Новый Мир ( № 12 2009)

Самая эффектная и монументальная инсталляция Третьей международной, замешенная на точности архитектурного расчета, акустических эффектов и уникального художнического дара, позволяющего увидеть красоту везде, где это возможно.

«Обратные связи» Александра Пономарева. Куратор Мария Наймушина

Другим важным артефактом, вписанным в конкретное место, оказывается модель недостроенного самолета, стоящего в огромном ангаре.

На крыльях огромной фигуры установлены четыре круглых экрана, на которые транслируются проекции с отрывками из советских фильмов.

Перед кармой скелета, опутанного проводами, фонарями и останками приборной кабины, стоят, уткнувшись друг в друга, пятнадцать велосипедов.

На вернисаже «машинерией чудес», самолетом и велосипедами, «управляли» соавторы Пономарева, рожденные или же проживающие в бывших республиках СССР. Метафора более чем очевидна, однако же пластическая убедительность творения, возникающая в том числе и из-за циклопических размеров инсталляции (впрочем, вполне привычных для художника-моряка), делает «Обратные связи» важным внутренним событием «Винзавода».

«Кудымкор – локомотив будущего» в галерее «Проун», куратор Екатерина Деготь

Петр Иванович Субботин-Пермяк под влиянием супрематистов и футуристов уехал из Москвы в село Кудымкор, где и сгинул, оставив после себя школу нового искусства, мастерские, музей, театр, этнографическую коллекцию да россыпь картин. Все население села участвовало в его проектах.

Теперь Екатерина Деготь и Леонид Тишков создают из документальных свидетельств и фальшаков мемориальную экспозицию, размещенную в винзаводовской галерее «Проун». На самом деле внутри одной выставки «зашито» целых пять. Во-первых, картины самого Субботина-Пермяка, а также несколько стендов с работами художников-единомышленников. Во-вторых, весьма живописная часть этнографической коллекции прялок-набоек-сеялок. В-третьих, подборка старых фотографий, некоторые из которых действительно относятся к Кудымкору, но большей частью призваны создавать документальный колорит и передавать ощущение эпохи. В-четвертых, здесь крутят черно-белое кино, развешены кумачовые лозунги и кричалки. В-пятых, папка рисунков Тишкова, из которых составляется то ли комикс, то ли житие о Субботине-Пермяке.

Выставка выглядит суховатой, даже сухой; концептуальная, точнее - концептуалистская вещь-в-себе, и смыслов в этой вещи можно насчитать примерно столько же.

Во-первых, это воскрешение, едва ли не из пыли и пепла, своеобразной художественной фигуры, через которую авторы экспозиции причащаются модному ныне «пермскому тренду». Во-вторых, куратор здесь важнее художника, которого инсталлируют; по сути, Субботин-Пермяк - персонаж Деготь, наподобие того, как Розенталь и Спивак были персонажами инсталляции Кабакова «Альтернативная история искусств», из-за чего над выставкой гордо реет легкий флер мистификации [29] .

Натуральность происходящему, в-третьих, придает строгая репутация антикварно-модернистской галереи «Проун», где обычно выставляются изысканные, но не слишком зрелищные экспозиции выставки архивного толка. Деготь вовсю использует «гений места», подпитывающий рассказ о Субботине-Пермяке, врастающий в интерьер «Проуна».

И поэтому, в-четвертых, вступает в неожиданное сравнение с музеем Б. У. Кашкина, инсталляцией «Синих носов» с красными стенами, воткнутыми в основной проект биеннале «Против исключения». «Синие носы» работают точно так же - и с персонажностью, и с репутационным контекстом, выставляя «Музей Б. У. Кашкина» в «Гараже»; там, где незадолго до этого выстроил свой альтернативный музей Илья Кабаков.

Впрочем, инсталляция «Синих носов» выглядит более убедительной не только потому, что «Проун» против «Гаража» - как Эллочка Людоедка против Вандербильдихи (у одной – мех, крашенный зеленой акварелью, а у другой - газеты и пароходы, но еще и оттого, что собравший материал «березовский концептуалист» Шабуров работал с родным материалом, рассказывая о собственном учителе и своей собственной молодости.

Деготь же, собиравшая выставку непосредственно в Перми (премьера ее прошла в местной областной галерее), выступила привычным куратором, приглашенным со стороны и исполняющим арию столичного гостя, оттого концептуальной бесстрастности в «Проуне» больше, чем виноградного мяса.

«Синие носы» стоят вровень со своим персонажем, тогда как Деготь высокомерна в своем воскрешательском усилии. Это она решает, достоин художник музея или нет, а если и достоин, то какого и чем должен быть достроен для того, чтобы впечатление состоялось. Кураторское «над», в-пятых, оборачивается уподоблением посетителей выставки все тем же доверчивым и открытым селянам, пошедшим вслед за художником.

Правда, авангард, с которым в свое время столкнулись кудымкорцы, был более свежим. Хотя, с другой стороны, наш-то авангард - музейного качества.

«Город рабов» Мастерской ван Лисхаут, кураторы Сабина Мария Шмидт, Анна Зайцева

В подвале («Зал Белого») повсюду раскиданы выразительные антропоморфные формы. Они подвешены на крюки, корчатся на полу, расчленены и раскиданы. Бойня или забой, лавка мясника или же склад биоматериалов? Многосоставная инсталляция, раздробленная, как берцовая кость. При входе в подземное помещение стоит установка, похожая на стоматологическое кресло или же мини-операционную. Истошно пахнет формалином (специально?).

На втором этаже («Зал Красного») инсталляция места и света больше - за счет потолка шатром и больших окон. Инсталляция продолжается чредой архитектурных макетов, графиков, чертежей и рисунков. Посредине зала торчат геометрические конструкции, у самой дальней стены - сервированный стол с фаянсовым гарнитуром неправильной формы – «мексиканская посуда» с авторскими рисунками, рассказывающими о нравах, царящих в городе рабов.

Базис интереснее надстройки. Подвал интереснее второй части про повседневность - теневые и подсознательные стороны городской жизни, расцветающие в метро и на вокзалах, которой вдоволь наедаешься, пока идешь к «Винзаводу» (грязь здесь, как гумус, порождает мутации и мутантов, поедающих беляши), придуманы и выполнены ярче. Затейливее. Хотя предупреждение на входе о том, что выставка не рекомендуется к посещению лицам младше восемнадцати и впечатлительным натурам, кажется некоторым преувеличением. Слишком уж все здесь понятно, рассортировано и каталогизировано.

Понятно, про что «Город рабов», где главное место занимает университет, по бокам которого стоят макеты лупанариев для пролетариев, отдельно для мужчин (в виде фаллоса) и отдельно - для женщин (в виде змеи). Он самодостаточен и обслуживается рабами сверху и донизу. Вырабатывает энергию и даже какую-то продукцию. Некондиционные рабы (больные или старые), непригодные для работ, поступают на переработку. Из них делают компост и чистую энергию: самым масштабным объектом подземелья оказывается гигантская мясорубка с вываливающимися из решетки кусками человеческого мяса.

По выставке водят экскурсии - гомонящая толпа зело напоминает вновь прибывших работников, которым намерены объяснять, как теперь они будут жить. Я же вспоминаю «Жизнь мух» Ильи Кабакова, развернутую когда-то в этих же самых помещениях. Придумка главного концептуалиста Советского Союза накладывается на инвайронмент Мастерской ван Лисхаут и делает его не то чтобы вторичным, но каким-то беззубым: тела рабов кажутся жеваными-пережеваными, как если бы из них выкачали всю лишнюю, нет, не воду, а информацию.