Новый Мир (№ 4 2010)
Шрифт:
спасутся
потому что веруют и трепещут
Героика
место уже известно его изменить нельзя
время не знают даже проверенные друзья
все равно не опаздывай / не теряй лица
запиши в молескин партийного образца
если не все вернутся черные корабли
даже если останусь в лунной лежать пыли
мы все равно встречаемся / подругу целует в лоб
у изваянья анубиса площадь
Май
мертвые беспокоят как старый сломанный зуб
своим частичным отсутствием мешающий языку
майская ночь на кухне звериный суп
складка матраса к слабому позвонку
мертвые беспокоят как товарищей господа
или господ товарищи май рядовой блатной
если верить ученым вокруг инвертированная пустота
суетится цветет и пахнет весной
черной собакой за ночь обегав москву
утром упырь на помойке грызет полимер
‘третий некрасов’ лосев пригов в каком-то шкафу
и почему-то саблин глупый морской офицер
* *
*
не смотри близко
на белку
в ее глаз
ничего хорошего
особенно белки
и голуби
бог сказал
это хорошо
было давно
все меняется
[философы]
нас иногда один его намек
собираясь на частных квартирах
<что отчасти говорит в их пользу
не совсем стыд потеряли>
умножали это самое
ну вы понимаете
без необходимости
разоблаченные обезвреженные
они еще на что-то надеются
напрасно
терпимость терпимостью
но всему же есть предел
или нет
Identity
когда в тихуане скончался
последний настоящий человек
ничего не изменилось
вопреки стратегическому плану
пришельцы не спешили
вернуть свой истинный облик
фукуяма был опять посрамлен
спор за храмовую гору
возобновился с новой силой
Шамординский ужас
Фрагмент из книги "Ледяной дождь. Об уходе и смерти Льва Толстого", которая готовится к выходу в издательстве "АСТ".
"Исследование выполнено при частичной финансовой поддержке РГНФ, проект № 09-04-00493 а/Р".
Басинский Павел Валерьевич родился в 1961 г. в г. Фролово Волгоградской обл. Окончил Литературный институт им. А.М.Горького. Критик, прозаик, автор книг "Московский пленник" (2004), "Горький" (2005), "Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина" (2008). Живет в Москве. Постоянный автор "Нового мира".
Документальная повесть
sub I /sub
В ночь с 27 на 28 октября 1910 года (здесь и далее все даты даются по старому стилю. — П. Б. ) в Крапивенском уезде Тульской губернии произошло событие невероятное, из ряда вон выходящее даже для такого необычного места, как Ясная Поляна, родовое имение знаменитого на весь мир писателя и мыслителя — графа Льва Николаевича Толстого. 82-летний граф ночью тайно бежал из своего дома в неизвестном направлении в сопровождении врача Маковицкого.
Первым пунктом его остановки на пути из Ясной была знаменитая на всю Россию Оптина пустынь, где Толстой хотел встретиться со старцем Иосифом, но по сложным причинам так и не смог. Обстоятельства пребывания Толстого в Оптиной много освещались и в прессе, и в научной, и даже в богословской литературе. Менее внимательно изучена вторая остановка Толстого на смертном пути — в соседнем монастыре близ села Шамордино, где жила монахиней его родная сестра — Мария Николаевна Толстая. Между тем именно в Шамордине Толстой принял судьбоносное для себя решение: не возвращаться в Ясную, а бежать дальше, и скорее всего — на Кавказ. Почему это произошло?
Если до посещения Оптиной и приезда в Шамордино еще можно говорить об уходе Толстого, подразумевая под этим понятием некую осмысленную перемену мест, то после отъезда из Шамордина ни о каком уходе не могло быть и речи. Это было только бегство. Даже младшая дочь Саша, которая всецело поддерживала отца во время ухода, оказавшись с ним в поезде до Ростова, вдруг по-настоящему испугалась и почувствовала: происходит что-то не то. Он (они) совершил (совершили) ошибку, которую, может быть, и нельзя было не совершить, но которая не перестает быть ошибкой.
Впервые Саша ясно увидела, что из дома бежал не великий писатель, третируемый, как ей казалось, плохой, хитрой и истеричной женой, тогда осуждаемой ею матерью, а 82-летний старичок, больной и беспомощный, нуждавшийся в постоянной заботе со стороны той самой плохой жены.
Астаповская трагедия началась не в Астапове, а в поезде от Козельска. «В четвертом часу отец позвал меня, его знобило, — вспоминала А. Л. Толстая. — Я укрыла его потеплее, поставила градусник — жар. И вдруг я почувствовала такую слабость, что мне надо было сесть. Я была близка к полному отчаянию. Душное купе второго класса накуренного вагона, кругом совсем чужие, любопытные люди, равномерно стучит, унося нас все дальше и дальше в неизвестность, холодный, равнодушный поезд, а под грудой одежды, уткнувшись в подушку, тихо стонет обессиленный больной старик. Его надо раздеть, уложить, напоить горячим… А поезд несется все дальше, дальше... Куда? Где пристанище, где наш дом?»