Новый Мир ( № 9 2008)

“Пантюшины синкопы в ритме вальса или танго завораживали публику, и фильм уже никому не казался немым. <…> Женщины, не стесняясь нисколько, хлюпали носами, да и мужчины были близки к этому. Вот так терзал Пантелей души каждой своей нетрезвой струною. <…> Где достойные, подходящие краски, чтобы описать те благословенные мгновенья, когда после заключительных кадров и слова „Конец” на слепнущем экране вдруг, как всемирный потоп , обрушивалась белая акация заодно с ярчайшим светом зажегшихся электроламп, обрушивалась прямо на нас, на скамейки, на распахнувшиеся воротца, уже покинутые билетершами, и когда всем, ошарашенным, и подавленным, и возвышенным , хотелось быть незащищенными детьми (курсив мой. — А. Ч. )”.

Отметим здесь обилие религиозной лексики в спектре от ветхозаветного потопа до евангельского “будьте как дети” (сам Митя, кстати, играл на баяне уже в детском саду, веселил важных гостей). О музыке вообще и джазовой в частности говорится, что она “самая живая” и “переживательная” . И в этом — главное свойство джаза, противостоящего мертвенным, узаконенным, шаблонным советским ритмам: “Да, это не „Марш-марш вперед, рабочий народ”. Там в ногу знай себе шагай, нас в школе учат ходить в ногу”. “Джаз всегда будет оставаться чудом живой музыки. Ясно? Он по природе своей противоречит чудовищному принципу: один, указуя, пишет — другой, исполняющий, читает”.

Если понимать все буквально, замещение религиозного вероучения джазом выглядит такой же святотатственной подменой, как завод вместо монастыря и колхозник вместо Богоматери. Но в данном случае метафора оправданна: “игра свыше” была жизненно необходима в те годы, и о подмене говорить вряд ли справедливо; скорее молодым, наивным и полным энтузиазма героям свойствен тот античный синкретизм, при котором профанное и сакральное могли проявляться в любых формах и были неотделимы друг от друга. Тем более неподсудны юродивые.

А уж юродивые от джаза...

Александр Чанцев

Грань небытия

Андрей Столяров. Освобожденный Эдем. М., АСТ; АСТ Москва; “Хранитель”; СПб., “Terra Fantastica”, 2008, 416 стр. (“Phylosophy”).

Почти все самые интересные вопросы таковы, что ни наука, ни религия не могут

дать на них убедительных ответов. Всеведением искушали Адама, и он променял на этот посул бессмертие и вечность. С тех пор всезнание открывается только мистическому чувству или дару художественного прозрения. Писатель, им обладающий, способен уловить что-то из нашептываний ветра истории, почувствовать холод сквозняков времени.

Андрей Столяров известен как петербургский метафизический писатель, в книгах он стремится нащупать скрытые механизмы бытия, те фундаментальные закономерности, на которых держится мир. Прошлое пластично, его можно реконструировать как угодно. Пластично и настоящее, его видоизменяет наступающее будущее. Пластичен и сам человек, сегодня он переживает процесс болезненной трансформации. Короткие повести Столярова, написанные в начале 80-х годов, — “Некто Бонапарт”, “Телефон для глухих”, “Изгнание беса” — говорят о том, что мир неумолимо преобразуется и то, что приходит, будет абсолютно непохоже на то, что есть. Более того, сила текущего бытия истощается. Сквозь ландшафт повседневности проступают трудноопределимые пока контуры некой новой реальности.

“Освобожденный Эдем” — это аналитический труд о внутренних силах современной истории, придающих новый смысл европейской онтологии. И главное здесь не апокалиптические предсказания, хотя цивилизационный хаос всегда воспринимается современниками как конец света; в книге речь идет о тотальной деконструкции бытия. Прежде незыблемая реальность начинает расплываться.

Эта книга прежде всего о том, что сегодня приводит к разрыву ткани реальности; о том, как образуется пейзаж будущего и как можно пережить старость культуры. Что роится в тумане грядущего, как отличить химеры и фантомы от настоящих ростков будущего? Мы чувствуем себя властителями мира и зачарованы силами прогресса. Мы в восторге от компьютера и Интернета. Но мы попали в его сети, нас вытащили на берег, и скоро мы начнем задыхаться. Разум нам говорит, что мы идем к катастрофе, а не к раю. Андрей Столяров пытается поставить диагноз сегодняшнему состоянию и размышляет о том, что может нас спасти: как начать двигаться к раю?

Я хочу специально остановиться на структуре книги потому, что она представляет собой старательно составленный компендиум по культурологии современности. В первых двух главах, которые самоценны, коротко разъяснены некоторые

основные понятия, и в первую очередь понятие “цивилизация”. Автор вычленяет “время-ориентированные” и “дао-ориентированные” системы мировоззрения. Во второй главе “О том, чего нет” появляется “Монстр по имени Будущее”. Автор смотрит в глаза этому чудовищу, внятно описывая механизмы возникновения будущего — не как “продолженного настоящего” (экстраполирования уже известных явлений), формируемого сегодняшним днем в соответствии с механистическим детерминизмом Лапласа, но как более сложной, “ортогональной” настоящему, сущности. Будущее-— это принципиальная новизна, то, чего не было, и потому предсказать его, опираясь на имеющееся знание, нельзя. “Идея будущего — это идея, абсолютно противоречащая настоящему”.

Столярова очень занимает вопрос о будущем. Остановимся и мы на этих размышлениях. Грядущее проступает лишь в виде призраков, фантомов, теней, не имеющих законченных очертаний, “в виде слабых, почти незаметных, ростков, заслоненных, как правило, кипучими событиями повседневности”. Автор перечисляет, пока не останавливаясь подробно, те инновационные образования, которые уже присутствуют в настоящем: нарастание динамики катастроф, появление сетевых структур и корпоративной общности, быстрая эволюция компьютера и, что важно-— Интернета и компьютерных игр; легализация “гендерных маргиналов” и появление элитных воинских подразделений. Эти так называемые “локусы будущего” вырастают в мощные тренды, несовместимые со старой природой цивилизации и потому стремительно разламывающие ее. Мы находимся именно на таком цивилизационном разломе, когда постиндустриальное общество сменяется информационным. Главная особенность последнего — переусложнение мира. “Техносфера”, приобретая излишнюю структурность, пересекает “предел сложности”, за которым цивилизация уже не может существовать. Это приводит к хаосу не только физического мира (мы подошли к главе “Пасынки Средневековья”, где даны статистика и анализ катастроф), но к метафизическому хаосу — “иссякает дух жизни”1. Техногенные катастрофы являются реализацией скрытых закономерностей и потому неизбежны. Их количество будет только увеличиваться, хотя мы наивно полагаем, что наша сверхновая техника поможет от них избавиться. Столяров подчеркивает (в главе с точным названием “Время вне времен”), что мир развивается из Пустоты (Ничто) через Хаос (чистую жизненность) в Хтонос (структурность, лишенную жизненности), который в свою очередь распадается, переходит в состояние Ризомы — вырожденной, неструктурированной реальности.

Таким образом, новая реальность проступает из разломов старого мира, “спонтанно деконструированного”. Новые, более динамичные сетевые структуры выигрывают у классических. “Из тумана будущего, ранее скрывавшего горизонт, выдвинулся континент, о существовании которого не подозревали”. Речь идет о принципиально новом явлении — Всемирная сеть, Интернет, в котором “пространства нет, есть только время”. Это зыбкая культура, постоянно меняющаяся, имеющая свой внутренний язык, свою символику. “Новые кочевники” атакуют бастионы старого мира. Оружие “когнитариата” (от латинского cognitio — знание)-— персональный компьютер. Эта необъявленная война в виртуальном мире нарушает стабильную карту нынешней реальности.

Мир меняется и никогда не будет таким, как прежде. Наперед поименовать и зафиксировать нарождающуюся реальность невозможно. Ни одно из множества вновь появляющихся различных имен не может претендовать на подлинность. Они вспыхивают и гаснут, выныривают и тонут, не оставляя следов. В ситуации “постмодерна”, в ситуации “вырожденного” бытия в принципе не может существовать ничего целостного, ничего устойчивого. Целостная реальность, все механизмы

которой действуют согласованно, уже деконструирована постмодернизмом. Мир утратил прежние строгие очертания. Человек постиндустриальной эпохи ступил в царство фантомов, имитирующих подлинную реальность. Восточная и западная трансценденции исчерпали себя, и начинается “метафизическое вырождение”.

И вместе с тем эта ситуация не безнадежна. Автор указывает нам путь, на котором возможно обретение нового смысла.

Формирующееся будущее включает в себя два важнейших, по мнению Столярова, момента, создающих ту самую “ортогональность”. Во-первых, это создание виртуальных миров, подобных реальности, — своеобразное достижение личного рая. Человечество всегда стремилось обрести земной рай. Виртуальный рай может оказаться привлекательнее религиозного, он легче достижим, нагляден, в нем исполняются все желания, а не только разрешенные религией. Столяров пытается взглянуть на Сеть как на обретение нового рая и посвящает этому главу “Против всех”, в которой он пишет: “В Интернете человек обретает неожиданную свободу. Он чувствует себя, точно бабочка, вылупившаяся из гусеницы, которая, сбросив тесную шкурку, легко, без усилий, порхает там, где раньше она еле ползала”. Второй момент — виртуализация самого человека. Происходит многократное расслоение человечества, не только социальное, не только интеллектуальное (элита и народ), но и техногенное — на обычных людей и “люденов”2,