Новый Мир ( № 7 2011)
Шрифт:
5. Фельетон
Освободить от прошлого будущее?
Освободить от будущего прошлое?
Звучит как начало стихотворения. Но, по-моему, стихотворения слишком уж умозрительного, слишком холодного и, одновременно, слишком пафосного. Единственное, что хоть как-то спасает всю эту конструкцию от полного дурновкусия, — вопросительные знаки в конце. Хорошо, что они есть.
Однажды я в надцатый раз созерцал очередную, типичную после декабря 1991 года встречу западных интеллектуалов с восточными. Обсуждались очень, как им казалось, важные темы — «падение Стены и культура без границ», «сближение и противостояние ментальностей», «новые одежды старых национализмов», «духовная культура Европы в третьем тысячелетии», «посткарнавальное безумие мира». Дискуссии
Но все ж таки временами проглядывают непринципиальные расхождения, своего рода камушки преткновения. Что легко объясняется извечным пребыванием в разных системах, которое фактически присутствует и сейчас. Можно объяснить это и другими стенами и барьерами в сознании, например «византийской традицией», «протестантской этикой», «постколониальным синдромом», «постмодернистской исчерпанностью».
И вот во время этой встречи один из дискутирующих докторов (кажется, из Швеции, да и сам, как ни странно, швед) произнес примерно следующее: «У нас нет необходимости знать собственную историю, потому что мы никогда на нее не ссылаемся. Счастливые общества не нуждаются в истории. История необходима только несчастным обществам, потому что с ее помощью они хотят объяснить — себе и другим — свои несчастья, оправдать свои неудачи, свою неспособность». Не знаю, делал он это сознательно или нет, но мне показалось, что он старается пробудить дух Ницше, но только Ницше довольно вульгаризированного, своего рода Ницше для бедных. Историоцентризм равняется фаллоцентризму — настаивала другая его коллега на другой конференции. Это тот вектор, тот стержень, тот жезл, который является самой сутью мировоззрения многих интеллектуалов с Востока. Это та палка, которой вы вечно сами себя побиваете. Освободите свои мысли от диктата истории, станьте наконец адекватными действительности, умоляла она.
Но, возражали в таких случаях представители несчастных обществ, ведь наши несчастья происходят не от того, что мы стремимся погрузиться в созерцание своей истории. Скорее дело обстоит наоборот — мы слишком плохо ее знаем, ведь в тоталитарные времена она преподносилась нам искаженной, препарированной, дистиллированной, фальсифицированной, пропитанной «единственно правильным методом». Она просто зияла, бедная, ужасными семантическими пустотами, из нее выпадали не только отдельные фигуры и события, но и целые периоды, процессы, тенденции. Выпадал ее смысл! Поэтому мы только начинаем ее воссоздавать и должны наконец это сделать.
Наивные, возражали на это представители счастливых обществ, неужели вы думаете, что вот теперь-то найдете наконец какой-то другой «единственно правильный метод» и избавитесь от всех своих проблем благодаря верному толкованию истории? Но это иллюзия, ведь история — всего лишь сумма противоречивых версий относительно того, что происходило — или не происходило — совсем в другом измерении. К тому же сам по себе исторический взгляд вовсе не охватывает всей полноты и сложности. Следовательно, история фальшива и урезана a priori, и это опасно, но опасность уменьшается, если об этом помнить и знать ее, истории, место. История — это закамуфлированная мифология со значительной — если не определяющей — примесью идеологической некрофилии. Именно любовь к истории и породила мерзавцев дуче и фюрера, а то откуда бы взялись все эти ликторские пучки и рунические знаки, эта помпезная римско-нордическая атрибутика с цезарями и зигфридами? Да просто загляните в свои — уже теперешние, уже «нетоталитарные» (или неототалитарные?) — школьные учебники истории — что там понаписано о соседних с вами народах? Прочтите, а потом спрашивайте и удивляйтесь, откуда только в нашем мире берется ненависть и отчего до сих пор людей убивают исключительно за принадлежность к какой-либо нации?
Никогда вам не понять нас, отвечали на это некоторые историоцентричные неудачники. У вас атрофировался орган, с помощью которого понимают других. Ваши супермаркеты и шестьсот шестьдесят шесть каналов телевидения сделали вас заносчивыми и самодовольными. Добром вы не кончите, Шпенглер был прав.
А вам, говорили на это внеисторичные счастливчики, в первую очередь надо избавиться от своей ментальности. Она остается тоталитарной, и это означает, что ваши хрупкие демократии находятся под постоянной угрозой. Вместо ксенофобского копания в исторических мифах вы бы лучше что-нибудь сделали с вашими мафией и коррупцией. При таком состоянии дел вы не можете рассчитывать на близкую перспективу присоединения к Внутренней Европе с ее либерально-космополитическими и гедонистически-потребительскими ценностями. Вы слепо достраиваете стену, которая, казалось — мы же договаривались! — должна быть разрушена.
Так во взаимных запугиваниях проходили небесполезные дискуссии, хотя заканчивалось все, как правило, примирением: со стороны модераторов звучала спасительная мысль о повлиявших на споры терминологических несогласованностях, неточностях при синхронных переводах, необходимости объясняться на плохом английском , а в финале кто-нибудь из старейшин, так ничего и не уловив, начинал убеждать всех, что право каждого на собственный взгляд и разнообразие мнений и есть гарантия интеллектуального богатства мира.
О заключительном ужине достаточно будет сказать, что во время него все улаживалось окончательно.
Был, правда, один радикал из Москвы, который решил, что он пес, и пытался укусить за икры западных дам. Отчасти это была демонстрация его концепции о тщетности любых объединительных усилий, онтологической невозможности взаимопонимания между Востоком и Западом. Полиция в это дело не вмешивалась, собственно, ее и не было. Да и к чему полиция там, где речь идет об освобождении?
6. Компендиум
Так как все же быть с этим освобождением? Прошлого? Будущего? Где между ними поместить это склонное к самообману и, как правило, весьма немудрящее создание с его амбициями и инстинктами, это sw eet child in time ? [2]
Человеческих историй всего четыре, говорил Борхес, постепенно погружаясь во тьму. Вариантов восприятия прошлого и будущего еще меньше. Похоже, только два. Но они определяют наше отношение к миру. Первым это мог бы отметить тот, кто сформулировал: «Человеку свойственно надеяться». Определений человека тысячи, пусть будет и такое — двуногое существо без перьев, которому свойственно надеяться.
Первый из вариантов более глубокий. Он зарождается в детской протоплазме, его держит на плаву сама воля к жизни. Согласно ему, прошлое — это «пережитый ад», а будущее — «долгожданный рай». То есть живем мы ради перемен к лучшему, а любая перемена и есть к лучшему. Прошлое поглощает наши несовершенства, наши ошибки, провалы, трагедии, в прошлом остаются боль и раны. Нет такой боли, которая не проходит. Нет раны, которая не затягивается. Нет такого страдания, которое невозможно вынести. И нет такой потери, которую нельзя пережить, говорит йог Рамачарака. Поскольку основное содержание нашей жизни — это страдание, то в поглощении страдания прошлым и состоит предназначение времени.
Из этой оппозиции прошлого «ада» и будущего «рая» и выросли все без исключения утопии, поэтому назовем этот способ утопическим .Будущее при таком взгляде на человека во времени — это синоним «лучшего», будущему не требуется апология — она и так присутствует в нем, как Бог присутствует в кристалликах соли. Из будущего проистекают все без исключения новации, усовершенствования, немецкий Erfindungsgeist [3] , технический и социальный прогресс, эффектные жесты тех, кто вел человечество к счастью, Великие географические открытия. Не сомневаюсь в существовании культурологических писаний, прокладывающих путь от Колумба к Кампанелле и наоборот, — огромная коммунистическая Америка утянула в свое безграничное золотое будущее всю жаждущую перемен к лучшему западную (и разве только ее?) часть человечества. Именно оттуда прилипшая к моим детским воспоминаниям советская песенка о том, что на Марсе будут яблони цвести, оттуда же и изречение Маркса, что вся предмарксовская история человечества — это лишь пред-история, а настоящая история начинается с Маркса.