Новый Мир (№ 4 2006)

“…И она мне сказала: „Вы помните, как Вы говорили, что… неужели мы когда-нибудь это увидим и будет римскими цифрами — I-е, II-е, III-е?” А я это совершенно забыла. И говорю, что я об этом не помню, — почему я хотела именно римскими. Она говорит: „Я тоже не знаю, но [Вы] непременно хотели, чтоб было римскими цифрами””.

В общей сложности Лидия Корнеевна прочитала пять отрывочков: начало второго тома (первая встреча после десяти лет ссоры — 13 июня 1952-го), большой отрывок из записи 8 мая 1954-го — о том, как четыре дня тому назад Ахматову возили на встречу с английскими студентами в Союз писателей, два летних фрагмента из 1955-го и часть подробной январской записи о встрече Лидии Корнеевны и Бориса Пастернака по дороге к переделкинской станции5.

Слушая запись, я следил параллельно по первому трехтомному изданию “Записок…” (М., “Согласие”, 1997), которое Лидия Корнеевна, увы, не смогла подержать в руках. Однако подчеркну, что, за исключением “Ташкентских тетрадей” и приложений, последняя редактура основного текста была ее. При жизни Лидии Корнеевны “Записки...” уже выходили в России: в виде отдельного издания (1989, 1-й том), двухтомника (1996 , 1 и 2 том, на плохой бумаге), а с учетом третьего тома печатались в журнале “Нева” (1989, 1993, 1996).

Прослушивание уже первого отрывка принесло неожиданности. Читатели “Записок…” помнят, что встреча А. А. и Л. К. после десяти лет невстреч была нелегкой для них обеих. Лидия Корнеевна, возможно, даже излишне подробно расспрашивала о литературных делах Ахматовой, Ахматова более чем подробно отвечала.

Я слушаю и слежу. И вдруг:

“…А вы заметили, — спросила она, помолчав, и лицо ее мгновенно дрогнуло и переменилось, все, от подбородка до челки, словно скомкалось, и эта молния, которой я не ожидала, которая внезапно, без всякой подготовки и постепенности настигла ее лицо, оказалась озорной, прелестной, забытой мною улыбкой, — вы заметили, что сегодня я обращаюсь с вами, как некогда… (тут, как мне показалось, лукаво-смущенная пауза. — П. К. ) Боткина в Ташкенте со мной? Помните? история и история литературы? Вы помните ее первый визит?

Скоропостижная улыбка миновала, а я все еще смеялась. Я вспомнила…”

Далее рассказывается, как некая Людмила Васильевна Боткина, судя по всему, специалист по декабристам, упросила Л. К. познакомить ее с Ахматовой, как затем трепетала от страха в гостях, но после вопроса Ахматовой, над чем она — историк — сейчас работает, открыла рот и целый час “читала лекцию”. Впоследствии Ахматова с этой Боткиной много встречались и бывали друг у друга.

Это все хорошо, конечно, но вот только в книге 1997 года — никакая не Боткина, а… Нечкина. Не Людмила Васильевна, а, разумеется, Милица Васильевна, та самая6, историк-марксист, автор книг о декабристах и шестидесятниках XIX века, будущий лауреат Сталинской премии и академик.

Дальше — больше. Я заглянул в парижский сборник “Памяти Анны Ахматовой” (“YMCA-Press”, 1974), в котором Л. К. впервые напечатала пространные отрывки из своих “Записок…”. Там незадачливая лекторша была представлена как… Клавдия Васильевна Зайцева!

Нечкина оставалась Зайцевой и в первом полном издании второго тома “Записок…” (“YMCA-Press”, 1980).

Итак, Боткина (1969) — Зайцева (1974, 1980) — Нечкина (“Нева”, 1993, № 4 и далее).

Но и это еще не все.

Примечательно, что, читая в 1969 году на магнитофон, Лидия Корнеевна воспроизвела и отрывок из записи от 11 июня 1955 года, где Нечкина названа своим именем. Там Ахматова, рассказывая о судьбе “Поэмы без героя”, говорит с приближающимся негодованием, как на днях она видела “экземпляр Нечкиной”, где вместо “Ты — один из моих двойников” начертано “дневников”. Но в обоих парижских изданиях (1974, 1980) узаконенная 1969 годом Нечкина в этом отрывке уже превратилась в… Зубову и пробыла ею до 90-х годов.

Между тем в позднейших именных указателях никаких Боткиных, Зайцевых и Зубовых не было.

Объясняется все это довольно просто: Елена Цезаревна сказала мне, что в рукописи “Записок…” многие лица обозначены вымышленными фамилиями; что Лидия Корнеевна постепенно расшифровывала их — от книги к книге. Вполне возможно, что Л. К. из моральных соображений не стала в те годы тревожить Нечкину, с которой они много встречались в Ташкенте, конфузным для той эпизодом.

Уже после смерти Лидии Корнеевны Чуковской ее дочь опубликовала в первом томе трехтомных “Записок…” вызвавшее много откликов приложение “Из Ташкентских тетрадей” (ноябрь 1941 — декабрь 1942). Там, в записи от 23 декабря 1941 года, по свежим следам рассказывается о знакомстве Нечкиной с Ахматовой, а в записи следующего дня о визите Ахматовой и Чуковской — к Нечкиной, где та читала им обеим свои довольно-таки дилетантские стихи7.

С осени 2004 года дневники академика М. В. Нечкиной публикуются (впервые) в журнале “Вопросы истории” (по автографу, из архива РАН8). С осени 1941-го по осень 1943-го М. В. Нечкина вместе с историческим факультетом МГУ находилась в Ташкенте, но ее пунктирные записи 1941 года обрываются октябрем. А в начале 1942-го появляется и Лидия Корнеевна. Приведу отрывок из дневника Милицы Васильевны, опуская подстрочные примечания: тут и портрет человека, и манера фиксировать прожитое, и стиль — все.

“1942 год. <…>

4 февраля. Пособие для учителей. Прочесть Богоявленского. 8 ч. веч. „Разгром Наполеона” и „Михаил Кутузов”. Госпиталь, командирское отделение.

5 февраля. Подготовить Кафенгауза. 7.30. „Крах замыслов”. Гражданский флот. Будет машина.

6 февраля. 11 ч. Лидия Корнеевна. 8 ч. веч. „Крах замыслов” в госпитальном клубе.

9 февраля. 6 ч. „Крах замыслов”, госпиталь, на бричке.

10 февраля. Л<идия> К<орнеевна> Ч<уковская>. 8 — 9 веч.

11 февраля. 9 ч. веч. Для летчиков военных, „Отечественная война”.

12 февраля. 8 ч. веч. „Разгром Наполеона” в госпитале на Хорезм<ской>. Идти самой”.

Судя по ее “деловому” дневнику, который в “Вопросах истории” представлен начиная с записей 1919 года, М. В. Нечкина была очень одиноким, преданным своей работе человеком…

В одном месте этой удивительной звукозаписи Лидия Корнеевна говорит Шилову, который, очевидно услышав, что она готовится прочитать очередной отрывок (и уже начинает его читать), “неосмотрительно” тянется к магнитофону/микрофону (придвинуть поближе?):

— Вы хотите записывать? Нет, подождите, это надо подумать, вы сначала прослушайте.

После чтения Л. К. говорит: “Понимаете, образ настоящий получается, если он только вообще получается, вот именно — от полноты. А когда одно что-нибудь… то — смешно”. И читает — с прибавлением реплики “не могу удержаться” — очень смешной отрывок от 30 июня 1955 года о том, как Ахматова умоляла Лидию Корнеевну вспомнить первые строки одного забытого стихотворения, будучи убежденной, что Чуковская должна его помнить. А Лидия Корнеевна слышит о нем впервые! Но Ахматова и при прощании повторила: “Пожалуйста, вспомните первые четыре строки. Остальное известно”.