Новый Мир ( № 6 2004)

Я убегаю на веранду, ищу штаны. Такая досада — штанов нигде нет. Бабушка имеет обыкновение стирать их в самый неподходящий момент. Я снова перелетаю через порог на крыльцо и нахожу их на веревке во дворе, отрываю вместе с прищепками, натягиваю еще влажные...

За ночь на машину пала роса, или дядя Леля окатил ее водой. Капли на стекле, на капоте. Что-то боевое, храброе есть в хлопанье дверцы, в том, как мы переглянулись с дядей Лелей... Мы летим по пустой проселочной дороге, за нами вьется пыль, а в открытые окна врывается утренняя свежесть. Я сижу рядом с дядей Лелей, на почетном месте, а потом он сажает меня еще на более почетное — себе на колени и дает мне подержаться за руль, сделанный будто из слоновой кости, — матовый, полированный. Как я люблю дядю Алешу в этот момент! От восторга я только иногда вскрикиваю, дядя Леля смеется, ветер забирается ко мне под рубашку, и она надувается пузырем.

А вечером за дачным поселком золотится сосновый бор. В сухой траве, на взгорке, мы с бабушкой собираем землянику. С каким-то новым чувством я оглядываюсь на проселочную дорогу, чуть видную в поле, на весь этот длинный-длинный день. Я хочу вспомнить, когда же было утро, и не могу.

Длинные тени от сосен легли на дачный забор. А за ним — голоса, позвякивание ведер, у кого-то яичница шкварчит и вкусные дымки плывут. Завтра с дядей Лелей мы снова поедем за хлебом и пряниками.

СОКОЛИКИ

Поехали мы недавно за город на электричке. Очень медленная нам попалась электричка. Ползет еле-еле. Все измаялись — и молодые и старые, а особенно дети. Жарко ведь к тому же.

Против меня на лавке сидел молодой мужчина с двумя мальчиками лет пяти-шести. Мальчики серьезные, а папа у них веселый. Лицо у него тонкое, симпатичное, глаза насмешливые и очень добрые.

Одного мальчика, как я понял, звали Севой, а другого Мишей. На Севке была футболка с оранжевым утенком, внизу она немного задралась, и стала видна детсадовская нашивка — такие и в наше время делали, чтобы дети не перепутали свои вещи, а воспитатели не перепутали детей. На нашивке почему-то было написано “Вишнякова Света”. Севка играл в полицейского и время от времени спрашивал папу:

— Ты меня боишься?

— Не боюсь.

— А ты бойся!

И Севка махал перед носом у папы сложенным вдвое тетрадным листком, на котором было написано нечто угрожающее: “POLICI Француский паспорт. БОН ЖУР МОПЕЛЬ”.

А Мишка вяло листал книжку “Приключения супергероев”, сосал бутылку с пепси-колой, смотрел в окно, иногда бормоча: “Хотя бы одна людишка...” Людей за окном мелькало много, особенно на станциях, но Мишка высматривал кого-то одного ему известного.

— Ты должен от меня улетать, — уговаривал Севка отца, — ну, доставай свои раскладные крылья!

В вагон зашел продавец и стал предлагать средства от плодожорки и дымовые шашки “Гром-2”. Все, кто спал, проснулись и стали покупать и шашки, и яд для плодожорок. Тетенька, что сидела рядом и читала “Тайну завещания Савелия Крамарова”, отложила газету и потянулась к продавцу: “И мне, и мне от плодожорки!”

Вслед за продавцом в вагон зашел парень в кепке и с гитарой. Он стал отчаянно бить по струнам и кричать: “Полем, полем, полем, белым-белым полем дым! Волос был чернее смоли, стал седым!..” Потом парень снял кепку и пошел с ней по вагону. Видно, что он и правда почти седой, и многие, кто это заметил, кидали в кепку копеечки. Папа дал Севке монетку, и он тоже бросил ее в кепку.

Тут мы заметили, что поезд никуда не идет, а стоит где-то на глухой станции. И стало так жарко, что Мишка уже вовсе не отрывался от своей пепси-колы. Севка прикорнул у отца на коленях. Отец дунул Севке в ухо и мечтательно сказал:

— Как приедем — так в баню. Тебя мама хлоп — и в тазик!..

Севка сморщился, как старичок:

— Не хочу в баню!..

— И правильно, — поддержал я вдруг Севку, — и так жарко, а вы про баню, про тазики. Даже слушать неприятно...

Севка с отцом засмеялись, а я обрадовался, что мы наконец познакомились.

От жары или еще отчего-то у старушки из сумки уполз котенок, совсем маленький. Севка подхватил котенка и отдал хозяйке, которая уже обнаружила пропажу и беспомощно шарила в сумке.

— Откуда вы такие хорошие? — спросила старушка, принимая котенка.

— Мы-то? — переспросил Севка. — Мы — соколики...

— Из Сокольников, — поправил отец.

Старушка не расслышала:

— Спасибо, соколики, спасибо, родные...

А электричка-то стоит, не шевелится. У сарайчатого домика станции паслась лошадь, и мы с Мишкой внимательно на нее глядели. Лошадь довольно близко подошла к нашему вагону и даже один раз посмотрела на нас огромными прохладными глазами.

— Ничего себе! — сказал Мишка и толкнул в бок Севку. — Гляди, смотрит...

Севка хмыкнул:

— Деревня ты, Мишка, лошадей, что ли, не видел?..

Почему-то захотелось вспомнить: а когда я впервые увидел лошадь? Удивился ли я тогда, как Мишка? Это же красота какая — лошадь...

Зашла контролер, все загалдели на нее — почему, мол, стоим, график нарушаем. Она объясняет:

— Шпалы меняют, ремонт пути...

Тут все взрослые разволновались, и я разволновался:

— Нашли время менять шпалы!.. Мы думали — авария! А они шпалы из-под нас выдергивают!..

Контролерша не сдавалась:

— Вы бы видели эти шпалы — одно гнилье!

— Что мы — шпал не видели! — зашумел народ.

Мишка оторвался от пепси-колы и сказал: “Вот приедем, и я буду уплетать все, как тигровая акула, и стану таким тяжелым, что меня никакой ураган не унесет!”

А Севка тем временем уснул, положив голову на отцовские колени. Он не услышал, как электричка свистнула и тронулась, а потом понеслась так, что ветер залетал в вагон и приятно лохматил волосы.

ОСТРОВ ПЕРВЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ

…И каждую ночь над головой загорались одни и те же звезды.

Тур Хейердал.

Вот и выпал снег. Чистая страница под окном. Я долго ждал снега, чтобы вспомнить лето. Тянул всю осень и половину зимы, прятал сам от себя летнюю тетрадь, чтобы не сорваться вдруг. Мне нужен был вот такой снег. Под него лучше всего пишется про лето.

Осенью дочка сказала: