Новый Мир ( № 4 2013)
Шрифт:
За выкупленное у жизни время Кин успел создать более 2000 рисунков, сотни картин и стихов, десятки рассказов и сказок, два киносценария, пять пьес и либретто оперы «Император Атлантиды...». Большая часть литературных произведений была написана им в концлагере.
В 2009 году вышла книга «Франц Петер Кин» на английском, чешском и немецком языках, которую мы с соавтором Ирой Рабин приурочили к выставке в Мемориале Терезин. Территория бывшего концлагеря стала верным местом для старта — заключенное время вырвалось на свободу.
Моя
Елена Макарова
* *
*
1
Вряд ли осмелится кто обозреть
Город чумной — эту полую сеть, —
Там смерть.
Флагами траура воронов тьмы
Реют. Завидует со стороны
Коршун — попутчик чумы.
Лугом обходит испуганный смерд
Вал, за которым хозяйствует смерть, —
В темени ужас, и косит он
Под музыку хриплых ворон.
2
Осень, настежь раскрыты все ворота,
Не пестреет в сквере листва.
Осень — летнего зноя вдова
Опустила голые рукава.
На могилах чумные цветы растут,
А из трещин — известь зимы,
Где осенняя пестрота, что тут
Есть, помимо тюрьмы?
Где мальчишки, бегущие вдоль снопов,
И от змеев запущенных где восторг?
Где осеннее солнце, сердца без оков?
Земля как адский пылающий морг.
Наземь зелёной пала листва,
Затхлая немота уносится ввысь,
Осень стоит, опустив рукава, —
Художница уронила кисть.
3
Лежат на улице трупы не погребённые.
Воем больных в городе воют дома —
Это чума — шишки чернеют бубонные.
Самая страшная в мире из войн — это чума.
Гусары еще своими конюшнями хвастают
И сталью дуэлей тоненько дребезжат,
И маски по городу шастают —
Ещё идет маскарад.
4
По улицам катятся, катятся трупные дроги,
Закутанные, как мумии, похоронщики
Безмолвно за ними передвигают ноги —
Костями гниющими устланы все дороги.
И воздух лежит, как спрессованный слиток заката
Над городом, где даже камни страхом объяты.
Там в доме последнем бушует праздник последний.
Надтреснутые мандолины сходят с ума,
Ведут хоровод надорванный арлекины:
Кровь, поцелуи, вино прячутся за гардины.
Чума.
5
Ни один памятник не стоял так одиноко
В толкучке рынка, как этот сон:
Гневом своим напоминая Бога,
И сострадательного, как Он.
Руками измученными от страданий
Трогает лица своих созданий.
Глядят на Него в страхе, с чувством вины
Те, что смертью осенены.
Там, в чумной круговерти,
Старцы и дети,
И женщины оголённые, и туда
Идет для последнего в жизни труда
Врач последний на свете.
* *
*
Хельге Вольфенштейн