Новый Мир ( № 5 2013)

Я с обидой ушёл. Тут други туристы ишшут вышиты занавески, у Марфе было две, мы им продали за 400 долларов.

На днях попал в город, хозяин послал за продуктами. Приезжаю, мужички: «Ух, Зайкя!» Вечером опять по танцам, по девушкам, напитки, табак, дале боле. Смотрю, вытаскивают кокаин. Я в шоке. Дак вот каки у вас конбайны, вот как нанимаетесь жать боливьянсам! [92] Что делать? Ето уже всё, подходют к сурьёзному делу. Как быть? Виду не показываю, как будто все заодно, оне принимают, и я вид показываю, что принимаю, но не дай Бог. Всё прошло незаметно, я веселюсь всех больше, оне приглашают:

— Зайкя, переходи к нам, будешь жить как человек.

— Да, — говорю, — интересно, но дайте мне с хозяевами расшитаться.

— Ну хорошо.

Приезжаю домой, говорю Марфе:

— Марфа, тут нам нечего делать. Ежлив останемся жить в Боливии, ты потеряшь мужика.

— Из-за чё?

— А вот. Собирайся, я сам отвезу тебя, а потом приеду за грузом.

Мы за два дня собрались и поехали. Басаргины были в городе, узнали, что я сам повёз Марфу в Уругвай, и давай проситься с нами. Я вид показал, что оне нам не нужны, но оне настаивали, спросили, когда выезжаем, мы ответили: завтра утром. Оне купили тоже билеты на етот же поезд, и утром вместе выехали в разных вагонах.

Приезжаем на границу Бразилии, у их с визами не в порядках, стали просить меня, чтобы помог с визами. Я ответил:

— Как я могу таку жену бросить?

Взяли такси, переходим границу и на автовокзал. Берём автобус и дальше поехали. Марфа спрашивает:

— Почему так поступил?

Она знала, что я так никогда не поступал. Я ей рассказал, как оне поступили со мной в деревне, — так пускай получают. Раз богаты, значит, надо дискриминировать людей?

sub 21 /sub

Доехали благополучно в Уругвай, оставил Марфу с детками и поехал в Аргентину к родителям. Приехал — кака радость, кака встреча! Тятя купил старенькяй грузовик 61 года «мерседес-бенс» и возил овощи и фрукты за 500 километров по плохим дорогам к аборигенам, а оттуда привозил овцев и коз на продажу, етим и жили. Ну ничего. Брат Степан занимался помидорами, Евдокея дома, Григорий взял чиленку [93] Сандру Лира, Степанида где-то в Бразилии вышла за Николая Русакова.

Тятя с мамой обои:

— Давай хватит тебе скитаться по разным странам, приезжай да живи здесь.

Ну, я съездил с тятяй, куда он возит овощи и фрукты. Да, у его клиенты везде ждут, он с клиентами очень вежливо обходится, и его любят. Мне стало интересно: в семье был всегда суровый и строгий, а тут словно другой человек.

Вернулись домой, я попросил деняг груз привезти, он мне дал, и я отправился в Боливию.

Приезжаю в Боливию, смотрю, у нас в дому пусто. Стал узнавать, где что, мне сказали: «Петро всё забрал». Прихожу к Петру:

— Почему забрал у нас всё?

— Ты нам должен, — и раскричался.

Я пошёл к Ефрему Мурачеву как к наставнику, попросил как свидетеля, сходил попросил помощника Игнатия Павлова. Собрались у Петра.

— Ну, Петро, давай разбираться. Я у вас проработал восемь месяцев, всю землю чистили, корни вытаскивали, приготовляли, сеяли, ухаживали. И в чём я тебе не угодил?

— Да во всём ты угодил. Но зачем уехал?

— Петро, мы не виноваты, Ефрем загулял, всё заросло. Знам, что ничего не заработали, семья голодует, вся ослабла, и что ишо ждать? Я помню хорошо, что Ефрем говорил: ежлив что не совпадётся, расшитается помесячно. Ну вот я и пошитал, что вам не должен, а, наоборот, вы мне должны.

Он:

— Это в контракте не указано.

— Но ты же слыхал, разбирайся с Ефремом.

— А груз как?

— А груз я не отдам.

— Ну, братия, разберитесь, правильно ли ето.

Оне обои плечами пошевелили и сказали:

— Разбирайтесь сами.

— Ну что, Петро, восемь месяцав по 30 000 выходит 240 000, а мы вам должны 73 000 крузейров.

— Сказал, не отдам — и не отдам.

— Ну, тогда подавись! — И ушёл.

Наутро прибегает Петров сынишка и говорит:

— Мама послала, говорит, возьми сундуки.

Прихожу к Петру, его нету, жена говорит:

— Возьми сундуки, не ходить же детям голым.

Беру сундуки, прошу Луку Поздеева, чтобы вывезли в город, он с удовольствием взялся за ето дело. Но уже мало везли на тракторе, пришлось плавить на лодках: всё затопило. Добры люди во всём помогли и соболезновали: кака несправедливость. Конечно, понятно: что я составляю — бедный, сял да уехал, а Петро богатый и будет жить вместе. Вот мои свидетели, где им выгодно? А Бог что, Бог всё простит.

Приезжаем в город, беру билеты на границу и отправляюсь на поезде. На границе на машине привозим груз в таможню, показываю документы аргентински, у мня спрашивают:

— Где справка, что выезжаешь из страны?

— Кака справка? Ничего я не знаю. Как заехал, так и выезжаю.

— Но а груз?

— Груз — ето наши личные вещи.

— Ну подожди.

Через час приходит в костюме толстый человек, увидел:

— О, ето агрикульторы. Что с вами, что получилось?

Я рассказал, он мне говорит:

— Почему у консула аргентинского не взял справку за груз?

Говорю:

— Не знал.

— Может, напакостил и убегаешь со страны?

— Можете свериться.

— Да, придётся свериться.

Груз оставили в таможне, мня посадили в машину и повезли не знаю куда. Привозют, стены высоки, заезжаем. О-го-го-го, собаки, военны, всё решётки и тюремшики, заводют в контору, всё выспрашивают, всё рассказываю, мне отвечают:

— Что говоришь — ежлив всё правды, всё будет хорошо, но узнам, что врёшь, изобьём и будешь за решёткой.

Устроили меня в казарме, где спят солдаты. Ну, жду день, второй, третьяй, все молчат. Ночами солдаты в карты играют да коку нажавывают с хлебной содой.

— Эй, русо, жуй коку!

— Никогда не жевал и не буду.

— Врёшь, в Боливии нету, чтобы не жевали.

— Ну, как хочете, я не жевал и жевать не собираюсь.

Здесь тюремшики сидят двадцать, тридцать лет, и женчины тоже есть. На четвёртый день утром в 10.00 а. м. заезжает машина, тюремшики мне говорят:

— Торопись, ето полковник, он хороший. Расскажи ему свою ситуацию, а то тебя не выпустют, ждут с тебя взятку.