Новый Мир ( № 8 2007)
Шрифт:
“В России быть русским — очень трудно”.
Илья Бражников. Удержание идентичности. — “Политический журнал”, 2007, № 13-14, 10 мая <http://www.politjournal.ru>.
“Итак, рано или поздно властям России не избежать выбора: либо демократия, либо суверенитет. Первое будет равносильно окончательной гибели исторической России, второе — означать победу консервативных начал и в пределе восстановление самодержавия (слово, которым переводится на русский язык „суверенитет”). Самодержавная царская Россия может, кстати, прекрасно сохранять выборные начала демократии на низовом уровне. То есть, как ни парадоксально это прозвучит, суверенная демократия в России станет возможной только при восстановлении традиционной политической формы — русской самодержавной монархии”.
Евгения
“Никакой метафизики... Один сплошной импульс. Живи настоящим! В мире вечного настоящего нет места ни подлинной культурной памяти, ни рефлексии. Знать и понимать можно ровно столько, сколько положено. Не более чем отмерено общественным ритуалом. Поскольку вечное настоящее (praesens) для своего обнаружения и нормального функционирования (т. е. симуляции жизнедеятельности — смены и движения) нуждается в бесконечных презентациях, подтверждающих — да, есть. Ими-то и заполнено культурное пространство”.
Игорь Волгин. Лев Толстой как зеркало ……… (нужное вписать). — “Литературная газета”, 2007, № 22-23, 30 мая — 5 июня <http://www.lgz.ru>.
Подробная полемика с книгой Эвы Маевски Томпсон “Имперские знания: русская литература и колониализм”. “Идея книги проста: великая русская словесность XIX столетия была вызвана к жизни не чем иным, как потребностями российского колониализма, и, в свою очередь, усердно обслуживала его хищные нужды…”
Александр Гаррос. Путешественник во времени Ляпунова. — “Эксперт”, 2007, № 20, 28 мая — 4 июня <http://expert.ru>.
Говорит критик Лев Данилкин: “Литература вглядывается в реальность очень пристально, глаза таращит — но и только. Настоящего репортажника, выездного собирателя материала, писателя, обнаружившего бы „метафору современности” не вслепую, а в поле, на месте, Тома Вулфа русского, условно говоря, — нет. Из-за этого по беллетристике вы не можете понять, как устроена русская жизнь, вы вынуждены читать труды экономистов и социологов, иностранных, как правило, но они никогда не скажут ту правду, до которой может докопаться литература, они слишком привязаны к фактам, к коре явлений, чтобы пробиться к ядру, к сердцевине”.
Георгий Гачев. Национальные образы мира. [Текст лекции.] — “ПОЛИТ.РУ”, 2007, 24 мая <http://www.polit.ru/lectures>.
На вопрос: “У Вас нет Вашей школы? Ученики, последователи?” — Георгий Гачев отвечает: “Нет, у меня есть один, который у меня в 70-е гг. пасся в рукописях, Михаил Эпштейн, он сейчас в Америке, процветает. Он меня высосал, 2 — 3 года читал мои рукописи, овладел моим методом, ходит по моим национальным темам, по мосту между гуманитарностью и естествознанием, даже написал „Дневник отца” по моим семейным зарисовкам и т. д. Он процветает, он мой Эдип, он меня убил, „съел”. Он славен, знаменит как ученый, а я сижу у себя в безвестности. Он мой единственный ученик, и он же Эдип”.
Александр Гриценко. О единстве противоположностей. — “НГ Ex libris”, 2007, № 16, 17 мая <http://exlibris.ng.ru>.
“„Хоть бы они все подохли! Надоели учить, занудствовать, совки проклятые! Сидят во всех издательствах, в толстых журналах, в газетах! Продохнуть невозможно” — это я услышал совсем недавно от одного молодого, но уже титулованного автора. Кстати, премии, публикации и рецензии давали, пускали, писали именно эти, которым он так яростно смерти желал. Молодым кажется, что старшие их притесняют, не дают высказаться. Мне это чувство знакомо. При всем своем занудном настрое на объединение поколений, на мир во всем мире я тоже часто чувствую подобное — они нас не понимают. Если быть предельно откровенным, я с нетерпением жду смены поколений — в редакциях газет, толстых литературных журналах, театрах, правительстве. Когда это время наступит, то, мне кажется, социально-психологический климат улучшится”.
Александр Елисеев. Метафизика вампиризма. — “Правая.ru”, 2007, 11 мая <http://www.pravaya.ru>.
“И можно выдвинуть предположение о том, что культ вампиров был культом неких выдающихся воинов-героев, которые пошли путем тотального, сакрализированного разрушения. Очевидно, что и само почитание было вызвано их героическим образом жизни, который привлекал наших предков. Впрочем, и знаменитый Влад Цепеш (Дракула), ставший прообразом книжно-киношного чудища, был человеком не только огромной жестокости, но и величайшей храбрости. Его, вне всякого сомнения, можно назвать национальным героем Румынии, что и провозглашалось при Чаушеску (странном коммунистическом диктаторе, который благоволил к националистам, почитавшим „гиперборейскую Дакию”). Он организовал мощный отпор туркам-басурманам, но при этом еще и бросил вызов плутократической, торгашеской верхушке из саксонского Семиградья, объединявшего буржуазные города-республики (Шесбург, Кронштадт, Германштадт и др.)”.
“Отдельного разговора заслуживает современный кинематограф, в котором наметилась (причем достаточно давно) линия на полную или частичную реабилитацию вампиризма. Особенно показателен в данном плане фильм „Голод”, где вампиры изображаются утонченными и высшими существами. Впрочем, не менее показательны фильмы, изображающие схватку „хороших” вампиров с „плохими”. Пример — фильм „Блейд”, где показана героическая борьба воина-одиночки — вампира — против своих сородичей. А в фильме „Нежить” тема вампиризма используется для пропаганды „антифашизма”. Кроме „плохих” вампиров здесь показан не менее отрицательный персонаж — доктор Ван Хельсинк, имеющий нацистское прошлое и ставящий ужасные эксперименты с вампирами в концлагерях Третьего рейха. Борьбу с этим воплощением антивампирского тоталитаризма, а также со злыми вампирами ведут „хорошие” вурдалаки”.
Михаил Золотоносов. Юрий Мамлеев. Черный шестидесятник. — “Дело”, Санкт-Петербург, 2007, 14 мая <http://www.idelo.ru>.
“Однако „Шатуны” так и могли бы остаться любопытным примером антисоветской прозы 1960-х, написанной в СССР, редким образчиком „черного шестидесятничества”, а попутно — пародией на „Привычное дело” (1966) Василия Белова, воспевшего „народного человека” Ивана Африкановича, если бы не одно обстоятельство. В более чем тридцатилетней ретроспективе это воспринимается как попытка создания русского философского романа, где автор попытался схватить „вечные проблемы”, которые входят в „русскую матрицу” и от которых не избавиться никогда. Самое странное, что автору это удалось: литературно роман неровен, местами затянут и скучен, но все зафиксированные писателем тенденции, тогда задавленные, загнанные в подполье, пышно развились в последующие годы, когда давление вдруг прекратилось. Они живут в „русском мире” и сегодня, в начале XXI века”.
Петр Ильинский. Русские как евреи. Эстонский узел завязан на долгие годы. — “GlobalRus.ru”, 2007, 3 мая <http://www.globalrus.ru>.
“Один из самых тяжелых комплексов восточных европейцев — это не колонизация их Россией, временная и отнюдь не самая неприятная в истории (хотя мы ни в коем случае не отрицаем и не преуменьшаем сталинских депортаций — тут, впрочем, дискриминации по национальному признаку не было, досталось всем народам бывшего СССР). Более страшная психологическая травма — это соучастие всех восточных европейцев (кроме болгар) в холокосте. Причем мы даже не уверены в точности термина „соучастие”, нам кажется верней укоротить это слово, убрав приставку „со”. Вот что они пытаются забыть, вот что желают стереть с лица земли: память о том, что их уже почти цивилизованные предки участвовали в самой страшной бойне в истории человечества, а пьяные и немытые русские эту бойню прекратили”.
Дмитрий Кузьмин. “Ружье стреляет не лично в меня или лично в тебя, а в культурное пространство...” Беседовал Леонид Костюков. — “Русский Журнал”, 2007, 2 мая <http://www.russ.ru/culture>.
“В недавнем стихотворении Тимура Кибирова мелькнула мысль о том, что все читатели делятся на две категории: большинство, полагающее, что мандельштамовская рифма „обуян — Франсуа” — ошибка или небрежность, и меньшинство, понимающее, что эта рифма гениально точна и уместна. Это расхождение — между нормативным подходом к искусству (должно быть так-то и так-то, шаг вправо — шаг влево считается побегом) и подходом поисковым (мы не знаем заранее, как должно быть, потому что каждое новое произведение — шаг в неизведанное, производство понимания из непонимания)”.