«Новый завет»
Шрифт:
Пока Павел и Тимофей боролись за свои жизни (трудно представить, с чем они столкнулись в этот раз), Пётр договорился с Иаковом.
Они пришли к соглашению и послали людей в Ахайю и Македонию — переключить на себя павловские церкви.
Выживший Павел послал Тита в Ахайю и Македонию — навести порядок, но его прогнали, ибо Павел, как им сказали, погиб.
Его словам коринфяне не поверили и потребовали письменное подтверждение от самого Павла. «Слухи о моей смерти несколько преувеличены» или что-нибудь в этом роде.
У Тита такой бумаги не было и его попросили
И даже расправа коринфян с предателем не умалила его гнева.
Вот таким, примерно, был расклад.
«Если я опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел было… Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию…
Ибо то, что вы опечалились, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование на виновного, какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание!»
Прямо сердце радовалось. Коринфяне всё ещё были павловыми. А человек пресвитеров, подбивший их к неповиновению, будет наказан.
«Посему вы показали себя чистыми в этом деле… Итак, если я хотел писать к вам, то не ради оскорбителя и не ради оскорбленного, но чтобы открылось попечение наше о вас».
Отец командир, да и только.
«А еще более обрадованы мы радостью Тита, что вы все успокоили дух его. И я не остался в стыде, если чем-либо о вас похвалился перед ним. Похвала наша оказалась истинною; и сердце его весьма расположено к вам».
Предателя подвергли укоризне, отверженного Тита пригласили в гости — ему понравилось.
«Уведомляем вас о благодати, данной церквам Македонским… Ибо они доброхотны по силам и сверх сил — я свидетель: они весьма убедительно просили нас принять дар и участие в служении святым… Поэтому мы просили Тита, чтобы он, как начал, так и окончил у вас и это доброе дело».
Павел вежливо напоминает о том, что деньги надо собрать — этого никто не отменял. Другое дело, куда они теперь пойдут.
Вот македоняне, например, собрали деньги без напоминаний и «убедительно просили» Павла принять этот дар. А Тита, который пришёл за этим же «добрым делом», вышибли за ворота. Нехорошо.
«А как вы изобилуете всем — так изобилуйте и этой добродетелью. Говорю это не в виде повеления, но усердием других испытываю искренность вашей любви».
Добряк. Пётр, тот поступал просто — «его закопали, и тебя зароют».
«Совершите же теперь самое дело… Не требуется, чтобы другим было облегчение, а вам тяжесть, но чтобы была равномерность».
Македония отстегнула, и вы не отставайте, а то неравномерно получается.
«Благодарение Богу, вложившему в сердце Тита такое усердие к вам».
Могу себе представить.
«Ибо хотя и я просил его, он, будучи очень усерден, пошел к вам добровольно. С ним послали мы также брата, избранного от церквей сопутствовать вам для сего благотворения».
Инкассатор должен иметь охрану.
«С ними послали мы и брата нашего, которого
усердие много раз испытали, и который ныне еще усерднее».А еще инкассатор должен иметь сопровождение. И надзор.
«Что касается до Тита — это мой товарищ и сотрудник; а что до братьев наших — это посланники церквей».
Это на тот случай, если вы опять усомнитесь, дорогие коринфяне, в их полномочиях.
«Итак перед лицем церквей дайте им доказательство любви вашей и того, что мы справедливо хвалимся вами».
Уж постарайтесь, дорогие мои, не ударить лицом в грязь. Не вздумайте собрать меньше, чем остальные.
«Впрочем, излишне писать вам о вспоможении святым, ибо я знаю усердие ваше… И хвалюсь вами перед Македонянами, что Ахайя приготовлена еще с прошедшего года».
Вот оно, что. В позапрошлом году Тимофей собрал деньги и отвёз в Иерусалим. В прошлом году они с Павлом попали в плохую историю, и не собрали денег. Иерусалим прислал людей: где деньги?
А Павел послал Тита. И теперь надо взять взносы за прошлый год и за этот. Конечно, без охраны не обойтись — сумма большая.
«Братьев же я послал для того, чтобы похвала моя о вас не оказалась тщетною, но чтобы вы были приготовлены, чтобы, когда придут со мною македоняне и найдут вас неготовыми, не остались в стыде мы…»
Контроль и ещё раз контроль.
«Посему я счел нужным упросить братьев, чтобы они вперед пошли к вам и предварительно озаботились…»
Чем больше сумма, тем труднее её собрать — в короткий срок. Но Павел не собирается давать поблажек.
«Кто сеет скупо, скупо и пожнет; кто сеет щедро, щедро и пожнет… Каждый уделяй по расположению сердца, не с огорчением и не с принуждением… Ибо дело служения сего не только восполняет скудость святых…»
А может быть, Павел всё так же собирает деньги для Иерусалима? Нет. Когда он собирал для Иерусалима, то оговаривал это. На этот раз он решил оставить Иакова, Иоанна, а возможно, и Петра — с носом.
«Я же, Павел, который лично между вами скромен, а заочно против вас отважен, убеждаю вас… Прошу, чтобы мне по присшествии моем не прибегать к той твердой смелости, которую думаю употребить против некоторых, помышляющих о нас, что мы поступаем по плоти. Ибо мы, ходя во плоти, не по плоти воинствуем».
Прямее не скажешь. Павел в открытую выступил против Иакова, Иоанна и всей иерусалимской партии.
В этой борьбе он не потерпит разброда и шатаний в своём лагере и готов расправиться с любым, кто встанет на его пути.
«… и готовы наказать всякое непослушание… На личность ли смотрите?.. Впрочем, да не покажется вам, что я устрашаю вас только посланиями…
Так как некто говорит: «В посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь его незначительна», — такой пусть знает, что каковы мы на словах и посланиях заочно, таковы и на деле лично… Ибо мы не напрягаем себя, как не достигшие до вас…»
Ребята, вы Павла ещё в гневе не видали! На стадионе со львами я лишь разминался. И не дай вам божок разозлить меня по-настоящему. В гневе я страшен — и теряю разум. Посторонись, а то зашибу!