Новый Мир (№ 4 2010)

Вспыхнула молния, лилово-белая. Дождь усилился в минуту, смыл собачьи голоса с улицы.

Долгожданный, дождь шел всю неделю.

Дождь размывал земляные дороги. Там, где еще недавно клубилась пыль, среди жирной грязи барствовали огромные лужи.

Беда кончилась. Черный клубок беды уже не катился. Клубок застыл в луже.

Я был слаб умом, чтобы распутать этот слипшийся клубок, но силен доверчивым чутьем, чтобы догадаться о хищном непостижимом замысле. Все в то лето было сложно переплетено и завязано на разном — вхождение в мир нового человека, сына моего, и дом, где мы расположились, и участь бородатого человека, который дал нам этот дом на лето. И лес, у которого мы стояли, скрипящий.

Прогретый и легкий, лес поскрипывал. Мокрый и тяжкий, скрежетал.

Здесь, на дороге у леса, была тугая сердцевина клубка. Но размотать волосяную, разбухшую от дождя шерсть было не под силу дрожащим пальцам.

В ту минуту, когда упали первые капли, а я стоял, кровавый и разодранный, во дворе, с дрожащей трубкой, откуда получил весть о том, что Васи уже нет, Наташа сказала простые три слова. Кинула зло.

После этих слов я не винил ее ни в чем.

— Ослепли? Ребенок мокнет!

Она вынула Ваню и понесла бегом в дом.

Я словно первый раз увидел, как заботлива она. Как бережно и ловко его держит. Сильная, сочная и собранная.

После смерти было тихо. Собаки гавкали, но овчарок кто-то пристрелил. Через год вдова нашла мужика, байкера. Наташа через год родила двойню. Петя и Ульяна поженились. С Аней мы развелись зимой, когда я вошел в политику, но потом снова стали встречаться — ребенок не дал разлететься.

Тем летом я с Наташей больше не воевал.

Я смотрел на нее новым, промытым взглядом. Ее резкость уже не доставляла страданий, а забавляла. Ее грубый язык был так же животно важен, как солнечный огонь и шелест куста над коляской, где вызревал и креп мой сын.

Еще стихи

* *

*

сразу за поворотом

история становится фразеологическим оборотом

<снарком и бармаглотом>

сном троечника ван сусанин

ныряет в сумеречную зону

крейсер идет на одессу выходит к херсону

все равно победа будет за нами

Imagine

прежде чем крымский татарин пройдет из мечети к себе на двор

человек из лэнгли посмотрит на монитор

и послушный ему беспилотник сделает круг

но покажет ему не виноградники и сады

а как нечто высунувшись из воды глядит из моря на балаклаву

творец видит каждый волос в его ноздре и дрожание рук

в лучшем из лучших миров премию б дали астрид линдгрен и станиславу

* *

*

в шереметьево мелкий но все же дощ

стоит новотель среди бедных рощ

(пуштун далеко собирает мак)

щасливые не думают откуда в “шереметьево” мягкий знак

они забудут слова “наркомнац”

“от тайги до британских морей”

“главлит” “коржаков” “пепелац”

(самолет называется “в.челомей”)

[философы]

так вот само по себе существование

того или иного вида живых существ

не имеет в виду

не направлено

не направлено на достижение блага

отдельно взятой особи этого вида

что бы мы под этим ни подразумевали

давай подразумеем под этим хорька

хорошо само по себе существование хорьков

не имеет в виду не направлено

на благоденствие еще живого хорька

а уж мертвого тем более

что бы мы под этим ни подразумевали

ну хорек он и есть хорек

знаем

(радостно смеются, бьют хорька веником)

* *

*

раскинулось небо широко

товарищ

мы едем

как можно дальше

возьми кота

и собаку

и саженцы яблонь

[2101 год]

обновленные

собирают себя

в космическую дорогу

сатана

возвращается к Богу

каково тебе

новый сапиенс

хладнокровный после апгрейда

без кушетки и фройда

<но мы говорим без фрейда>

без огня и храма

не знающий слова мама

надо проще смотреть на вещи

только бесы