Новый учитель

– Увижу рядом с моей дочерью - убью, - проревел Астахов.
– Обратись к врачу, дебил, у тебя крыша совсем того!

Он плотно закрыл калитку. Попытка Весницкого спасти Аню потерпела полный крах.

...

Вечером к Павлу Андреевичу пожаловал нежданный гость - Глеб.

"Он всё знает, я пропал", - заключил Весницкий, тем не менее, впустил Свиридова.

– Добрый вечер, - поприветствовал его Глеб.
– Мне нужно с вами серьёзно поговорить, Павел Андреевич.

– Ну, - недоброжелательно отозвался Весницкий.

– Может быть, пойдём в дом?

– Нет.

– Понятно, - Глеб вздохнул.
– Я по поводу сегодняшнего инцидента. Мне обо всём рассказали. Скажите, вы на полном серьезе считаете меня, - Глеб запнулся, - упырем или говорили в переносном смысле?

"Вот оно! Что отвечать?" - задался вопросом Весницкий. Не найдя на него ответ, он молчал.

– Ясно, - заключил Глеб.
– Мне нужно с вами поговорить. Очень прошу вас, давайте зайдём в дом. Даю слово не пить вашу кровь, - Глеб слабо улыбнулся.

Весницкий смотрел на него и думал. А что, если ошибка? Не может быть, Весницкий сам видел, как этот упырь собирал зерно. Но ведь Глеб болеет. Хорошее оправдание для того, чтобы скрыть свою тайну.

– Хотите, я угадаю, что происходит, - оборвал внутренний диалог Весницкого Глеб.
– Вы общаетесь с голосами, они дают вам советы, и вы к ним прислушиваетесь. Так? Неужели не понимаете, что с вами не всё в порядке?

"Что, если Глеб прав? Господи, неужели я и правда сошёл с ума?" - с ужасом подумал Весницкий.

– Пожалуйста, Павел Андреевич, давайте поговорим у вас дома, - Глеб подошёл к нему ближе.
– Я знаю, каково вам сейчас, сам когда-то был в таком же положении. Вы можете мне обо всём рассказать, клянусь, от меня никто ничего не узнает.

Весницкий кивнул, проводил Глеба к себе в дом, усадил его в кресло, сам устроился на табуретке, поближе к выходу. Свиридов сомкнул руки, скрестил пальцы, стараясь не смотреть Весницкому в глаза, начал говорить, глухо и отстранённо:

– Я не специалист, но кое-что смыслю в психиатрии, сам ведь с этим столкнулся. Шизофрения вопреки распространённому заблуждению не является тем заболеванием, с которым человека на всю жизнь закрывают в больнице. Напротив, правильное лечение быстро позволит успешно влиться обратно в общество. Пациентам гарантирована абсолютная анонимность.

Произнеся это, Глеб посмотрел, наконец, на Весницкого.

– Навязчивые мысли, сверхценные идеи, внутренние голоса, ощущение того, будто бы мысли кто-то читает или вкладывает в голову - всё это симптомы шизофрении, Павел Андреевич. Вот здесь, - Глеб достал из кармана свернутый листок, положил его на подоконник, я записал телефон одной клиники, позвоните, проконсультируйтесь. Я прошу вас об этом ни как коллега или случайный знакомый, а как человек, которому вы не безразличны. Может быть, я ошибаюсь, может быть, ваше поведение имеет под собой рациональную основу, тогда врачи помогут разобраться вам в этом. Главное, никакого вреда они не причинят. Просто поймите, ваши сегодняшние слова, они абсолютно бессмысленны. Простите, если сказал что-то обидное. До свидания.

Глеб молча встал и торопливо ушёл, оставив Весницкого наедине с собой. Павел Андреевич подкрался к окну, убедился, что Свиридов покинул двор, взял с подоконника листок, развернул. Обессиленный, Весницкий рухнул на то самое место, где сидел Глеб.

Безумен ли он? Вероятно. Как с этим быть? Весницкий не знал.

Вспомнилась поездка с женой в Таллин. Они только отыграли свадьбу, у обоих отпуск, Весницкий и предложил махнуть куда-нибудь на подаренные деньги, устроить своего рода медовый месяц. Жена поддержала. Тогда границы не было, в Эстонскую ССР было легко попасть, а выглядел Таллин непривычно для русского глаза. Создавалась своего рода иллюзия пребывания за границей.

Само собой, они бродили не только по старым улицам, кафе и кинотеатрам, но посещали и музеи, один из которых запомнился Весницкому особенно. То была церковь святого Николая, где сохранился фрагмент известной картины средневекового художника Берндта Нотке "Пляска смерти".

Даже сейчас, за тысячи километром и десятки лет от Таллина, Павел Андреевич содрогнулся, вспомнив сюжет картины, такое невообразимо глубокое впечатление она произвела на него. Люди стоят в ряд промеж ужасных, отвратительных скелетов с отсутствующим выражением лиц. Мертвецы фамильярничают, беззастенчиво хватают несчастных за руки, выплясывают под волынку, на которой играет ещё один кадавр, стыдливо прикрывающийся саваном. Покойники словно бы пытаются втянуть живых в их жуткий танец под какафонию звуков, стонов и рыданий. Бесполые, мертвецы, тем не менее, подражают живым, пытаясь изобразить женщин и мужчин, кутаясь в саван то наподобие косынки, то словно бы в пышные облачения лиц высших сословий. Зазывая живых вслед за собой, мертвецы кривляются, всячески выгибаются, разбрасывая свои уродливые черные конечности во все стороны.

Но страшнее всего в этой картине не мертвые, а реакция живых. Они словно бы не замечают покойников, ведут себя так, будто бы их не хватают жуткие кадавры и не втягивают в пляску, за которой последует неминуемое превращение в точно такое же чудовище.

Это воспоминание показалось Весницкому важным.

– Репродукция!
– загорелся он.
– У меня были репродукции!

В одном из книжных магазинов Таллина они купили тогда и альбом, посвященный пляске смерти и художникам, изображавшим её. Павлу Андреевичу казалось, что если он увидит картину теперь, то ему откроется какая-то важная тайна, до того сокрытый ото всех, может быть даже от самого художника.

Он бросился к книжному шкафу, сначала старался откладывать книги в стороны, но вскоре, под влиянием жгучего нетерпения, стал просто выбрасывать их, не заботясь о сохранности переплета. Наконец, он отыскал нужную книгу, растолкал ногами рассыпанные по полу книги, ухватил валявшийся неподалеку стул, сел и принялся листать, разглядывая жуткие, вызывавшие дрожь картины торжества смерти, скелетов, нагло провозглашавших свою победу, осыпавших живых градом стрел, болезней и других напастей.

В середине книги, на развороте сложенные вчетверо страницы скрывали репродукцию "Пляски смерти" Нотке. Трясущимися руками Весницкий развернул лист и во второй раз пережил момент знакомства с этим полотном.

"Почему, ну почему они их не видят!" - гадал Павел Андреевич и не находил ответа. В голове крутилась история о пёстром дудочнике, прогнавшем крыс и отнявшем детей, чуме, свирепствовавшей в средневековье, мертвецах, встающих из могил. Он не мог проследить связь, понять, в чем же дело, пока его взгляд не упал на скелета, стоявшего на одной ноге, вторую кокетливо подгибавшего к бедру, закутавшегося в саван с головой и обнимавшего императрицу.

"Лицедеи", - проскользнуло в голове.

Гамельнский крысолов тоже лицедей. И пляшущие кадавры лицедеи. И упыри лицедеи. Нужно изобразить жизнь там, где её нет. Попробуй-ка так сыграй. Да ни одному живому артисту это не под силу. А мертвецы справляются. Потому что лицедействуют так хорошо, что им верят все. Глаза видят мертвеца, но его манера, поведение, голос, движения - все заставляет считать мертвого живым. А тех, кто разглядит истинную натуру, считают сумасшедшими.

"Крысолов увёл детей!
– вспыхнул Весницкий.
– Играл на дудке, они плясали. Такой же мертвец, как и эти".

И когда взгляд Павла Андреевича упал на репродукцию картины Нотке, он содрогнулся, ведь на месте ужасных лиц мертвецов с пустыми глазницами, голыми зубами и дырками вместо носа он отчётливо различил лицо Глеба Свиридова, который играл на волынке, а вся деревня танцевала. Он втянул в жуткий танец живых, стал учителем, уводя за собой детей, взял в жены Аню, чтобы погубить.