Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая
Шрифт:
— Добрый вечер, Роберт, — я нетерпеливо поднялся.
— Да сиди ты! — скинув на ходу пиджак, Роберт прошел на совмещенную кухню, где с верхней полки кухонного гарнитура достал бутылку с чем-то золотистым. — Впрочем, здесь душновато. Идем на балкон!
Балкон в этой квартире знатный, получше того, что был в прошлой — достаточно просторный, чтобы там разместился миниатюрный круглый столик с пепельницей и два раскладных стула.
— Затемнение убрать. Открыться, — скомандовал Роберт, заходя на балкон и ставя на столик начатую бутылку марочного коньяка с дорогой этикеткой.
Раздвижная оконная панель мгновенно потеряла свою легкую тонировку, преобразившись
«Отсюда до земли сто тридцать метров. Выше только двухэтажные пентхаусы, где живут «большие шишки». Надо мной живет министр-координатор по строительству, представляешь?» — помнится, хвастался мне Роберт на новоселье.
— Я так понимаю, ты все еще не куришь и не пьешь? — осведомился бригадный генерал, усаживаясь на кресло и выкладывая на стол резную трубку и упаковку с табаком.
— Верно.
— Мне позволишь?
— Разумеется.
— Спасибо.
Офицер методично набил свою трубку ароматным табаком, а затем долго раскуривал ее, поджигая по кругу металлической зажигалкой армейского образца. Затянувшись наконец вволю и выпустив комья дыма изо рта, он налил себе коньяка на донышко стакана. Завершив со всеми обязательными ритуалами, последним из которых оказался глоток золотистого напитка, Ленц устало откинулся на спинку стула, потянул затекшие мышцы.
Из квартиры за стеклянной дверью балкона, проникал сквозь задвинутую штору теплый свет.
— Надеюсь, ты понимаешь, что все сказанное должно остаться между нами? — нарушил наконец молчание Ленц, вопросительно подняв брови.
— Конечно.
— Я получил эту информацию по каналам, к которым, по-хорошему, даже я не должен иметь доступа. Скажем так, один старый знакомый оказал мне услугу, шепнув кое-что на ухо. Я, конечно, не могу утаить этого от тебя. Но если утечка будет обнаружена, то у моего знакомого могут быть проблемы, и у меня, и у тебя. Я серьезно.
— Я все понимаю, Роберт.
— Ты уже рассказал Джен?
— Да, она знает, — не стал врать я.
— Что ж, — Роберт тяжело вздохнул. — Этого стоило ожидать. Но, пожалуйста, пусть никто больше не узнает об этом.
— Я ни за что не стану вновь причинять тебе проблем, Роберт, — кивнул я. — Пожалуйста, не тяни. С чего это информация о моих родителях окутана такой тайной? Это связано с…?
— Информация об их судьбе случайно отыскалась в разведывательных данных, которые поступили от агентурной сети в Евразийском Союзе. Никто не должен знать, что эта сеть существует и какую информацию она нам передает — иначе люди могут погибнуть. Коммунисты с этим не шутят, ты же понимаешь.
— Роберт, может быть лишь одна причина, почему в официальных данных Союза, которые решил передать вам какой-то тайный агент, упоминалась судьба моих родителей. Это может быть связано только с тем, что я упомянул их на Олимпиаде, — нетерпеливо произнес я, едва держа себя в руках.
— Твоя логика верна, но лишь отчасти.
— Роберт, прошу, говори прямо. Я хочу знать правду. Даже если правда в том, что я сам лично убил их.
— Это не так! — поспешил заверить меня Роберт. — Димитрис, забудь об этом, сбрось с себя этот груз сейчас же! Твой поступок на Олимпиаде никак не повлиял на судьбу твоих родителей!
— Ты говоришь это, чтобы меня успокоить?
— Это правда, клянусь! — горячо заверил меня Ленц. — Если ты и сделал что-то, так это помог нам отыскать их. Результатом спровоцированного тобой скандала стало то,
что китайцы сразу же после Олимпиады произвели расширенный поиск по своим базам данных, желая убедиться, что людей с такими именами действительно нет на подконтрольных им территориях. Копия результатов этого поиска, произведенного в августе 82-ого — это как раз то, что попало в руки к нашему агенту.— Что было в этих данных?
— Дима, — тяжело вздохнул Роберт. — Они погибли задолго до 82-го. Их больше нет. Я не уверен, что тебе нужны подробности. Это может быть тяжело.
— Конечно же мне нужны подробности, Роберт, — все еще сохраняя самообладание, я тяжело поднял на Роберта взгляд. — Я ведь для этого сюда и приехал. Не надо щадить моих чувств. Я давно не ребенок. Что с ними случилось?! Почему евразийцы решили это скрыть?!
Ленц тяжко вздохнул.
— Информация нашлась в архивах КГБ ЮНР, которые перешли евразийцам «по наследству» после того, как они взяли власть в Бендерах. Судьба Володи и Кати… разрешилась еще до того, как эти территории де-юре перешли под юрисдикцию Союза. Формально Союз не имел к этому отношения. Поэтому они сочли возможным и удобным заявить, что им ничего не известно. Ведь правда была не слишком приятна.
— Что с ними произошло, Роберт? — уже в который раз упрямо переспросил я.
— Что касается Кати… она… погибла в первые же дни войны, Дима.
— От обстрелов? — почувствовав себя во сто крат хуже, чем когда я получил удар от Андрея Соболева в полуфинале 82-го, тихо спросил я.
— Нет, — ощущалось, что Ленцу тяжело говорить, и он едва выдавил из себя следующие слова: — Они расстреляли ее.
— Почему? — упавшим голосом спросил я.
— Из-за того, что Катя — жена Володи. У головорезов Ильина были приказы, предписывающие уничтожать определенных людей во всех поселениях Альянса, которые они захватывали — правящую верхушку и приближенных к ней лиц, командиров военизированных подразделений. Всех остальных они привлекали к различным работам, но тех, кто попадал в «черный список» — расстреливали на месте. В архивах есть отчет, подписанный неким «капитаном Фроловым, командиром 224-го мотострелкового батальона» о том, что 23-го марта 2077-го года «пособники империалистического Альянса, идейные враги» в количестве тридцати двух человек были конвоированы к сгоревшей церкви неподалеку от селения Генераторного. Там они были расстреляны, а их тела — сожжены. В отчете были фамилии. Она была там, Дима. Мне очень жаль.
Я смотрел в одну точку, кусая губы и медленно качал головой, как будто пытаясь сказать этим жестом: «Нет-нет, Роберт, это какая-то дурацкая шутка». Я не мог и не хотел представить себе маму, которую какие-то безликие озверевшие люди в камуфляже ведут по тропинке в сторону Храма Скорби, толкая в спину стволом автомата.
Я ни за что не стану представлять себе, что творилось в ее душе и о чем она могла думать, совершая эту последнюю тысячу шагов, а затем оборачиваясь и заглядывая в черную бездну ствола, которая означало, что все кончено. Если бы я попробовал представить себе это, я просто сошел бы с ума.
Нет. Этого просто не могло быть.
— Покажи мне этот список! — потребовал я.
Тридцать два имени, почти каждое из которых было мне знакомо, смотрели на меня злобно скалящимися пустыми глазницами истлевших человеческих черепов. «1. Добрук Сергей Николаевич»… «13. Войцеховская Катерина Васильевна»…
— Она же врач, — продолжая недоверчиво качать головой, произнес я, будто и вправду полагал, что для этих людей это могло иметь какое-то значение.