Новый Мир ( № 7 2009)

Вернемся, однако, к моей реплике. Заимствование из Олеши несомненно, но за его вычетом обнаруживается некий неоприходованный остаток. Объективное расследование требует точно его сформулировать, а затем и атрибутировать.

У Олеши оппонент находит незначительным объем писательской продукции автора, а тот в ответ объявляет мизерным объем читательского багажа оппонента. Здесь вовсю обыгрывается соотношение “писать”/“читать” (кстати, давшее заглавия двум частям книги Сартра “Les Mots” - “Слова”), но начисто отсутствует мотив “чтения/писания самого себя”. То есть отсутствует целый компонент моей реплики – навязываемый Быкову образ “Быкова, пишущего всего Быкова”.

Компонент ценный и тоже, как показывает бескомпромиссная интроспекция, поступивший из хороших рук. В раннем романе Филипа Рота (“Letting go” - “Наплевательство”, 1962), прочитанном мной почти полвека назад, есть персонаж-еврей, которого родители с малых лет заставляют учиться музыке. Этот многим знакомый опыт описан незабываемой фразой (цитирую по памяти):

“-- Paul began playing Mozart at about the time Mozart began playing Mozart” (“Пол начал играть Моцарта примерно тогда же, когда Моцарт начал играть Моцарта”).

Моцарт играет Моцарта, Быков пишет Быкова, Жолковский читает Жолковского... Как говорил Остап: “Гомер, Мильтон и Паниковский! Теплая компания!”

...Да, знаю-знаю, у читателя давно вертится на языке обидное слово “нарциссизм”. Зря. Не попрекнет же он нарциссизмом Пастера, привившего себе геморрой (этот бич как читателей, так и особенно писателей), и других ученых, во имя человечества самоотверженно ставивших опыты на себе.

Путь и жребий

Голов Андрей Михайлович (1954 — 2008) — поэт, переводчик, филолог. Коренной москвич. Закончил курсы английского и немецкого языков, долгие годы работал переводчиком на оборонном предприятии, сотрудничал с издательствами “Росмэн”, “Poliglott-ДубльВ”, “Эксмо” и другими. В переводе А.М.Голова было выпущено несколько десятков разнообразных книг (культурология, беллетристика, историко-познавательная и образовательная литература). Автор нескольких поэтических книг, из которых наиболее весомыми считал сборники конца 1990-х “На берегу времени” и “Попытка к бытию”. Был членом нескольких творческих союзов, публиковался во многих антологиях, альманахах и литературных журналах. Оставил обширное стихотворно-переводческое наследие.

“Он был живым доказательством того, что эрудиция вере не помеха и что можно быть хорошим христианином, всматриваясь в напоминающие иероглифы тени бамбука на полотне собственного подсознания. <…> Сборники его стихов скорее отдаленно соответствуют эстетике клейм на иконах. В центре лик — а по кругу сцены из жития, предстающие взору одновременно. Так хронология втекает в большой хронотоп времени, избавляясь от оков обязательности и последовательности” (Голова Светлана. Попытка к бытию. О поэте Андрее Голове. — “Литературная учеба”, 2009, кн. вторая).

Благодарим Карена Степаняна за помощь в организации настоящей публикации.

Весенние футурумы

Февраль прометет, марток свои трое порток

Сменит на ножки в “Леванте” и “Филодоро” —

И пылкой катавасии урок

Начнут твердить коты, преисполненные задора

В умножении племени усато-пушистых. Ручей

Спрыгнет с карниза и начнет обтаивать вербы,

И Сорок мученик Севастийских призовут сорок и грачей

На елео- и слезоточивый праздник веры,

Сиречь Великий пост. Подшивка стиха к греху

Обязательно даст тропарь покаянных глаголов,

И бабушки станут копить лукову шелуху

Крашенья ради магдалинино-курьих симво2лов

Гроба Господня. Тополя, выспрь прозябай,

Прозябшим воронятам распустят первые почки,

И бывые русские, и телекраснобай

Непременно получат по электронной почте

Поздравления с Благовещеньем. Юлиев индиктион

Еще на щепотку часов разойдется с григорианским,

И Чудо Огня опять утвердит его типикон,

Как выход из тупика схизмы. Бомжи, цыганским

Потом торгующие — согреются о Страстной,

Готовностью к покаянию ОМОН и клириков радуя,

И матушка Москва снова станет святой,

Если верить колоколам — и радио

“Радонеж”. И все, чающие движенья добра,

Хоть на миг распахнут душ своих тяжкие створки,

Чтобы вера и впрямь могла двигать гора-

ми, а не только датой Красной горки.

“Бытие”

Дом на углу случайного квартала

Сакральных шестисоточников — спит,

Вергильевых георгик одеяло

Натягивая на режимный быт

Поджарых ветеранов, что, являя

Непритязательному небу зад,

Корпеют у хозблочного сарая

Над гомилетикой капустных гряд

И герменевтикой чесночных. В душе

Душевно теплится вчерашний дождь

И сериалом травленные души

Всяк день спешат начать с молитвы: — Даждь

Нам лук и огурец насущный... — Галки

И в либелу влюбленные стрижи

По вдохновению и из-под палки

Прочерчивают в воздухе межи

Над сгустком земледельческих оргазмов,

Реализуемых под шестьдесят