Новый Мир ( № 9 2008)

маловато, но ведь и сведений о древней цивилизации почти нет. Речь идет о цивилизации майя.

Перед нами заведомый продукт массовой литературы. Не страшны в книге убийства, несмотря на то что совершаются с особой жестокостью: у убитых рассечена грудная клетка и вырвано сердце. Не держит в напряжении сюжет. Не до конца прояснен герой.

И все же книга не вызывает раздражения. Герой ненавязчиво интеллигентен. Автор не игнорирует мистическую сторону жизни. Книга написана довольно гладким, нормальным, человеческим языком.

Н а д е ж д а Г о р л о в а. Покрывало Ребекки. Повести и рассказы. М., “Молодая гвардия”, 2008, 365 стр.

Это первая книга Надежды Горловой, писателя, уже достаточно известного. Она неоднократно публиковалась в толстых журналах, лауреат нескольких премий. В отличие от многих, кто одновременно с ней заявил о себе, Горлова не торопилась с публикацией первой книги. Книга дозрела, и она предъявляет нам Надежду Горлову как состоявшегося прозаика со своим художественным миром, мастера слова, чьи интонации просты и обдуманны.

Проза Надежды Горловой исключительно фактурна: “велюровая мякоть

банана”, “ручьи грызли снег”, “черная лыжня проводов”, одуванчики, “густо накрахмаленные пыльцой”, — едва ли не на каждой странице все признаки густого добротного слога. Горлова принадлежит к той же линии русской литературы, что и Александр Иличевский, притом она справляется с метафорой, которая не уносит ее по прихотливой воле своего движения, а пригибается в ту сторону,

куда нужно автору. К тому же у Горловой исключительный слух на устную речь, все эти точные “шумни2 своей подружке” расставлены где надо и как надо работают.

Название “Покрывало Ребекки” отсылает к Библии. Ребекка (Ревекка) не снимала покрывала с лица, когда выходила замуж за Исаака, — выбрал ее в жены не он сам, а слуга его отца, Авраама. Этот символ настолько глубок, что любая интерпретация, пожалуй, больше скажет об истолкователе, чем о самом символе.

Книга представляет собой собрание совершенно различных жизненных сюжетов — тут и беженцы из Грозненского района (рассказ “Женские четьи минеи”), и летопись быта на протяжении нескольких поколений в русской деревне (повесть “Паралипоменон”), и московская жизнь молодой женщины, которая пережила развод (повесть “Луна на ощупь холодная”), и множество других обстоятельств, событий, судеб. И книга эта предназначена для долгого чтения, для перечитывания.

Сама ткань текста тоже афористична: “Мне приснились слова: „Вся еврейская литература сводится к одной фразе: ‘Парик замужней женщины сидел на ней косо‘””. Есть в книге и смерть, увиденная без трепета (“Трепет смерти”), и бесконечная, смешная и трогательная жизнь (“Записки и надписи”), сны и бодрствования (“Мои сны глазами очевидцев”).

На мой взгляд, это редкая книга.

П а в е л Б а с и н с к и й. Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина. М., “Вагриус”, 2008, 432 стр.

Книга автора, которого знаешь как зрелого, состоявшегося критика, — это очень большие ожидания. Он высказал столько убийственно точных суждений, что сам-то уж должен написать нечто поистине необыкновенное.

И действительно, книга оказалась не совсем обыкновенная. Но все равно некоторые вещи обескураживают. Ждешь от Басинского чего-то большего. Особенно в плане языка. Но и сюжета. “И тогда она подняла на него взгляд, исполненный такого гнева и в то же время такой жалобной беспомощности, что Борис Викторович, будучи мужчиной чувствительным, сам едва не зарыдал”. Тут все уже как будто читал в некоем поистине мифическом “русском романе”. Может, это и есть в своей окончательной воплощенности тот самый русский роман? Может быть, так и надо, может, таким языком писать и правильно? Как бы усредненный литературный язык, которого не замечаешь, когда читаешь, не спотыкаешься

на нем.

Сюжет довольно сложен, пересказать его не так-то легко из-за нагромождения событий. Действующих лиц, за исключением Джона Половинкина, капитана Максима Максимыча (ну куда ж тут без литературных реминисценций), Недошивина, попа и попадьи, отца Тихона и еще кое-кого к концу книги уже невозможно

отлепить друг от друга; Чикомасов, Палисадов, Рябов и прочие — весь этот хоровод сливается в поистине дикой пляске. Казалось бы, можно было наделить персонажей какими-нибудь выпуклыми, пусть даже гротескными, характеристиками, чтобы они не так смахивали друг на друга. (Впрочем, у некоторых героев есть

реальные прототипы. Типа Пелевина в случае с героем по фамилии Сорняков — симметричный ответ…)

Роман изобилует полуанекдотическими ситуациями, на которые иной раз хочется мрачно прореагировать: “Не смешно!” К примеру, один из героев, отправляясь на задание, гримируется под Троцкого, и, как ни странно, именно этот грим, дикая выходка, спасает жизнь ему и двум другим персонажам.

Нелепица на нелепице, панегирик русскому характеру, о котором один Басинский, конечно же, имеет представление. И тем не менее… Приходится констатировать, что ни один русский роман в этом сезоне я не читала с таким сочувственным одобрением или одобрительным сочувствием. Возможно, автору сопереживаешь больше, чем его героям, но что это меняет? Давно забытое чувство испытываешь, когда добираешься до последней страницы. Древние греки вроде бы называли это катарсисом, впрочем, не поручусь.

М а р и н а К у л а к о в а. Живая. М., “Единая книга”, 2008, 204 стр.

Марина Кулакова существует в русле реалистической традиции последнего времени — это значит, что ее произведения автобиографичны. Что редкость для автобиографических произведений, они свободны от малейшего оттенка самолюбования, и мы как-то сразу и вдруг любим эту героиню с ее, может быть, слегка наивной (или это такой прием?) “правдой жизни”. Книга очень разнородна, в ней повести соседствуют с эссе, критическими заметками и даже стихами. Первая повесть (“повесть в рассказах”, как она обозначена автором) “Учительница” действительно наивна, но наивна какой-то теплой хорошестью: молодая девушка,

закончившая педагогический, отправляется по распределению учительствовать

в деревню, переписывается с молодым человеком, находящимся в заключении.

С осужденным.

Нужна большая смелость, чтобы вытащить подноготную подобного рода на всеобщее обозрение, и смелость, мужество — пожалуй, те качества Марины Кулаковой, которые сразу обнаруживают свое присутствие.

Повесть “Живая” — о том, как героиня становится жертвой напавшего на нее прямо на улице убийцы. Он нанес ей несколько ран ножом, но она была спасена. Беспричинная агрессия (“прости меня, от меня жена ушла”), разбитое сердце старого отца, который твердит, что его сын хороший мальчик, и недоумение друзей, которые, так уж вышло, знакомы с нападавшим — они

говорили с ним о музыке, он музыкант вообще-то, — все это ранит героиню и читателя и… тем самым как будто говорит о том, что “мзда ваша многа на небесах”. Нельзя сказать, что героиня прощает своего убийцу, — вот понимаю, что не по смыслу слово, ведь не убил же, — но она потому все же его не прощает, что заранее простила и извинила все, и не только ему, но и всем другим, всему миру.

Эта книга немного наособицу среди современных книг. Скорее она — личный дневник, в ней нет фиксаций масштабных событий, однако повседневные переживания обладают незамысловатой психологической достоверностью. Какая-то обезоруживающая книга.