Новый Мир ( № 6 2005)

нюхом чую грозные подвижки,

новую нарезку территорий.

Перекрой пространства впрок, а коли

повезёт, и времени. Но тише.

Главное, не поддаваться боли,

если лихо сделается лише.

Я живу с простым и твёрдым чувством

приближения к границе жизни.

Только вот не я к ней приближаюсь,

а она проходит возле дома.

Так долой ухватки феодала,

круговую самооборону!

Не шуми, когда берёт фортуна

вдруг за горло в нужный ей момент.

Лишь берёз серебряные руна

неподвижны вдоль шоссейных лент.

2005.

* *

 *

Когда слышишь скребущую наст лопату,

не может не вызывать уважения

даже слабое сопротивление дворника снегопаду,

голубиная кротость его служения.

И поди особое отношение

к снежным дюнам, впадинам и барашкам.

Скоро тут угрюмое население

заспешит к железкам своим, бумажкам.

Вот и я, водицей согнав дремоту,

на холодном тёмном ещё рассвете

принимаюсь за малооплачиваемую работу,

уподобясь дворнику дяде Пете.

И судьба моя станет однажды книжкой,

потрёпанной вследствие бурь жестоких,

с небольшой фонетическою одышкой,

соглашусь заранее — для немногих .

31.1.2005.

* *

 *

Я думал, жизни, её лишений

с лихвою хватит, была бы жертвенна.

А её цена в череде крушений

напоминает про мюзикл Гершвина.

Я думал, что-что, а Арктика уцелеет,

а она пошла вся трещинами, взрыхлилась,

там медведи сгрудились в стадо, блеют.

Глубина вселенская расступилась.

Я думал, Родина… Каждый атом

её я чувствовал сердцем, порами.

А она сравнима с протекторатом,

расхищаемым мародёрами.

А ещё я думал, что время лечит,

сам подчас лучшел от его лечения.

А оно позорному не перечит

направлению своего течения.

2005.

Над строчкой друга

1

Когда-то оглядкой

я брезговал, жил налегке

и тёмной лошадкой

был в том вороном табунке.

Как путнику пламень

в намоленном на вышине

гнезде далай-ламы,

так с улицы виделась мне

на кухне конфорки

с фиалковым отсветом дрожь,

где нынче задворки

срезает бульдозерный нож.

Всех матриц подкорки

с собой на погост не возьмёшь.

2

В убогой глубинке

нас на лето стригли под ноль

ручною машинкой,

всегда причинявшею боль.

В седые морозы,

каких не бывает теперь,

мы вместо глюкозы

хлебали кисельную серь.

А в оттепель щепки

неслись по косицам-ручьям.

Ворсистые кепки

нам снились тогда по ночам.

И полые слепки

небес доставались грачам.

3

За рык “пидарасы!”

зарвавшегося Хруща

ища поквитаться,

мы жили на ощупь, ища

и видя мерцанье

забрезжившей было строки —

всё на расстоянье

лишь вытянутой руки.

Но нет — не даётся.

И ненаречённое впрок

впредь не наречётся.

Лишь нежности тяжкий оброк

в груди остаётся

от так и не найденных строк.

4

Мы ждали побудки,

как будто вокруг лагеря.

Мы брали попутки

за жабры в разгар декабря.

Когда ж в рукопашной

с божественным словом везло,

любой карандашный