Новый Мир (№ 3 2011)
Шрифт:
Палыч ушел недалеко: расстегнув воротник и упираясь в колени, как заправский бегун, ругался и кашлял в асфальт.
Со звонками на второй смене была просто беда. Уроки ужасно задерживали. Часы шли, по моим подсчетам, минут на пятнадцать медленнее, чем обычные.
Орех, обсыхая от последних, уже холостых, но яростных облизываний, похож был на вырванный клык. Лучше было его прикончить, чтоб не мучился.
Отхрустев, я помрачнела. Настроение было съедено вместе с конфетой. Видеть Лидочку
Когда конфета была еще жива, я представляла, как мы выйдем в еще светлый двор: Лидочка будет медленно, с аппетитом есть конфету и болтать ногами, а я буду скромно сидеть и улыбаться, когда она будет повторять — какая же вкусная конфета. Я люблю все-таки, когда мое “что угодно” немного похвалят. А потом можно будет забрать Лидочкин ранец и пойти гулять куда угодно, в новые города и страны, ну или хотя бы к хлебному.
Но теперь сказать, что я ждала целый урок Лидочку просто так, без всякого известия, без всякой идеи, без чего угодно? Ругала я себя страшно. Не смогла устоять. Ради кого? Ради друга.
А руки предательски пахли — ромом, патокой, шоколадом.
Вот уж и Палыч стал неразличим в сумраке спортплощадки, а Щепелев обозначил свои координаты вращающимся огоньком сигаретки. Класс пятый “А” выполз из тридцать второго кабинета, но Лидочки среди него не было.
— Она тебе что, не сказала? — на бегу прокричал рвущийся на волю Новоселов. — Она еще два дня назад с мамой уехала к папе в Германию, служить. Навсегда! — подчеркнул он эффектно.
Конфета была съедена, конечно, не случайно. Предчувствие, оно было. Друг не может вот так просто уехать куда-то навсегда и ничего не сказать.
Но друг не может и съесть конфету — просто так.
Мне стало очень легко, хотя и грустно: Лидочка уехала и не с кем будет ходить в музыкалку.
Но потом я подумала: у меня обязательно будет друг, для которого я не съем самую вкусную на свете конфету.
А он не уедет навсегда, не сказав мне ни слова.
На ладони оставался след шоколада, я стерла его и пошла домой и по дороге, заглядывая в освещенные окна и темные стекла магазинов, представляла эту самую вкусную на свете конфету.
Конфета была похожа на курган.
В сердцевине покоя
наталья бельченко
*
В СЕРДЦЕВИНЕ ПОКОЯ
Бельченко Наталья Юльевна родилась в 1973 году в Киеве. Окончила филологический факультет Киевского национального университета им. Тараса Шевченко. Лауреат премии имени Николая Ушакова (Национального союза писателей Украины), литературной премии Хуберта Бурды (Германия). Автор шести стихотворных книг; к двум последним — “Зверек в ландшафте” (Киев, 2006) и “Ответные губы” (Москва, 2008) — авторами предисловий были Иван Жданов и Данила Давыдов. Стихи переводились на европейские языки, входили в антологии. Живет в Киеве.
* *
*
плотве, плоящейся в Ирше,
была поимка по душе —
единой плотью с рыбарём
становится доплывший в нём
до всех проточных закромов,
до влажной бережной луны
неисчерпаемый улов,
которому посвящены
живые плотные толчки
вовсю открывшейся реки,
когда касается плотва
незарастающего шва
* *
*
Ты для другого изобретена —
Для плоти дня, пронзающего год:
Дорога ли, берёза ли, жена —
Лежит, растет, а все равно уйдёт.
Так ты, неуловимая сполна,
Доступна в череде своих свобод.
И кажется, вот-вот коснешься дна,
Но вышло не паденье, а полёт.
До спазма любишь, до улыбки спишь,
До человека не достанешь лишь,
Ведь он не город, не река: он дальше.
“Всё больше я твоею” — и глагол
Взамен местоимения пришел,
Чтоб удержать от бегства губы наши.
* *
*
До крови развороченной землёй
По лесу пробирался рядовой.
Уже земля и кровь ему по горло.
Вокруг — то снег, то зелено, то голо,
И так четыре года лес стоит,
Исчезнувшими жизнями прошит
И прожит развороченной одной,
С которой пробирался рядовой.
Взгляд с ул. Макаровской
на Кирилловскую церковь
Ходьбой и зреньем взятый в клещи,
Выходишь на такие вещи,
Которым нужен только ты:
Они десятилетья ждали,
Когда, спустившись по спирали,
Ты вложишь в раны им персты.
А их персты — взаимно — в раны