Новый Мир ( № 6 2005)
Шрифт:
“Резко континентальные” переходы от мимолетной веселости к безотчетному гневу, от праздного суесловия к затяжному молчанию, все эти повелительные “сходи”, “принеси”, “наколи” могли вывести из себя кого угодно, а я ведь тоже не сахар. Наверное, чтобы до конца понять старухину душу, вычерпать ее, так сказать, до самого дна, нужно было пожить с ней месяц-другой, а не семь дней.
Настоящий удар пришлось испытать в день отъезда. Рано утром над Баской Выставкой, как прыгуны с трамплина, разлетались самолетики
— Ты вот что, милой человек, ты мне пачпорт свой покажи...
Какое-то время я стоял на месте, остолбенев.
— Вот тебе и охти-мнеченьки! — вырвалось у меня. И достал не только паспорт, но и командировочное удостоверение с печатями.
Неловко пряча глаза, бабка Пима попыталась объясниться:
— Мы дак последние будем по реке-то. А дальше все лес да бес... Не обижайся... Время уж больно ненадежное...
Я еще раз поблагодарил ее за гостеприимство, вскинул рюкзак на плечо и, круто развернувшись, зашагал в сторону аэропорта.
Набирая высоту, “Ан-2” совершил над деревней прощальный круг. С высоты птичьего полета Выставка выглядела чистой и прибранной, аккуратно разлинованной на фоне реки и леса, выделяясь свежим румянцем новых построек. Увидел я и старухину избу, и саму старуху, стоявшую на высоком крыльце, сгорбленную и жалкую. Она махала рукой пролетавшей “Аннушке”, но я понял так, что она махала только мне и никому больше...
1 Кбосик — деревянная лестница, ведущая с откоса вниз.
Год Козы
Битов Андрей Георгиевич родился в Ленинграде в 1937 году. Прозаик, эссеист, пушкинист. Автор двух поэтических сборников: “В четверг после дождя” и “Дерево” (СПб., 1997, 1998).
В больничке
Мозг постоянно думает о мозге…
Б. А.
Проснусь, открою глаз: в окне стоят деревья.
С довольством обвожу зимующий чертеж.
Граница не видна меж ветками и верой —
Дождемся ли весны? Все ли дождутся? Что ж,
Ты думаешь о них, о ней… не о себе ли:
Не есть ли это подражанье Белле?
Рождество, 2003.
Диагноз
Дело близится к развязке:
Чувство бури, буря чувств…
Продолженья нет у сказки —
Быть не может. Нет тех уст,
Что разомкнуты в начале,
В легкомыслии певца…
Ноту взял, и раскачали
Звуки песню до конца.
Гамбург, февраль 2003.
Памяти Олега Битова
Когда стоял в церквбе у брата,
Решая, как тут быть с букетом,
Душа вскипала виновато,
И годы поглощала Лета,
Я хоронил его ботинки,
Я хорошо запомнил оба.
Теперь на слеповатом снимке
Есть тень и свет, но нету гроба.
Нос выделился по-немецки,
Так удивительно спокоен
Стал рот. Я понял наконец-то,
Что ты иначе был устроен.
Ботинок был чуть-чуть помятый,
Светился лоб свечою мертвой,
Когда переплетался в даты
Твой век, где был ты только жертвой.
За упокой слепые пели,
На ощупь считывая слово…
Ты первым достигаешь цели,
Чтоб встретить папу с мамой снова.
Памяти Георгия Владимова
Такая нищета и бедность
Всех чувств! Они невыразимо
Проходят, будто бы бесследно.
Висит стрела — цель мчится мимо.
Смертей случайный посетитель,
Слезу случайную уронишь,
Утрешь… и ты уже не зритель,
Когда отца ты похоронишь.
Рычит дыханье преисподней
В слогах, как “мама мыла раму”…
Вне опыта, всегда сегодня,
Мычишь, когда хоронишь маму.
Душа особо виновата,
Трепещет, но не оторвется
Совсем, когда хоронишь брата…
Так “слово наше отзовется”…
Опять смутился ты, зародыш?
А все равно не угадаешь,
Пока у собственного гроба
Ты наконец не зарыдаешь.
14.XI.2003, Гамбург.
В больничке-2
Приснилась истина нагая
С косой до задницы нагой…
И вдруг она уже другая:
С оскалом волчьим и косой.
И так всю ночь она шагала