан. Второй: Россия не адаптируется и русские в XXII веке просто вымрут. Истории человечества известны такие примеры, а истории эволюции видов — еще больше. Неандертальцы тоже не могли приспособиться к меняющимся условиям, к которым приспособились другие представители человеческого рода. И вымерли. Сегодня никого уже не интересует, какие ошибки совершили их вожди, правили ли они мудро и справедливо. Точно так же, если не произойдет адаптация, в XXII веке уже никого не будет интересовать, что сделал, а чего не сделал Иван Грозный, Распутин, Сталин или Путин. Наш континент и мир будут заниматься новыми вызовами”.

Владимир Винников. Война слова. — “Завтра”, 2005, № 31, 3 августа.

“Литература вообще, а поэзия в особенности — не столько свидетельское, сколько воинское, политическое искусство…”

“Вкусное и полезное всегда трудно совместить”. Беседу вела Мария Кормилова. — “Новые Известия”, 2005, 2 августа <http://www.newizv.ru>.

Говорит Людмила Улицкая: “Инвалиды, нищие, умственно отсталые постоянно попадают в мое поле зрения именно по той причине, что мне не нравится ведущая модель, по которой главным критерием и даже самой целью жизни оказывается успех. Меня всегда интересовали люди, сознательно остающиеся на обочине. Не только те, кого жизнь вышибла из успешной колеи, но и те, кто добровольно пребывает на том месте, куда они поставлены от рождения, и с достоинством исполняют свое служение, как они его понимают”.

Петр Врангель. Из “Записок”. 1920 год. Предисловие Ивана Евсеенко. — “Подъем”, Воронеж, 2005, № 7 <http://www.pereplet.ru/podiem>.

“Но была среди крестьянских реформ одна особая. Ее пытался осуществить в 1920 году в осажденном красными войсками Крыму барон Врангель. Проводником этой глубоко продуманной и взвешенной для своего времени реформы стал сподвижник П. А. Столыпина, бывший министр земледелия А. В. Кривошеин. Будучи уже в эмиграции, он откликнулся на просьбу Врангеля возглавить правительство и вернулся в Крым. На предложенную Врангелем и Кривошеиным реформу крестьяне откликнулись с должным пониманием. Они бесперебойно снабжали продовольствием не только Белую армию, но и все население Крыма. Ни одного крестьянского бунта или восстания в этот период в Крыму замечено не было. <…> Предлагаем вниманию читателей программу П. Врангеля по преобразованию деревни в Крыму в 1920 году” (Иван Евсеенко).

“Все меньше униженных и оскорбленных”. Беседовали Алекс Громов, Петр Дейниченко и Феликс Штирнер. — “Книжное обозрение”, 2005, № 32.

Говорит Ольга Славникова: “Самая новая поэзия просто не выработала пока единого поколенческого языка — и, возможно, вообще не будет этим заниматься. Имеют значение индивидуальные языки и творческие стратегии такого-то и такого-то авторов. Отсутствие тематических и лексических табу, а также корпоративных культурных контекстов оставило каждого поэта наедине с самим собой. Его труднее опознать как нового поэта, и ему самому труднее, потому что он вынужден отбросить многие культурные костыли. Процитирую поэта и философа, лауреата премии „Дебют” Марианну Гейде: „Если прежде разговор о поэзии во многом носил апофатический характер — то есть то, о чем автор ‘промолчал‘, едва ли не важнее того, о чем он сказал, — то фигуры умолчания в современной поэзии имеют совсем иное происхождение: умалчивается не то, о чем говорить запрещено, а то, о чем говорить — невозможно””.

Виталий Гинзбург (лауреат Нобелевской премии по физике). Многое можно сделать. Выступление на съезде выпускников МГУ 2 декабря 2004 г. — “Здравый смысл”. Журнал скептиков, оптимистов и гуманистов. Зима 2004/2005, № 1 (34).

“РАН должна быть частью гражданского общества, независимой от президента и правительства РФ”.

Журнал выпускается ежеквартально Российским гуманистическим обществом (РГО) и Центром исследований РГО при МГУ, тираж — 3000 экз.

Владимир Голышев. Пароход на Градомлю. — “АПН”, 2005, 2 августа <http://www.apn.ru>.

“Если говорить простым человеческим — а не „птичьим философским” — языком, русская нация в современных российских условиях — это подавляющее большинство граждан России, имеющих одинаковую самоидентификацию, свободно говорящих на русском языке, имеющих похожий менталитет и бытовые привычки. <…> В конечном счете принадлежность к русской нации определяется желанием к ней принадлежать, отсутствием необходимости в нее ассимилироваться и признанием со стороны других представителей русской нации тебя за „своего”” .

Олег Григорьев. Футбол. Посвящается Диего Армандо Марадоне. Поэма. — “День литературы”, 2005, № 8, август.

“Эта спортивная поэма замечательного детского поэта Олега Григорьева так, по сути, никогда и не была опубликована в широкой печати, футбольные болельщики не разорвали ее на цитаты и эпиграфы, не взяли на свое вооружение. А жаль. Может быть, после публикации в нашей газете на нее обратят внимание любители спорта...” (Владимир Бондаренко).

См. также: Владимир Бондаренко, “По адским кругам Олега Григорьева” — “Литературная Россия”, 2005, № 29, 22 июля <http://www.litrossia.ru>.

Владислав Гриневич. Расколотая память: Вторая мировая война в историческом сознании украинского общества. — “Неприкосновенный запас”, 2005, № 2-3 (40-41).

“После провозглашения в августе 1991 года независимости Украины проблема ОУН-УПА не только не была снята с повестки дня, но и переросла в открытое политическое противостояние . <…> Следует отметить, что сторонники советских мифов фактически проиграли сражение за историческую память нового поколения. Из школьных и вузовских учебников уже давно выброшены старые совковые схемы. Министерство просвещения Украины легитимировало тему ОУН-УПА еще в первые годы независимости. Именно на этих учебниках было воспитано целое поколение участников Оранжевой революции (курсив мой. — А. В. ). В числе главных компонентов украинской модели Второй мировой войны можно назвать такие, как перенесение акцента с 22 июня 1941 года на 17 сентября 1939 года — вступление СССР (и Украины) во Вторую мировую войну. Этому периоду уделяется значительное внимание, как с точки зрения проблемы присоединения украинских земель, так и в плане осуждения их жестокой советизации сталинским режимом, приведшей к массовым репрессиям против местного населения. Сталин и Гитлер подаются в одной связке — как тоталитарные диктаторы, которые несут равную ответственность за развязывание войны. В большинстве школьных и вузовских учебников практически отсутствует название „Великая Отечественная война”, которое заменено нейтральными и менее эмоциональными — „Вторая мировая” или „германско-советская”. Отход от советской модели войны можно увидеть и в замене старых героических символов новыми. Штатные советские герои — Маресьев, Гастелло, Матросов, Космодемьянская и другие — на страницах украинских учебников уступили место героям национально-освободительной борьбы. Во многих школьных учебниках помещены портреты командующего УПА Романа Шухевича и лидера ОУН Степана Бандеры”.

Двигать кубизм. Беседовал Георгий Манаев. — “НГ Ex libris”, 2005, № 30, 18 августа <http://exlibris.ng.ru>.

Говорит питерский художник и поэт Владлен Гаврильчик (род. в 1929): “У меня есть стихотворения, в которых нет практически ни одного своего слова, все соткано из цитат. Сейчас многие уже не различают этих цитат, тем более что они принадлежат советской эпохе. Например, когда в 1994 году в „Борее” издавали мой первый поэтический сборник, его так пафосно назвали „Японский Бог” (есть у меня такое стихотворение) — но это ж я пошутил! „Японский бог” — это же у нас обычно вместо того, чтобы выругаться, говорят! Они этого не поняли”.

Игорь Джадан. Перманентная контрреволюция. — “АПН”, 2005, 18 августа <http://www.apn.ru>.

“Нетрудно видеть, что в стране, где одна этническая группа составляет твердое большинство, как это имеет место в современной России, результат реализации лозунгов большего национализма и „расширения демократии” должен на практике совпасть”.

“<…> не лучше ли было для обозначения отечественного коллективного политического субъекта остановиться на традиционном слове „народ”? И если уж „народ”, а не „нация”, то, конечно, не „национализм”, а „народничество”. Несмотря на то что слово „народничество” вызывает свои исторические ассоциации, которые также не всегда соответствуют нашим современным реалиям, использование этого слова вместо пришлого „нация” делает политический язык более укорененным, а значит, более понятным самому народу. В таком случае, „нации”— пускай останутся для других, а у нас — пусть будет „народ””.