Новый Мир ( № 8 2006)

Посмотрел два американских “Тумана”: картины художественно неравноценны. Допустим, свежий “Туман”, римейк “Тумана” классического, художественно неубедителен, однако все равно он — не бессмыслица, но плод напряженной работы американского социума над собой. Кроме прочего, это фильм о легитимности .

А у нас такого фильма до сих пор нет. Хотя легитимность власти — главная и, по существу, единственная наша подлинная проблема с момента отречения от престола императора Николая II.

(7) Я уже писал о том, что в перестройку и постсоветские времена осуществился прорыв грамотных к унификации художественного мышления и языка. Грамотные вначале осмеяли и дискредитировали, а после и вовсе уничтожили базовую образность.

На следующем этапе они с безумным рвением принялись тиражировать элитарное . Но “тиражировать элитарное”, согласитесь, — это же воистину безумная затея, это логическая ошибка!!

Еще немного — и не переваренная страной импортная образность затопит и растерявшихся неграмотных, и самодовольных грамотных.

Ниже я коротко поясню, почему “Туманы”, которые заранее принимаются у нас за безмозглые поделки, — вполне себе культурны .

(8) В предложенном контексте невозможно обойтись без гениальной песни композитора В. Захарова на стихи поэта М. Исаковского “Ой, туманы мои, растуманы”. Странно, кстати, что песню эту “не вытаскивают” в теле- и радиоэфир к празднику Великой Победы.

Хотя понятно. Выпусти ее в эфир — и вся постмодернистская бестолочь нового времени обнаружит свое малокровие и сопутствующую нежизнеспособность. В этой песне, которую в свое время столь убедительно, на века, записал Хор имени Пятницкого, ровно та же самая базовая образность, что и в лучших голливудских картинах. Ровно та же!!

Ой, туманы мои, растуманы,

Ой, родные леса и луга!

Уходили в поход партизаны,

Уходили в поход на врага.

На прощанье сказали герои:

“Ожидайте хороших вестей!”

И по старой Смоленской дороге

Повстречали незваных гостей.

(9) Вышеприведенное начало впечатляет и бодрит, но запредельное художественное качество случается чуть позже, в третьем куплете. Я не шучу, я действительно предлагаю рассматривать нижеследующий сгусток образности в качестве явления, типологически сходного с явлением миру голливудского кинематографа. Тут общая поэтика. Сильная, базовая, бронебойная. Страну, которая по-настоящему себя уважает, узнают по напряженной, по ответственной выразительности ее массовой культуры . Я не знаю, можно ли быть выразительнее, нежели Исаковский, Захаров и безымянные вокалисты вот здесь, вот в этом вот месте:

Повстречали, огнем угощали,

Навсегда уложили в лесу

За великие наши печали,

За горючую нашу слезу.

Тот, кто понимает, о чем я неизменно, из текста в текст пытаюсь высказываться, непременно найдет музыкальную запись, неоднократно и с удовольствием прослушает, испытает катарсис, прослезится и согласится. Все остальные, утонченные, могут сколько угодно смеяться. Ровно так же они и им подобные смеялись и в начале 90-х, предвкушая торжество нового эстетизма. Но никакого “нового эстетизма” закономерно не случилось, наоборот, не осталось даже эстетизма старого: все пожрала дурно понятая грамотность, помноженная на бесстыдство, иронию и цинизм.

Иронистам, а равно и буквалистам предлагается посвятить весь свой грядущий досуг сравнению грядущих же телеэкранизаций отечественной классики с литературными первоисточниками. Благо скоро экранизаций этих будет много-премного.

Страна, в которой не достигнут общественный консенсус относительно того очевидного обстоятельства, что Михаил Исаковский художественно равновелик Борису Пастернаку, обречена на провинциализм. Советский Союз превозносил “Исаковского” в ущерб “Пастернаку”. Но вот пришли новые элиты и отважились на обратную процедуру. Конечно, очередной своекорыстный бред, гарантирующий обществу социокультурную неустойчивость.

А Голливуд — это по-настоящему народное американское искусство. Да!

(10) И в фильме Карпентера, и в фильме Уэйнрайта смысловым центром художественного мира является кладбище .

Кладбище как место решающей, как место смыслообразующей встречи живых с мертвыми актуализировано, допустим, в одном из ключевых текстов американской культуры — в гениальной поэтической дилогии Эдгара Ли Мастерса “Антология Спун-Ривер” и “Новый Спун-Ривер”. Я крайне неравнодушен к этому тексту, я всегда помню о нем, я неизменно нахожу отголоски Ли Мастерса в самых разных — глубоких или одиозных — образчиках голливудского кино. Ли Мастерс предъявил сборник автоэпитафий: десятки голосов, десятки судеб. Да, да, именно законченных судеб: итог своих земных жизней подводят умершие люди; люди, которым пришла пора связать разрозненные земные события воедино, пришла пора расставить смысловые акценты и, наконец, выставить себе оценку. Уникальный в своем роде сборник финальных смыслов.

Мы должны понимать: если и когда в американском кино появляются мертвяки, то и тогда осуществляется диалог между живыми и мертвыми, тогда актуализируются идеи социокультурной преемственности и ответственности человека перед Богом и перед обществом. Не больше и не меньше.

Это весьма симптоматично: наши зрители почему-то брезгливо морщатся, едва завидят, как в голливудских картинах мертвые восстают из своих могил, а потом активно взаимодействуют с живыми. Наши зрители полагают, что таким вот образом они обнаруживают свой вкус . Но я так не считаю. Таким вот образом они обнаруживают непонимание голливудской поэтики, невлипание в аутентичную американскую образность.

Базовая идея “Тумана” такова. Столетие назад на месте, где до этого позорно чернели убогие нищенские лачуги, внезапно, в продолжение всего нескольких месяцев, возник прекрасный и благоустроенный городок Антонио-бей. Заслуга в деле внезапного и весьма таинственного возвышения городка приписывается с тех пор нескольким отцам основателям. В случае Карпентера отцов основателей шесть, в случае Уэйнрайта — четверо. Действие обеих картин происходит в часы, когда эти отцы давно минувших дней чествуются, когда их славные подвиги воспеваются. Торжественное собрание, туристы, выступление мэра, открытие монумента в честь отцов основателей…

Выясняется, однако, что между нынешними живыми и событиями далекого прошлого — завеса, мгла и туман . Нынешние, донельзя благополучные жители городка не знают, да, сказать по совести, и не хотят знать правду о причинах внезапного возвышения местечка, о причине столетнего благоденствия. Но оказывается, в основе нынешнего материального благополучия, в основании нынешней сытости лежат дьявольский обман, преступление, убийство и сопутствующий грабеж ни в чем не повинных тружеников с соседнего острова! Оказывается, пресловутые отцы основатели злонамеренно погубили несчастных, забрали их золото, их драгоценные камни, их сапфиры, их изумруды! Скрыв факты, отцы основатели стремительно отстроили городок, а потом умерли в уважении и почете!!