"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

паспорта затягивалась на несколько месяцев, если паспорт был просрочен либо заявитель утверждал, что его

паспорт был утерян. Аль-феду Гаушильду пришлось побывать в посольстве 5-6 раз для того, чтобы через

полгода ему восстановили украденный у него паспорт.

В германском посольстве знали, что паспорта используются Коминтерном для переправки в Европу своих

эмиссаров, и с большим недоверием относились к подобным случаям. Данной практике старались

противодействовать — когда в посольство пришли продлевать свои паспорта супруги Петерман, работавшие

в аппарате Коминтерна, паспорта у них попросту отобрали, сказав, что если те захотят выехать в Германию, соответствующие документы им тут же оформят. Вернер Петерман позже в ходе допросов объяснял, что в

посольство они отправились по прямому указанию начальника отдела международной связи ИККИ

Абрамова-Мирова.

Примерно такой же случай произошел у Эмилии Франке — когда она пришла в посольство в 1935 г.

зарегистрировать родившегося ребенка, у нее забрали паспорт, объяснив это тем, что она вышла замуж за

русского подданного. Вместо паспорта выдали справку, что она считается подданной Германии. Но когда в

1937 г. для перехода в советское гражданство паспорт потребовался, его все же выдали, очевидно, вычеркнув

Эмилию из списков германских подданных. Если человек уже подавал заявление о получении советского

гражданства и получил отказ, паспорт ему не продлевали (Вилли Венде).

Антон Гаймерль, участник боев в Баварской советской республике, прибыл в СССР в 1932 г. В 1936 г. он

подал документы на получение советского гражданства, а свой немецкий паспорт отправил заказным

письмом в посольство, сообщив, что отказывается быть

89

подданным фашистского государства. Однако вместо «серпастого и молоткастого» в мае 1937 г. получил

предписание Особого совещания НКВД — в десятидневный срок покинуть СССР. Но покинуть страну без

паспорта было никак нельзя, Гаймерль оказался в западне. На работу его не брали, любые переговоры в

отделах кадров заканчивались доносами в НКВД. Столь необычный случай породил обильную вну-

триведомственную переписку, и проживавший в Щелковском районе Гаймерль едва недотянул до

завершения немецкой операции — его арестовали одним из последних, 28 марта 1938 г.

При заполнении анкет для продления паспорта чиновники консульского отдела посольства старались

получить максимум информации о том, где работает заявитель, в каких общественных организациях

состоит, нет ли у него контактов с советскими властями и Коминтерном. С простыми рабочими, особенно

теми, кто не выказывал должного уважения немецким чиновникам или рассматривался как «враг рейха», в

консульстве обращались достаточно бесцеремонно. Беспартийный слесарь Первого часового завода Альфред

Рейхельт, после нескольких визитов так и не получивший отметки о продлении паспорта, забрал его и подал

заявление о переходе в советское гражданство.

Напротив, чиновник благосклонно отнесся к просьбе Вальтера Рингмана, нелегально прибывшего в СССР, о

выдаче ему германского паспорта. Вероятно, сказалось то, что Рингман живописал свои мучения в

«карантинном лагере НКВД» в городе Серове, где содержались так называемые «перебежчики». Немец,

оказавшийся без работы и без документов, трижды прорывался в посольство, но так и не смог принести

фотографию, которая требовалась для получения паспорта. На третий раз он был задержан наружным

контролем советских органов госбезопасности. В тюрьме его сфотографировали бесплатно — перед

выводом на расстрел людей, привезенных на Бутовский полигон, тщательно сверяли с фотографиями.

Между советскими и германскими бюрократическими жерновами оказался немецкий политэмигрант Эдуард

Штилов, работавший в издательстве иностранных рабочих. В ноябре 1937 г. он был уволен со службы, а

через месяц получил уведомление, что не может быть принят в советское гражданство, так как его

германский паспорт просрочен. То, что паспорт был сдан в ОВИР ровно год назад, когда он еще являлся

действительным, советскую бюрократию не волновало. Под угрозой административной высылки из СССР

Штилов обратился в представительство КПГ при ИККИ, но получил отвод: «Вальтер (Ульбрихт. — А. В.) объяснил мне, что Коминтерн не вмешивается в дела Советского Союза и помочь мне ничем не может». Что

оставалось делать человеку, фактически выброшенному на улицу по

90

еле того, как он десять лет проработал в советском генконсульстве в Штеттине?

Штилов отправился в германское посольство, но и там его ждал не слишком теплый прием. Чиновник не

пожелал входить в положение просителя, заявив ему со злорадством, что в Германии как коммунист он

никому не нужен, а вот теперь и в России Штилов оказался «ненужный человек, Ваши товарищи Вас

предали». Штилову заявили, что он лишен германского гражданства, забрали паспорт, выдав справку и

попросив зайти через три месяца — тогда будет получен ответ из Берлина. Для человека, оставшегося без

работы и угла, это решение немецкой бюрократии не слишком отличалось от обвинительного приговора

НКВД. Когда немец пришел в очередной раз справиться о своей судьбе, на выходе из посольства его

арестовали.

В ходе следствия такое отношение к Штилову сотрудников консульства было интерпретировано как шантаж

с целью вербовки для шпионской деятельности. Вряд ли это было именно так, однако во многих случаях

сотрудники посольства требовали от людей, попавших в трудную ситуацию, выполнения разного рода

«домашних заданий». Было бы наивным предполагать, что германские дипломаты не использовали своего

положения для получения информации разведывательного характера. Эта тема практически не изучена в

литературе, так как архивные фонды разведки Третьего рейха не сохранились.

Визиты германских подданных в консульский отдел давали удобную возможность получить хоть какие-то

сведения о ситуации в России. В своих донесениях в Берлин дипломаты подчеркивали, что с середины 30-х