Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая
Шрифт:
Ульрика мне весело подмигнула.
— Я… э-э-э…
Глядя на уверенные в себе серые глаза этой коротко стриженной блондинки, которые не склонны были стыдливо опускаться к полу, оценив пирсинг в пупке и татуировку в виде розы на левой голени, я вдруг подумал, что Ульрика не стала бы смущаться, если бы речь зашла о сексе, да и в самом процессе не ограничилась бы ролью пассивного наблюдателя. От этой мысли стало жарковато.
«Не будь мерзким ублюдком», — укорил я себя.
— Может быть, в другой раз.
Этим вечером, поужинав с Ленцами, я сказал Роберту:
— Я хотел бы увидеться со своим товарищем Энди Коулом. Помнишь —
— Конечно, проблемы здесь нет, — добродушно кивнул Роберт. — До Канберры экспресс идет каждые два часа. Весь маршрут занимает меньше сорока минут: вдвое быстрее, чем заняла у тебя дорога из Мельбурна. Уезжай с утра пораньше, вечером вернешься. Может, еще и достопримечательности посмотреть успеешь.
— Меня впустят в Канберру? Это же Австралийская столичная территория — правительственный центр, и все такое…
— Впустят. Между Сиднеем и Канберрой действует режим взаимного свободного посещения на срок до семи дней. Я оформлю тебе электронное опекунское разрешение, полицейские приборы его с легкостью распознают, так что никаких вопросов к тебе не будет.
Добраться до Канберры действительно оказалось проще простого. Заранее условившись с Энди о встрече, я встал на рассвете, совершил сорокаминутную пробежку, принял душ и в 08:00 уже сел на экспресс, отправляющийся в Канберру, чтобы в 08:40 сойти с него на вокзале Кингстон. Воспользовавшись навигатором, я без труда добрался до места встречи с Энди в парке Содружества на берегу живописного озера Берли-Грифф.
За последние двадцать лет население Канберры увеличилось в четыре с половиной раза за счет миграции, но город все еще пытался сохранить черты, за которые его прозвали «лесной столицей». Парк был полон людей, которые устраивали пикники, делали барбекю и наслаждались разными видами активного отдыха: начиная от бадминтона и велопрогулок и заканчивая парусным спортом и рыбалкой на водной глади озера.
Энди ждал меня на одной из лавочек в парке. Выглядел он свежим, здоровым и отдохнувшим. По сравнению с последней нашей встречей Коул сильно изменился: заметно загорел, обзавелся светлыми кучерявыми волосами, легкой небритостью на щеках, и пожалуй, прибавил несколько килограммов (я слышал, так бывает со всеми, кто отлучается от интернатовского рациона). Непривычно было видеть бывшего старосту не в гимназистской униформе, а в бежевых сандалиях, красных шортах и белой тенниске с эмблемой какого-то гольф-клуба.
— Хорошо выглядишь, — заметил я.
— Рад видеть тебя, дружище, — улыбнулся мне Энди.
Мы с ним крепко пожали руки и обнялись, как старые друзья, каковыми, по сути, мы и являлись, если только в стенах интерната, где каждое твое слово слышат посторонние уши и за каждым твоим движениям следят чужие глаза, вообще может существовать дружба.
— Хорошо здесь, — признал я, осматривая парк. — Прямо рай.
— Ну, нам с тобой пришлось здорово потрудиться, чтобы здесь оказаться.
Было странно так вот открыто говорить обо всем этом. Те девяносто дней, что мы провели в обществе друг друга, мы не могли себе этого позволить.
— Все еще носишь нанокоммуникатор? — поинтересовался я.
— Да, а что?
— Я никогда в жизни больше не надену на себя эту штуку добровольно.
— За мной через него больше никто не следит, — заверил
Коул.— Ты в этом так уверен?
Энди неопределенно пожал плечами, мол, как-то об этом не задумываюсь.
— Спасибо, что ты передал тогда мое сообщение. Я очень ценю это, — произнес я.
— Да брось, это был сущий пустяк. Я ведь ничем больше не рисковал, верно? Надеюсь, это чем-то могло? Хотя чего я спрашиваю? Судя по тому, что ты сейчас здесь, а не стираешь чьи-то загаженные пеленки под присмотром куратора — еще как помогло!
— Да. Друг моего папы сумел оформить надо мной опекунство через суд и вытащить оттуда на полтора месяца.
— Серьезный мужик, — уважительно кивнул Энди. — Я сразу это понял, как встретил его.
— К сожалению, поспешные действия Роберта дали Петье понять, что я как-то смог передать ему весточку. И он сразу связал это с тобой. Он вызвал меня к себе и сказал, что якобы это ты рассказал обо всем Ван Хейгену.
— Неправда! — возмутился Коул. — Зачем бы мне?!
— Знаю.
— Но тогда ты поверил в это? — догадался он.
— Да, — не стал я врать, и добавил: — Извини.
— Ничего, — после паузы махнул рукой Энди. — Я бы, наверное, тоже поверил. Оставим это в прошлом. Главное, что все в итоге сложилось хорошо, не правда ли?
— Да, — согласился я. — Как ты тут? Обжился?
— Шутишь? Здесь клево! — радостно заулыбался Коул. — Просто отпадно. Не только в сравнении с тем, как было там, но и в сравнении с чем-либо, что я видел за всю свою жизнь. Ради этого стоило пройти через два года муштры. Пожалуй, с прошествием года я даже могу найти в этом что-то позитивное…
— Это потому, что тебе уже не надо туда возвращаться.
— Может быть, — не стал спорить Энди. — Я смотрю, ты здорово пригрузился из-за этой перспективы?
— Не то слово.
— Алекс, но ведь ты уже отмотал больше половины срока. Это раз. И тебе удалось вырваться оттуда на каникулы, что мало кому удается. Это два. Разве недостаточно позитива, чтобы как-то дотерпеть?
— Меня вообще-то зовут Димитрис.
— Как-как?
— Д-и-м-и-т-р-и-с.
— Ты разве грек?
— Нет, но назвали меня в честь одного грека. Долгая история. А ты, значит, так и остался с интернатовским именем?
— Привык к нему за эти два года, — пожал плечами он. — Его проще запомнить, чем мое старое. Я бы, кстати, на твоем месте тоже остался «Алексом». Как-то более по-австралийски звучит, что ли.
— Ну уж нет, — упрямо покачал головой я.
— Как подобрался коллектив? Ты же, я так понимаю, пошел по моим стопам и стал старостой?
— Отличные ребята. Только вот с куратором не повезло.
— Кто? Нет… Только не говори, что… Кито?! Твою мать! — изумленно и с жалостью покачал Энди головой. — И чего это тебя решили определить в «черный отряд»? Ты же вроде нормальный. Наверное, из-за той истории с Шейном.
Следующие минут двадцать Энди в основном расспрашивал меня об интернатовской жизни, о которой слушал с такой жадностью, будто по ней соскучился (я хотел верить, что это не так, так как Коул все-таки казался мне адекватным парнем).
Когда я рассказал о случае с полицейскими конвертопланами, который стоил моими товарищам шестидесяти дней в «карцере», Энди понимающе кивнул:
— Да, у нас эти сволочи тоже иногда активничают, но в Сиднее, я слышал, это настоящий бич. Хорошо, что хоть никто не пострадал. А товарищи твои хороши. Надеюсь, карцер им мозги вправил.