Новый Мир (№ 4 2007)
Шрифт:
Понятно, что, исполняя заказ, архитектор сталкивается с волей клиентов, вкусы которых различны и зачастую сомнительны. Не каждый автор способен склонить заказчика к своим предпочтениям, и не каждый способен отказаться от выгодного заказа. И тогда архитектор действует вопреки своим творческим убеждениям. Чего изволите. Это случай массовый.
В другом случае вы занимаете солидную должность, и у вас в подчинении немалое число способных людей различной творческой ориентации. В стремлении умножить число своих построек можно подписать верхнюю строчку в графе “авторы”, не вдаваясь в содержание проекта. С этим явлением справиться трудно. Есть лишь одно средство — отстранение от должности.
Еще одним поводом может стать ситуация, провоцируемая “сопровождением” проекта, исполненного каким-либо иностранным коллегой. В этом случае принадлежащая ему композиция —
Бывает и так, что автор — иногда даже признанный мастер — оказывается жертвой мощной властной воли и строит нечто противное своему вкусу, противоречащее декларируемому творческому кредо. Я не думаю, что подобное положение вещей заслуживает сочувствия. В прошлом в разные времена и в разных странах случались конфликты творца и власти, и были мастера, достойным образом выходившие из этой ситуации, подчас жертвуя своим положением и желанным заказом. Весь вопрос в том, чем дорожить.
Иногда в творческом сознании зодчего происходит осознанная смена ориентации — мастер по собственной воле “изменяет себе” и в погоне за “вечной молодостью” устремляется вслед за новой модой. Подобная “измена” всегда наказывается, и автор утрачивает обретенный им прежде профессиональный авторитет.
И я знаю коллегу, который высказывает свою позицию в обезоруживающе непринужденной форме, заявляя, что ему “нравится делать всякую архитектуру” — любую, не важно какую — все равно. Не могу себе представить подобное утверждение в устах Корбюзье или Фостера. Да и в древности никто не провозглашал творческую беспринципность. Это новшество.
Я упомянул все замеченные мной варианты раздвоения личности. И только в одном случае назвал способ его пресечения. А как же быть с остальными? Я не знаю, как бороться с первенством коммерческого интереса, как препятствовать присвоению чужого успеха, как помочь зодчему противостоять давлению власти, если он “поступается принципами”, и как “урезать” неуемную степень свободы, провозглашенную в качестве кредо.
А вообще так ли уж это важно? Слава Богу, в России отменено единомыслие. Это раньше личности нельзя было раздвоиться, а теперь — можно!
Архитектурная игротека
Час игры скажет вам о сопернике
больше, чем год разговоров.
Здесь случилось знаменательное событие — в Рочестере после реконструкции открылся детский музей. Музеи, создаваемые специально для детей, существуют в Америке издавна. По свету это дело пошло отсюда. Теперь они есть во многих странах — в Европе, в Японии, в Новой Зеландии, — есть и в России, где недавно состоялась 1-я Всероссийская конференция детских музеев. А в Рочестере он был основан в 1982-м и построен на средства госпожи Маргарет Стронг, собравшей коллекцию игрушек, кукол, всякой всячины. Есть там утюги, бутылки, граммофоны, лампочки — много чего. И все это было завещано городу. Названный по имени дарительницы, Стронг-музей пользовался популярностью и проводил полезные и веселые мероприятия, собиравшие толпы детворы. В 1997 году к зданию, расположившемуся в самом центре города, добавили пристройку с каруселью и буфетом, а затем, расщедрившись и потратив на это дело 37 миллионов долларов, вдвое увеличили его площадь, по какой причине музей числится теперь одним из крупнейших в мире, а в США уступает по размеру только тому, что имеется в Индианаполисе, Индиана. Открывшись, он назвался по-новому: Strong National Museum of Play — Национальный музей игры. Такого вроде бы еще не случалось. Сие событие было приурочено к 100-летию Американской ассоциации музеев, которых в США, по заявлению президента ААМ Эдварда Эйбла, насчитывается семнадцать тысяч.
На церемонии открытия президент музея Ролли Адамс, сказав, что игра — это не только веселье, но средство познания и развития, напомнил собравшимся утверждение Эйнштейна, почитавшего ее “высшей формой исследования”. Тут кстати вспомнить нобелевского лауреата Джона Нэша — одного из создателей теории игр. Оратор также, сославшись на Платона, привел изречение, поставленное в эпиграф, и закончил свою речь призывом: “Давайте играть!”
Я не стану здесь анализировать архитектурные достоинства постройки. Скажу лишь то, что она сразу завоевала симпатии детворы, играющей тут в самые разнообразные и многочисленные игры. Они охватывают все мыслимые детские интересы — к природе, флоре и фауне, к технике, строительству, космосу, к литературе, живописи, театру, музыке, к повседневному быту людей. Там и супермаркет есть игрушечный — с товарами, тележками, кассами. И, конечно, присутствуют герои любимых сказок и приключений. Мало того, любой ребенок может заняться творчеством — все под рукой: рисуй, лепи, вырезай, клей, наряжайся кем хочешь. Но самое главное в том, что дети здесь абсолютно свободны. Как водится в этой стране, им все позволено. И, конечно, есть кому за ними присмотреть. Словом, музей игры получился что надо. И, должно быть, под впечатлением от его посещения возникла у меня озорная мысль. А что, если устроить музей архитектурных игр? Я думаю, соберется немалая коллекция домов, придуманных авторами в игривом расположении духа. И если вы посмотрите фильм “Sketches of Frank Gehry”, убедитесь в том, что, занимаясь макетированием и приклеивая к фасаду серебряные картонки различной кривизны, маэстро делает это “играючи”, с детской улыбкой, свидетельствующей об удовольствии, получаемом от творческого процесса. Похоже, что он развлекается. Здесь нужно заметить, что подобный подход к проектной деятельности — дело относительно новое. Игриво настроенных зодчих в истории как-то не замечалось, и “смешных” проектов в прошлом тоже не обнаруживается. От самой глубокой древности и до недавних пор все они занимались своим промыслом самым серьезным образом.
Можете себе представить, чем рисковал архитектор, если возводимый им храм, пирамида или дворец разрушится, превзойдет смету или попросту не понравится властному заказчику. Достаточно вспомнить факты отечественной истории: эпизод с баженовским Царицыном — хрестоматийный случай; десять суток ареста Василия Стасова — ураган повредил его постройку; отстранение от службы Матвея Казакова — заподозрен в злонамеренном расходовании средств на строительство, — всё дела нешуточные. А в сталинское время того хуже. Не буду называть имена зодчих, побывавших в ГУЛАГе.
Посмотрите на знаменитый портрет Корбюзье с очками, приподнятыми ко лбу. Похож он на шутника, способного шутить шутки с архитектурой? Решительно нет. Это серьезный человек, серьезно относящийся к своему профессиональному долгу. Ну а Гропиус, Мис ван дер Роэ, Аалто, Мельников — могли ли они игриво относиться к своему делу? Ничего подобного. Все они тоже серьезные люди. Но кто же первый сказал: “Давайте играть!”?
Я подозреваю в этом американца Роберта Вентури с его — по собственному определению — “Небольшим манифестом”, увидевшим свет в 1966-м под названием “Сложность и противоречия в архитектуре”, где он выступил за “беспорядочную жизненность” и за “непоследовательность”. Он и сыграл ту самую провокативную роль. Разве это не было равнозначно призыву к игре? С того все и началось. И пошло — кто во что горазд.
Фирма “SITE” строит супермаркеты “BEST” с кирпичными руинами, причем прямо над входом в заведение Франк Гери сооружает офис в виде гигантского бинокля, корпорация “Longobert Co’s” уподобляет штаб-квартиру огромной плетеной корзине, демонстрируя тем самым, что веников она не вяжет, при том, что ее ежегодный доход в корзинном деле составляет $ 600 млн, индийский культурный центр в Ниагара-Фолл, штат Нью-Йорк, обретает облик черепахи, Майкл Грейвс венчает свой отель в Орландо, Флорида, парой огромных лебедей и так далее. “Беспорядочная жизненность” господствовала добрых двадцать лет, оставив множество экспонатов для коллекции музея архитектурных шалостей. То был первый период архитектурных игр, который обходился декоративными средствами, всяческими поделками и подделками. Кое-кто и теперь забавляется подобным образом.
Следом наступил второй период. На этот раз без громких призывов. Он оказался более содержательным и куда более плодотворным. И если задача поначалу состояла в том, чтобы развлечь, потешить, рассмешить обывателя, заскучавшего в окружении модернистских сооружений, на новом витке цели стали куда радикальней — не рассмешить, а поразить и озадачить. И, конечно, у этой игры другие правила. Одно дело поиграть в “дурака”, другое — сыграть в шахматы. Тут и наука нужна, и техника посложней. Зато и результаты впечатляющие. Здесь не в декоре дело, а в самой структуре сооружения. И тем не менее данное занятие представляется игрой — игрой ума, воображения, фантазии. Впрочем, без юмора тут тоже не обойдешься.
Как-то давно читал я рассказ забытого автора, который от первого лица повествует о своей неожиданной встрече с приятелем, происшедшей в охотничьем магазине. Объясняя причину своего присутствия в этом заведении, тот сообщил, что его малолетний сын отказывается есть, если его не развлекают каким-либо образом. С течением времени требовались все более впечатляющие средства. И вот теперь он пришел сюда за динамитом.
Подобно этому публика ждет от архитектуры все более экстравагантных сооружений и за то платит архитектуре большим, чем когда-либо прежде, общественным вниманием. Понятно, что зодчие в свою очередь стремятся оправдать надежды общества, которое, не скупясь на щедрые расходы, оплачивает смелые эксперименты, а потому один за другим появляются проекты и постройки, призванные произвести сногсшибательное впечатление.