Новый Мир ( № 9 2005)

— Папа, а правда, остров похож на кораблик, — говорит Татка. — Эти острые камешки... да, коса... это же нос, а эти деревья как домик... да, рубка. Скажи?

Первый и главный человек, у которого нужно, следует попросить прощения. Обязательно. Взять на руки и нести вдоль всей торжественной чугунной дуги набережной. От “Русской избы” до “Труженицы реки”. И что-то на ухо шептать.

“Конечно, остров похож на пароход. Все правильно. Дредноут. Без пушек. Которые перековали в трубы. Честно. Вон там, слева. Заметила? На этом и на том берегу. Огромные. Две катапульты для полетов на Луну. Правда. Разгона и отрыва. Сто пятьдесят и двести метров пустоты в футляре”.

Это был второй заход в Москву. Полтора года. Пропустил все. Последние месяцы большого пуза, Таткино рождение, пеленки, бутылочки, купанье. Сдал Ленкиной сестре и матери. А сам пластался там. Пахал. На углу Профсоюзной и Кржижановского. Легкие деньги девяносто седьмого. Большие.

Но теперь фиг. Ни пяди, ни грамма. Все будет Мишкино. И свет, и тепло. По полной программе. Никого не подпустит. И не надейтесь, и не просите.

— Если мальчик, то Рома, а если девочка — Света.

— Светлана Михайловна. Гуд. Я согласен. Договорились.

Зато разговор с Коротковым — бодание воздуха. Словно завуч и второгодник. Набор рычагов без точки приложения.

— Неужели ты сделаешь эту глупость? В самом деле откажешься?

— Да и вообще, почему глупость? Наоборот. Андреич мне пообещал и повышение, и две штуки деревянных к окладу.

Лучше так. Проще и легче. Шутка делает неуязвимым. Обручем и прутиком. Чернильницей-непроливайкой.

— Петров, ты рехнулся. Съехал с колес. Так поступают только женщины.

“Чисто женский поступок? Интересный взгляд на природу вещей. Почему бы и нет? Если это — значит, повесить на себя хомут. Вернее, решить, что эта ноша навсегда. Твоя. И нечего просить другую. Легче не будет и лучше. Важен не воз и даже не возница, а смысл самих усилий. Работы. Который находишь, открываешь только в себе. Только в своих. Надо же. На четвертом десятке. В Татке и в Ленке. Буквально”.

— Ты спалил свой шанс! Сгорел.

Может быть. Естественный процесс. Окисление. Как осеннее переодевание березы — там, между скал на другой стороне реки. Смена зеленого желтым. Но вкус на губах совсем иной. Сладкий, такой же, как у Ленки. Наверное.

По вечерам она любила покурить, закрывшись в кухне. Одна. Мишке, чтоб захотелось дыма, нужно сначала выпить. Хоть чуть-чуть. Немного. Восьмого марта, например. Или это было седьмое? Накануне. Конечно. Точно. Вечеринка на работе. Тогда казалось, последняя. Прощальная. Быстрая и необременительная. Три раза чокнуться.

— Дорогие наши дамы! Я бы сказал — девушки-красавицы, прекрасная половина коллектива, позвольте от лица всех мужчин компании и от себя лично, как любящего руководителя...

По дороге домой купил четыре “Невского”, блок “R 1” и пять тюльпанов. Заехал в “Променад” и сразу же по Кирова на Николая Островского. Один светофор. Всего лишь.

Свой первый стакан выпил жадно и даже не заметил, что Ленка лишь только пригубила. Блок в целлофане лежал на подоконнике.

— Откроем подарочек? Поделишься?

— Забирай все.

— Что, надо было “Слим” или “Сатин”?

— Нет, Миша. “Беби-микс”. Впрок. Про запас.

От изумления стал пиво лить прямо на стол. Не понял. Дурачок.

— Господи, ты немец у меня какой-то. Честное слово. Просто Дин Рид. Разрешаешь себе только правильный, единственно верный ход мыслей.

За окном, на той стороне сквера, желтые и красные буквы подсвечивали слово “поздравляем”. Над входом в магазин “Для вас”.

С тех пор он и собирает приметы. Михаил Петров. Словно сам себе не верит. Все время оглядывается.

За спиной духовой оркестр наяривал “Амурские волны”. Татка испачкала мороженым и нос, и даже мочку уха. Тень от недостроенной башенки летнего кинотеатра упала на воду. Легла, как счастливая кость этого вечера. Шесть окошек ровно. Квадратура круга. Получилось.

Мишка взял жену под руку, а дочку за руку. И они медленно пошли. Вдоль реки. Каждую субботу одна и та же задача. Дойти до воды. По лестничным маршам парадных спусков Ленке ходить тяжело. Вверх и вниз по ступенькам. Зато очень приятно по пологой ленте извоза. Колобком. К радуге перекатов.

— Он тоже слушает плеск.

— Почему ты так решила?

— Потому, что не шевелится.

— Здорово.

Он. Рома или Света. Сегодня обязательно снова послушает воду. Музыку жизни. Непременно. Потому, что мир полон хороших примет.

На скамеечке под липами сидит пенсионерка в синей бейсболке “Пепси-кола”. Еще одна рыжая. Прекрасно. Пара. Хна-канифоль. Симметрия. У ног бабуси — домашние напольные весы.

“Узнай свой вес за один рупь”.

Рупь — четыре буквы. Круглое число. Замечательно.

Сорока на чугунном столбике ограды смотрит на восток. Огромная, как морской компас. Там, далеко за новым мостом, слева и впереди по азимуту зари, березовый склон светился золотом в лучах заката. Идеальный шар.

— Через пару недель, — сказал Мишка, — все листья опадут. И журавлинская гора станет седой. Белые стволы и серые ветки. Осень произведет холм из лейтенантов сразу в генералы. К параду, к фейерверку. Правда?

— Какая мерзость, — пробормотала Ленка и остановилась.

— Нет, почему, красиво.

— Я не о том. У меня воды пошли. Я мокрая. Схватки.

Сто метров не дошли. Недотянули. Двести. Чуть-чуть.

Красный лобешник луны неожиданно показался над верхушками бора. Прямо за Ленкиной спиной. На той стороне реки. В небо лезла, поднималась огромная красная дура. Ни раньше и ни позже. Мурло.