Новый Мир ( № 11 2005)

Ну и какая это оппозиционность? Тут даже сарказм Кашина, с каким он пишет про нынешнюю официальную “творческую элиту” (Церетели, Михалковы, Евтушенки и проч.), которая при всех режимах была кстати и которая “всегда договорится” с любой властью, снимается простодушным замечанием, что если произойдет в России революция, то он-то, Кашин, все равно останется при деле, будет писать свои репортажи для “Коммерсанта” или другой какой газеты (“После революции”).

И тем не менее что-то же заставляет его становиться в позу оппозиционера. Издеваться над властями. Разоблачать. Иронизировать. Дразнить. Что? Его мировоззрение? Да нет, повторяю, концептуальных расхождений с идеологическими установками сегодняшней власти у него нет.

И получается — никуда не денешься, — что эта оппозиционность той самой старинной русской разновидности, которую в свое время описывал еще Горький в “Климе Самгине”, — другими словами, фрондерство. Скажем, выпало бы Кашину родиться лет на тридцать раньше, то в 70-е он с тем же пылом обличал бы (в компании единомышленников) Брежнева и Андропова, читал бы сам- и тамиздат и — чего не бывает — может, даже писал бы для “Хроники текущих событий”. То есть был бы против официоза. Ну а коль официальной властью стала для него власть Ельцина и Гайдара, то он по тем же самым причинам стал писать левопатриотические статьи и тосковать по утраченному СССР как по Великой Стране. И это было абсолютно искренне. Я уже упоминал его очерк “Спасение флага” — про то, как затошнило его при виде употребляемых “Идущими вместе” стариков и флагов СССР. Вот финальный абзац очерка: “Поэтому, уходя с Болотной площади, я перехватил первую попавшуюся старушку, у которой в руках был красный флаг, и, стараясь говорить милицейским голосом, приказал ей: „Сдайте инвентарь”. Старушка отдала мне флаг, я забросил древко на плечо и торжественно пошел через мост к метро „Третьяковская”. Можете считать меня мелким жуликом или воришкой, но я до сих пор уверен, что сделал важное дело. Спас флаг”. Боюсь, в этой ситуации я уже никогда не смогу объяснить молодым, что и в наше советское время, в нашей Великой Стране функции красного флага были точно такими же — госинвентаря, выдаваемого гражданам для ежегодных массовок на “ноябрьские” и “майские” праздники пред трибунами парт- и хозактива, перед теми же телекамерами. Но молодой человек действительно верит, что “спас флаг”. Потому что во что-то же ему надо верить. Что-то же должно разгонять кровь. В ельцинские времена Кашин “голосовал за КПРФ — именно как за партию, символизирующую Россию, которую мы потеряли, — с ракетами, ползущими в праздники по Красной площади, плачущей на пьедестале почета Ириной Родниной, киноэпопеей „Освобождение” и прочими милыми и навсегда утраченными признаками жизни в Великой Стране” (“Отсутствие самолета”).

В рамках такой вот “эмоциональной оппозиционности” нет противоречия в том, что один и тот же человек уважает Лукашенко и любит обличителя Лукашенко Илью Яшина, ругает мертвящее дыхание совка в нашей жизни и считает нацболов лучшими людьми современной России. Тут не в идеях дело. Дело в потребности кому-то противостоять. “В марте, на одном из первых их (нацболов. — С. К. ) мирных захватов — в офисе „Единой России”, — я прошел в здание с ними, и, поверьте, торчать из окна этого учреждения, глядя на разбегающихся жирных бюрократов и развевающееся рядом с тобой красное знамя с серпом и молотом, — самое большое удовольствие, которое может быть” (“Похороны, нацболы и стиральная машина”). Просто для темпераментного живого человека невыносима энергетическая ослабленность окружающей жизни — “Путинская эпоха тосклива”, замечает он.

Что ж, есть надежда, правда слабая (двадцать пять лет — это уже не шестнадцать), что Кашин, одаренный журналист и милый молодой человек, переборет Кашина-идеолога.

...Заканчивая этот обзор, я попытался определить, что больше всего зацепило меня в кашинских текстах, и почему-то первой всплыла в памяти фраза вполне “периферийная”, не фраза даже, а обрывок фразы: “...я сам в свое время, раздобыв номер мобильного Волочковой, любил, когда выпью, звонить ей и звать ее за себя замуж — и ни разу не послала, всегда терпеливо слушала и что-то отвечала”. Ужасно интересно, как молодой человек в тех разговорах представлялся, чем, как говорят нынешние, понтовался?

1 Поскольку подавляющее большинство цитируемых текстов О. Кашина доступны в Интернете с двух страниц, указанных здесь, цитаты в обозрении будут сопровождаться не ссылками, а только названиями очерков.

Книги

Дмитрий Воденников, Светлана Лин. Вкусный обед для равнодушных кошек. М., О.Г.И., 2005, 136 стр., 1000 экз.

Собрание новых стихов известного поэта, перемежаемых текстами интервью, которые Воденников дает Светлане Лин. “Я — так несовершенен, / язык так несовершенен, / мир — так несовершенен, / а главное, люди, живущие в нем, так ленивы и неблагодарны, / что, разумеется, никакое прямое высказывание невозможно. / Только оно — ЕСТЬ”.

Лариса Грановская. е-Клер на завтрак. М., “Майор”, 2005, 176 стр.

Сборник стихов поэтессы, известной в Интернете под ником Клер. “Из глупых, что верят в сказку / про скульптора и Галатею. / Из странных, что бьются часто / в открытые настежь двери. / Но толку вдыхать дыханье / в решетку? Свистит — и баста. / Не вышло, мое созданье. / Назад разберись, на запчасти”.

Михаил Гундарин. Новые календарные песни. Стихи 1990 — 2004 гг. Барнаул, 2004, 60 стр., 500 экз.

Новая, третья книга стихов поэта (и философа) из Барнаула: “Изображу ль фонарики ночные, / На бледных скулах брызги ледяные / И заплутавший, пьяный в дым патруль? / Осенней ночью город умирает, / Из памяти озябшей ускользает, / Как из кармана олимпийский рубль. / Но это все не суть. Теперь важнее / Пройти насквозь бетонные аллеи, / Где бродит заплутавшийся трамвай, / Где, вялые, поблескивают фары, / Где спят тоталитарные кошмары, / Где дождь, как вождь, идет по головам — / Найти предел асфальтового круга...”

Александр Жолковский. НРЗБ. Allegro mafioso. М., О.Г.И., 2005, 272 стр., 3000 экз.

Проза филолога, представляющая попытку эстетизировать сам процесс филологического размышления — сюжетную основу рассказов выстраивают, как правило, “приключения филологической мысли” — делается это или “в лоб” (сюжетом рассказа “Аристократка” становится логическая цепочка умозаключений героя-филолога, разбирающего зощенковский рассказ с помощью фрейдистских штампов), или в более сложном варианте, когда в тексте есть “реальная жизнь”, выступающая как бытовой подстрочник некоего якобы существующего за рамками повествования текста (“Змей Горыныч”). Рассказы помещены в первом разделе книги (“НРЗБ”), во втором (“Allegro mafioso”) — виньетки, короткие истории из жизни русских филологов на родине и в эмиграции. Часть рассказов уже публиковалась в книге “НРЗБ” (М., “Весы”, 1991).

Рюрик Ивнев. Богема. Составление Н. Леонтьева. М., “Вагриус”, 2005, 512 стр., 3000 экз.

Впервые без купюр — роман-воспоминание “Богема” известного поэта-имажиниста Рюрика Ивнева. Среди персонажей С. Есенин, В. Маяковский, Вс. Мейерхольд, А. Вертинский, А. Луначарский, Л. Троцкий.

Александр Климов-Южин. Чернава. Книга стихов. М., “Б.С.Г.-Пресс”, 2005, 141 стр.

Книга стихов автора “Нового мира” (а также журналов “Арион” и “Октябрь”), воссоздающая некоторые мотивы русской литературы в современном “поэтическом дискурсе”: “Чтоб лень убить в своем составе, / И пальцем не пошевелю, / В моей Обломовке — Чернаве / Я плотно ем и долго сплю. / Не пью совсем, читаю мало, / И то — знакомых, дружбы за. / За чтеньем их без люминала / Мои смыкаются глаза. / Мне снится сонм родных уродцев, / И мне не надо снов других, / Чтоб никаких Андреев Штольцев, / Андреев Штольцев никаких. / Сорвется яблоко, по крыше / Ударит, скатится в траву, / Очнусь и в моровом затишье / Спать продолжаю наяву”.

Артур Конан-Дойль. Топор с посеребренной рукоятью. Перевод с английского М. Антоновой, Павла Гелева, Е. Толкачева. М., “Гелеос”, 2005, 384 стр.

Впервые на русском языке.

Сергей Кузнецов. Подобно тысяче громов. Роман. М., “Эксмо”, 2005, 320 стр., 4000 экз.

Сергей Кузнецов. Гроб хрустальный. Версия 2.0. Роман. М., “Эксмо”, 2005, 320 стр., 4100 экз.

Сергей Кузнецов. Серенький волчок. Роман. М., “Эксмо”, 2005, 420 стр., 4100 экз.

Три романа известного литератора, одного из ведущих веб-обозревателей 90-х (его воспоминания о начале русского Интернета “Новый мир” представляет в № 4 за 2005 год — “WWW-обозрение Сергея Костырко”). Все три романа выполнены в жанре детектива, однако криминальная составная служит лишь поводом для попытки написать портрет своего поколения — молодых горожан, закончивших школу в начале 80-х, еще успевших захватить конец брежневской эпохи, но чье становление пришлось на годы перестройки, на те романтические времена, когда бизнес еще был приложением индивидуальной предприимчивости, приключением, командной работой друзей или бывших одноклассников, когда в России появились политика, неподцензурная литература, частная жизнь, “секс”, Интернет, клубная жизнь и т. д. Автор стремится дать художественные типы “продвинутых” молодых людей, образ жизни которых во многом определил стиль 90-х годов и которые считают концом своей эпохи девяносто восьмой — год дефолта. Привлекательные качества романов — хорошее знание автором своего материала — оборачиваются и их недостатками, в частности, очень мала внутренняя дистанция между автором и персонажами, из-за чего повествование напоминает некий междусобойчик одной из московских молодежных тусовок (скажем, московского интернет-сообщества в романе “Гроб хрустальный”, провоцирующем на разгадывание прототипов). Однако все это не отрицает неоспоримых достоинств романов (особенно второго и третьего) — автор (на своем уровне) продолжил работу, начатую в современной литературе Михаилом Бутовым и Антоном Уткиным в романах “Свобода” и “Самоучки”.