Новый Мир ( № 9 2006)
Шрифт:
Надо, надо Бога славить
По утрам и вечерам,
А нечистым
Нигилистам
( вариант —
а засранцам-
вольтерьянцам ) —
Стыд и срам!
Стыд и срам!
Да здравствует Истина чистая,
И Красотища лучистая,
Истое
Вечное наше перо!
В основе “Эпилога” — простая и точная метафора: сладость чаемой встречи с Богом и религиозного спасения уподобляется здесь сладости дефицитных мандаринов, которые когда-то принес изнемогающему в болезни сыну любящий отец.
.........................................
я весь в мандаринах волшебных лежал,
вдыхал аромат их морозный, срывал
я с них кожуру ледяную, глотал
их сок невозможный, невообразимый…
.........................................
Вот эту прохладу
в горячем бреду
с тех пор я ищу
и никак не найду,
вот эту надежду
на то, что Отец
(как это ни странно)
придет наконец!
И все, что казалось
невыносимым
для наших испуганных душ,
окажется вдруг так легко излечимым —
как свинка, ветрянка,
короче — коклюш!
Новая книга стихов Тимура Кибирова обнаруживает явственную и, кажется, отрефлектированную самим автором глубинную композиционную общность со знаменитой блоковской “трилогией вочеловечения”2. Подобно автору “Стихов о Прекрасной Даме”, наш поэт, пройдя сквозь искус глобального разочарования в жизни и ее основах, в итоге возвращается к упрямому провозглашению детской “истины ходячей”, дабы нам всем снова “стало больно и светло”:
И паки, и паки,
И ныне и присно —
Вечная слава —
Вечная память —
Вечная слава
Жизни!
Подымайте
Медный таз!
С нами Бог! Кара-барас!
Олег Лекманов.
1 Отсылаем читателя к ностальгическому коллективному интернет-комментарию к “Вступлению” в поэму “Сквозь прощальные слезы”: <http://www.utoronto.ca/tsq/13/index 13.shtml>.
2 “Кара-барас” густо насыщен цитатами из Блока, начиная с “Посвящения”: “Ибо что ж менять привычки / в час последней переклички, / уходя в ночную тьму!”
Дай оглянусь!
Дай оглянусь!
Андрей Немзер. Дневник читателя. Русская литература в 2004 году. М., “Время”, 2005, 333 стр.
Андрей Немзер. Дневник читателя. Русская литература в 2005 году. М., “Время”, 2006, 431 стр.
Книжки литературных критиков выходят сейчас куда реже, чем книжки экстрасенсов, вечных искателей Атлантиды или любителей мадагаскарских тараканов. Профессия критика становится все более и более экзотической. Однако невеселые раздумья о судьбе профессии несколько светлеют, когда в руках оказываются выходящие в издательстве “Время” из года в год (с 2003-го) тома статей Андрея Немзера под скромным (скромность тут, правда, паче гордости) названием “Дневник читателя” и с подзаголовком “Русская литература в таком-то году”.
В подзаголовке — дружеский (корпоративный, как сейчас модно говорить) привет Белинскому и заявка на преемственность. Однако Белинский, когда писал свои роскошные обзоры, не очень-то был стиснут извечным дефицитом площади, как стиснут сейчас газетной площадью Немзер, да и обозреваемое литературное поле было в его эпоху поскромнее, не нужно было ему отслеживать разнообразные премиальные процессы, ходить на книжные выставки-ярмарки, присутствовать на скучных презентациях. Поэтому текст Белинского “Русская литература в 1840 году” (к примеру) — всего лишь статья (размером, правда, с пухлую брошюру), а Немзеру, чтобы обозреть литературный год (литература сейчас, увы, — не только тексты, но и ситуации, которые вокруг них складываются), приходится выпускать целую книжку.
Но какой славный был Белинский! Эпиграф из Пушкина: “Дай оглянусь!”, эпиграф из Лермонтова: “Толпой угрюмою и скоро позабытой над миром мы пройдем без шума и следа…”, эпический зачин, звучащий вполне современно: “Лет десять тому назад, когда были в большом ходу альманахи, беспрестанно появлялись так называвшиеся тогда „обозрения литературы”. Частенько появлялись они и в журналах. От этих „обозрений” сыры-боры загорались, поднимались страшные чернильные войны; „обозрения” давали жизнь литературе — в них принимала жаркое участие даже и публика, не только сами литераторы. Что же за причина была этому наводнению от „обозрений”, этой страсти „обозревать”? Или много литературных сокровищ было, так что боялись потерять им счет? Или так мало было этих сокровищ, что хотели знать наверное, чем именно владеют и даже владеют ли чем-нибудь?..”
Прошу прощения за длинную цитату, но многие ли сейчас помнят, кто такой Белинский? Немзер, начинавший как литературовед, специалист по русской литературе первой половины Х1Х века, не может не помнить.
Тут опять грустные мысли появляются: ну да, Белинский был первым профессиональным критиком в России, он задал некую модель критической деятельности, просуществовавшую полтора века, но не присутствуем ли мы сейчас при ее конце и Немзер — не последний ли наш профессиональный критик вот этого заданного Белинским типа — то есть читающий все, а не только то, что хочется, и пытающийся связать расползающееся в разные стороны литературное пространство?
Последние лет пятнадцать были для русской литературы эпохой жестокого кризиса — не столько эстетического и мировоззренческого, сколько статусного: потеря массового читателя, хаос в книгоиздательстве и книгораспространении, перемена ценностных ориентиров когда-то чрезмерно широкой, а тут вдруг катастрофически съежившейся аудитории. Атмосфера провоцировала людей, жизненно связанных с литературой, на скепсис и малодушие: да, готовы были признать многие, литература теперь никому не нужна, и все мы, зачем-то продолжающие ею заниматься, необратимо превращаемся в маргиналов и чудаков. На этом пороге были свернуты многие блестящие критические карьеры — пошло странное время массового эскапизма, полуприличного бегства от новой литературной реальности. Достойные люди, устрашившиеся ее, готовы были прервать некую преемственную цепочку, обеспечивающую единство русского культурного пространства: а пускай оно себе рассыпается в пыль, превращается в хаотическое нагромождение “текстов”, а мы посмотрим, что из этого выйдет.