Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая

И мы все снова будем вместе…

— Доброе утро, Димитрис! — я прищурился от яркого света, когда Роберт, зайдя в комнату, где я спал, уменьшил уровень тонировки стекла.

Разлепив веки, я понял, что крепко заснул, не сняв сетчаточник. Со мной такое было только раз в жизни. Как и тогда, глаз от этого неприятно свербел.

Я с удивлением заметил, что около меня, свернувшись калачиком, дремал, мерно вздымая при дыхании пушистые бока, котенок Ленцов. И когда он тут оказался?

— С-сколько времени? — хриплым спросонья голосом спросил я, снимая сетчаточник и потирая глаз. — Я хотел сказать: доброе утро, Роберт.

— Шесть утра. Ты говорил, что по утрам занимаешься? У нас на 59-ом этаже отличный тренажерный зал. Сходи, разомнись, взбодрись немного. В полвосьмого нам надо выехать. По дороге на работу я завезу тебя в кофейную, где мы встретимся с Жерменом, и заодно ты сможешь позавтракать.

— Жермен — это человек из интерната? — принимая из лежачего положения сидячее и продолжая чесать глаз, спросил я. — Похоже, ты уже все решил за меня

— А ты надумал что-то другое, Димитрис? — удивился Роберт.

— Перед тем как заснуть, я подумывал о том, чтобы вернуться в Европу и дать этому старому пердуну Ильину на орехи.

— Но ведь твой отец, кажется, взял с тебя слово, что ты как раз этого делать не будешь?

— Да, но…

— Давай будем честными. Если бы ты собирался пойти на войну, Димитрис — ты бы уже сделал. Но ты поступил разумно — прислушался к советам людей, которые любят тебя и желают добра. И которые лучше тебя понимают эту жизнь. Война — это не какое-нибудь захватывающее приключение для пятнадцатилетнего паренька. На войне люди умирают, остаются без рук, без ног, без глаз, без легких, сходят с ума. Чего стоит вся их удаль после этого?

— Да. Наверное, — неохотно признал я.

— Я жду тебя в полвосьмого, Димитрис.

Переодевшись в спортивный костюм, я поднялся на лифте пятью этажами выше и оказался в огромном, чистом, хорошо кондиционируемом атлетическом комплексе, где громко играла музыка и даже в эти ранние часы тренировалось полным-полно народу. Около часа я интенсивно тренировался на беговой дорожке, орбитреке и велотренажере, пока с меня не сошло семь потов, а затем выполнил несколько подходов подтягиваний на турнике. Как всегда в таких случаях, физические упражнения подействовали на мою психику умиротворяюще.

Вернувшись в квартиру Ленцов, где Руби как раз собирала Дэвида в школу, я принял прохладный душ, чтобы взбодриться, тщательно вычистил зубы, а учитывая важность сегодняшнего дня, решил также тщательно вымыть голову, причесаться, сбрить со щек выросший там за последние недели легкий пушок и воспользоваться дезодорантом.

Мой гардероб за месяц скитаний несколько поизносился, но, по крайней мере, я надел чистое белье и отыскал пару джинсов, футболку и свитер, которые было еще не стыдно одеть. По пыльным ботинкам я прошелся губкой с кремом, придавая им надлежащий вид.

Ровно в 07:25 я был готов к выходу.

Когда мы с Робертом спустились на лифте на минус третий этажа подземного паркинга и сели в его автомобиль, я с удивлением словил себя на мысли, что смирился со своей судьбой.

Воспоминания о жизни в Генераторном потускнели, казались чем-то невероятно далеким, почти сном. Я даже не мог представить себе лица родителей, не посмотрев на их фотографии. В моей памяти были живы лишь вокзалы, аэропорты, зона карантина в Мельбурне. Казалось, что я покинул дом десятилетие назад.

Я вдруг совершенно ясно осознал правоту тех слов, которые услышал этим утром от Роберта. Я сделал свой выбор. Поддаться течению событий, принять совет или даже выполнить приказ — это тоже выбор. Пенять на судьбу — значит кривить душой. Я оказался там, куда меня привели мои решения и поступки. Я принимал решения не раз: когда дал свое обещание папе, когда не стал идти в партизаны с Джеромом, когда из аэропорта Сент-Этьена я улетел в Мельбурн, а не в Турин. И сегодня я принял еще одно — молча последовав за Робертом и сев в его машину.

— Готов? — спросил Роберт, заведя мотор.

— Наверное, — ответил я все-таки не слишком уверенно.

— Ты слишком тепло оделся, северянин, — осмотрев мой шерстяной свитер и теплые джинсы, улыбнулся Роберт. — У нас в Сиднее в апреле обычно около двадцати градусов по Цельсию.

— Я… э-э-э… не нашел ничего подходящего. Мы в Генераторном не держим легкой одежды.

— Здесь ты больше не встретишь таких суровых морозов. У нас климат замечательный.

— М-да, — невнятно пробормотал я.

— Волнуешься?

— Немного.

— Не волнуйся, парень, — на лице папиного друга появилась добрая улыбка. — Я не сомневаюсь, что ты отлично справишься. Ты сын своего отца и своей матери. А они, скажу я тебе, те еще ребята. Помни, чему они тебя учили — а остальное придет.

— Спасибо тебе еще раз за все, Роберт.

— Ты знаешь все мои контакты. Связывайся со мной регулярно, лады? Там в интернате могут быть… э-э-э… некоторые нюансы со связью. Но как только выдастся возможность — дай мне знать, что все в порядке. И, конечно, я сразу же свяжусь с тобой, если… в смысле — как только мне удастся узнать что-нибудь новое о Володе или Кате.

— Спасибо.

Путь до кофейни, в которой была назначена встреча, мы преодолели практически молча.

Я глядел сквозь автомобильное стекло на запруженные транспортом улицы, деловито снующих туда-сюда пешеходов, надземные линии метро с проносящимися по ним поездами, парящие над улицами дроны и голографическую рекламу, раскинувшуюся в воздухе на фоне небоскребов.

Вышел я из раздумий лишь когда мы уже заходили в переполненную людьми кофейню.

— А вот и Жермен!

Из-за маленького двухместного столика Роберту приветливо махнул рукой маленький, тощий мужчина лет сорока с лишком, в скромном сером джемпере поверх черной рубашки, черных брюках и туфлях. На его худощавом лице доминировали большущие, светящиеся добродушием глаза, скрытые за старомодными «профессорскими» очками с прозрачными стеклышками. Густые светло-русые волосы были подстрижены «шапочкой», которая гораздо больше шла бы школьнику моего возраста, чем сорокалетнему мужчине. В образ гармонично вписывался коричневый портфель из искусственной кожи — такой большой и надутый, словно владелец носит в нем целую библиотеку. От этого мужчинки так и веяло добродушной рассеянностью — он походил на воспитателя в детском саду, обожающего детей.

Вид этого Жермена Петье несколько меня успокоил. Честно говоря, после всего услышанного о строгости порядков в интернате я настроился увидеть здесь либо сурового мужика с повадками армейского сержанта, либо мегеру-гестаповку, ведущую себя как тюремная надзирательница.

— Жермен, — Роберт, держа меня за плечо, подвел меня к Петье и пожал протянутую руку.

— Роберт, очень рад снова видеть вас. А это тот самый молодой человек, о котором мы говорили?

— Да, это Димитрис. Сын моего доброго друга Владимира Войцеховского.