Новый Мир (№ 6 2009)

КАПИТАН ЧЕГРИНЦЕВ В СССР — тут же реагировало Предста­вительство.

Так немного стало спокойнее. Ситуация прояснялась. Не мог же вологодский капитан перелететь во время обморока государственную границу.

— Рафик Кардыуумов! Рафик мушавер!

Афганские военные шумели, цокали, размахивали руками, что-то объясняли, хлопали его по плечам и потрясали автоматами. С удивлением смотрели на испачканную рубашку и босые окровавленные ноги. Исцарапался, гуляя по саду.

Его усадили в УАЗ. Дали воды. Мотор завелся, УАЗ круто развернулся и рванул по степи. Отлично, ему не терпелось отправить шифрограмму в представительство с просьбой уточнить координаты места и время действия, особенно последнее, а также выслать кое-какие материалы для успешной оперативной работы в этой стране. Зажатый двумя афганскими офицерами, он ехал, сосредоточенно глядя прямо перед собой, и составлял колонки цифр. Этому искусству его обучили. Но он чувствовал, что цифр ему не хватит, все мыслимые комбинации будут исчерпаны прежде, чем он сумеет высказаться по существу.

[1] В основе рассказа факты, которые приводят в своих документальных повествованиях генерал Варенников и военный журналист Ткаченко, а также другие участники этих событий, но рассказ — не документальный. (Прим. автора.)

[2] Друг (фарси).

[3] Товарищ майор (дари).

О белой лошади

Баранов Андрей Геннадьевич родился в 1968 году в городе Сарапуле. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. В 1990 году выпустил первый стихотворный сборник, а после 2003 года — несколько книг стихов под псевдонимом Глеб Бардодым. С 2008 года вновь публикуется под своим именем. Печатался в журналах “Знамя”, “Арион”, “День и ночь”, “Смена”, “ШО”. Лауреат Волошинского конкурса (2008 г.). Живет в Ижевске, работает директором филиала компании “Билайн”. В “Новом мире” публикуется впервые.

Мармарис

Полдвенадцатого. Солнце над головой… Пиво “Эфес”, кетчуп, картофель фри.

Все тот же стол на отшибе, в тени смоковницы.

Дождливую осень, сырую зиму и ледяную весну мы мечтали снова стать free.

Почему мы её обретаем лишь за границей

домашней сети и дружественных ей других?.. Друг

нашего Господина — друг ли нам? Недруг?..

К нашему приезду Он поставил вышку вон на той скале, и она светит антеннами на североюг,

лупит по самые гланды, добивает до самого неба и в самые недра —

туда, где раньше скрывались от Его ока: за этим столиком и в номере

два-один-один-два.

Серые овцы камней между кустов лезут по склону, нависающему полусводом.

Вон та вершина, на которой в прошлом июне сбили колени в кровь,

и едва-едва

поднялись, и говорили слова: небо, свобода.

И Айше смеялась и учила, как чай отличать от прочих трав,

и песочным карандашиком эфа выкатывалась из-под голой ступни

и утекала в щелку.

Как в подзорной трубе с другого конца, уменьшены

мы сами себе казались! А смерть — не страшной!.. Касалась легко щеки

и шелестела: Ты прав… ты прав…

И махала с той стороны расщелины, а потом отталкивала. Женщина…

Ты прав, Господи, прав, прав… Ты — мой Господин, я — твой раб.

Ты велик: велишь — я внемлю, ем землю… А если дерзну в другую колоду —

в каждой рубашке вшит Твой невидимый крап,

каждый номер имеет номер и назначен в Твою соту!

Да, мед горчит… Наверное, я — неправильная твоя пчела, Господин.

Какое пиво, таков и мед… Раз в полгода на две недели улетаю из улья

и дергаю за мочало:

жужжу, что вижу... гляжу на горы, как слепой акын,

и, кажется, что-то вижу… Вот, опять помахала.

[в командировке]

сто граммов правды развяжут любой язык

на перегоне дождливом в пустом вагоне на нижнем месте

ложка дрожит от промозглости о стакан дребезжит

незаметно как уже двести

двести это серьезно тут ничего не скрыть

лампочка тусклая как лучина тенью нависает полка

от сквозняка качается шторка завтра придут неловкость и легкий стыд

словно сходил в самоволку

пьяный свободный нашатался где-то нос в табаке

водитель встретит распахнет дверцу и уже через

час приняв душ и форму пиджака с Ланжин на руке

сядешь за широкий стол и будешь подписывать ведомости выпятив челюсть

а пока триста триста уже перебор

разговор переходит на женщин точнее

на одну из них которая все наперекор

у которой в глазах укор и все-таки хорошо только с нею

а без нее хорошо чувствуешь как плохо без нее

четыреста а все равно плохо и все больше слаб ты

и чем дальше тем она становится дальше и тем оглушительнее вранье

жизни и правды

* *

 *

Снег сошел — не прошло и трех дней — как белила со скул,

как со щек твоих краска.

У тебя все заметней морщины, я все больше сутул.