Новый Мир (№ 6 2008)
Шрифт:
— Как хорошо, — повторил он. — Просто... — не мог он подобрать слово, а потом его осенило: — Эутопос. Утопия. Благословенное место. Это для маловеров утопия — всего лишь мечта и место, которого нет. Оно есть. И оно — здесь, — закончил он со вздохом.
— Да, да… — согласился Феликс. — Я люблю этот остров и дом. Правда, редко здесь бываю. Но потом, на покое, я буду жить именно здесь. Море, яхта, батискаф…
— Когда потом? — тихо и как-то безнадежно произнес Илья, понимая ответ.
— Еще лет пять-десять. И все, тогда можно на покой.
— Господи…
Он спрашивал, заранее зная, что никакого ответа не будет, а в лучшем случае — лишь добрая усмешка над человеком, ничего не понимающим в жизни. Хотя как раз в жизни людской он понимал теперь многое, потому что познал тьму. Но как рассказать об этом?
Оставалось лишь жалеть людей и, потаясь, плакать о них.
Добрая усмешка на лице Феликса появилась и в самом деле. Усмешка, долгий выдох за день уставшего человека. И печальная мысль о том, как легко можно устроить счастливую жизнь для человека тебе вовсе не знакомого. Раз-два — и готово. Чужу беду рукой разведу.
Разве может понять его этот еще мальчишка? И другие, которые старше и должны быть мудрей. Даже родная мать. Милая, любящая мама.
И жена — тоже. И, наверное, дочь. Их мудрость — только для себя.
А чтобы понять другого, надо — всего-навсего! — прожить за него в его шкуре. С первого вздоха и до мгновения нынешнего.
Бедное еврейское детство, безотцовщина, зависть к одноклассникам, которые живут не в пример лучше. А он — рыжий, конопатый, золотушный, в вечных пятнах зеленки, которую он ненавидел. Пока да пока он
выправился. Всегда знал: он умнее других, но что проку. Свои школьные годы он ненавидел. А потом…
А потом — словно чудо. Но это не было чудом. Это была работа. Долгая работа. Это была схватка, драка людей умных и сильных, кое-как прикрытая, чтобы не брызгала кровь.
Вначале все будто сон: вот-вот по рукам дадут, голову оторвут, все окажется миражом и растает. Позднее пришло холодное осознание реальности: все в твоих руках, нельзя лишь упустить, промахнуться, опоздать.
И везде нужно было идти не напрямую, а обходя, подкапываясь, льстя и подкупая глупых и жадных; загодя чуять опасность звериным чутьем и вовремя отступать, чтобы снова обходом, но идти вперед. Зная по горькому опыту, что у тебя нет друзей и соратников. Только соперники и враги.
А если улыбается, клянется в дружбе, то будь особенно начеку. Продаст и предаст.
Дважды он был на пороге гибели, но выжил. Десять раз — в двух шагах от разорения. И теперь остановиться значило если не проиграть, то уж точно предать самого себя, начиная с того золотушного мальчика, который в бессильных слезах шептал и шептал: “Я покажу вам… Вы все узнаете… Вы все…” Мальчика, а потом — юношу. Предать свои цели, свои надежды, а значит, свою жизнь. Нет, нет и нет! Надо завершить начатое. Тем более что самое страшное и самое тяжкое уже позади. И он еще не устал. И вовсе не опьянел, не захлебнулся деньгами и властью их. Напротив, чем далее, тем трезвее понимал, что нынешнее его состояние — еще не власть. Он, как и прежде, в крепкой узде. Такая страна. Такие правители. И приходится, как и прежде, идти не напрямую, но обходя, подкапываясь, подкупая и льстя и отступая порой. А этого уже не хотелось. Во-первых, гордость — не пустое понятие. Прежде спрятанная, она просыпалась все чаще. Во-вторых, было жалко времени. Жизнь коротка. А настоящая власть ему нужна была для того, чтобы не мешали работать. И кажется, он нашел способ взять эту власть. Даже два способа, два направления к одной цели. Двигаться с двух сторон. Пусть угадывают: где главное? Пусть гадают. И в конце концов слишком поздно поймут. Это уже будет настоящая победа.
И вот тогда можно будет улыбнуться этому милому молодому человеку и легко сказать: “Конечно… Зачем ждать, когда уже сегодня…” И вместе с ним отправиться куда-нибудь на яхте.
Но этот час еще не настал. А в сегодняшнем дне Феликса ожидали на другой гостевой стороне острова праздничный фейерверк, прощание.
И потому он улыбнулся, сказал Илье: “Ничего. Мы еще с вами поплаваем”. И тут же унес его небольшой вертолет, прямо с берега.
Ночью Илья спал плохо, думал, засыпал, что-то грезилось ему недоброе, хотя за раскрытым окном дышало море.
Он проснулся поздно, но успел искупаться, поплавать.
Служитель, подавший завтрак, сказал:
— Феликс Осипович просит извинить. Его не будет.
Глава Х
ПУСТЬ ПОМОГУТ НАМ БОГИ
Потом был обратный путь, более спокойный, в том же самолете. Сидели все вместе. И Тимофей был с ними. На вопросы тетушки и брата Илья ответил коротко:
— Да, у него… Там — дворец, там — сады, там — сказка.
Алексей, обычно сдержанный, не мог и не хотел скрывать восхищения:
— Вот так настоящие люди живут! Так надо жить! А последний аккорд? Ты же не был… Ты такое пропустил. Это высший класс! Это — Феликс! Два миллиона долларов — морю.
— Два миллиона двести сорок тысяч, — уточнил Тимофей.
— Ну и что, Тимоша? — махнула рукой Ангелина. — Такие люди имеют право… Для них это безделица. Молодой Баснер, Наум, сумел в Ницце за неделю спустить двадцать миллионов евро. А Баснер-старший строит вторую яхту, которая обойдется ему в триста миллионов. Мне Вайнштейны рассказывали.
— Да дело не в деньгах, — объяснил Тимофей. — Феликс тоже не обеднеет. Но сколько было мороки с этой амфорой: искали, старались, в Англии нашли. Добивались разрешения на вывоз. Коту под хвост наши старания.
— Но какой жест! Ты не видел! — с восторгом рассказывал брату Алексей. — Вертолет, прожекторы, голос с неба, Феликса голос: “Спасибо всем! Эту амфору, ваш подарок, я возвращаю вечности, морю, Элладе. Каждому — свое. И пусть помогут нам боги!” Здорово! За это обязательно надо выпить!
Шампанское принесли тут же.
— Еще раз за Феликса! — поднял бокал Алексей. — И пусть помогут нам боги! Во всех наших делах!
До дна выпил лишь он один. Тимофей с Ангелиной пригубили. Илья спросил у дядюшки:
— Два миллиона долларов? В море?
Тимофей кивнул головой:
— Все — правда. Шиканул.
Илья поверил. Вздохнул. И вспомнил сразу: Интернет, детские лица чередой. Сто тысяч да шестьдесят тысяч рублей. Цена жизни.