"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

страданиях, которым подвергаются политэмигранты, большей частью коммунисты. Процент иностранных

коммунистов, все еще находящихся на свободе, минимален. Мы, женщины, все больны от горя. Многие

потеряли свое жилье. Даже если мы не превратились в безработных, нам приходится содержать наших

детей, выполняя неквалифицированную работу.

Но самым страшным является моральное давление и страх за наших мужей. Их дела разбирают военные

суды, которые работают под покровом тайны. Их положение еще хуже, чем положение уголовни

Цит. по: Проблемы мира и социализма. 1989. № 7. С. 90. Письмо от 23 апреля 1939 г., цит. по: Дель О. Указ. соч. С. 89.

200

ков. Месяцы и годы мы не получаем от них ни одной весточки и практически не имеем информации об их

судьбе. Лишь очень немногим женщинам удается обнаружить место пребывания их мужей или документы о

них. В приемной (тюрьмы. — А. В.) на Матросской тишине, 18, родственникам говорят либо: "еще в

Москве", либо "выслан". Они так и не знают, куда, за что и на какой срок.

Мы больше не верим в то, что все арестованные виновны. Среди них слишком много товарищей,

проверенных в борьбе. Аресты проводятся по профессиям, предприятиям и местам проживания. Может

быть, речь идет о контроле? Но сколько же безвинных нужно для того, чтобы "обложить со всех сторон"

виновного? Может быть, речь идет о мероприятии, вызванном военной опасностью? Мы могли бы это по-

нять, если бы превентивным арестам не подвергали всех иностранцев подряд, или если бы нас выселяли

семьями. Товарищ Сталин в своей заботе о человеке так много сделал для укрепления советской семьи.

Наши эмигрантские семьи прошли через борьбу и страдания. Какой же интерес может быть у государства

разделять их, пусть даже в случае войны? При максимальном сроке наказания "до 25 лет" сроки в 3, 5, 8,10

лет — не такие уж и большие. Но для эмигрантов, прошедших лишения, даже такой отрыв от близких и

пребывание в ином климате станут роковыми. Во многих случаях высылка окажется равнозначной казни.

Должны ли мы связывать колоссальное число арестов и приговоров с тем, что в это ненормальное время

были сведены к минимуму доказательства вины? Мы не знаем, в какой мере "ошибки" в работе, недостаток

бдительности (растяжимое понятие) или неизбежное знакомство с тем или иным человеком приводят к

приговору. Точно так же, как и в случае исключений из партии (до январского пленума), здесь открывается

богатая почва для клеветы. Письма матери превращаются сегодня в "связь с заграницей". Кто много ездил, в

глазах окружающих становится человеком с темным прошлым (зачем человек ездит за границу? Чтобы

повидаться с Троцким). Но ведь раньше нужно было всего несколько часов, чтобы из Берлина добраться до

Лондона, Парижа, Рима. Разве у нас достаточно прокуроров и следователей, которые вообще знакомы с

заграницей?»349

Максимум, на что могла решиться Марта Рубен-Вольф в своем пространном письме-исповеди — обвинить

органы НКВД в том, что они заинтересованы в раскручивании спирали террора, ибо получа-

349 M"uller R. Juden - Kommunisten - Stalinopfer: Martha Ruben-Wolf und Lothar Wolf im Moskauer Exil // Exil. Forschungen, Erkenntnisse, Ergebnisse. 2006. Nr. 1. S. 5– 6.

201

ют в свое распоряжение квартиры арестованных. Подняться до принципиальных выводов о преступности

системы, которая ведет войну со своим собственным народом, она не могла. А может, смогла, но не стала

излагать их в своих ходатайствах, так как знала, что они будут смертным приговором и ей, и ее мужу,

пламенным поклонникам советского эксперимента и евреям, бежавшим от гитлеровского расизма? У Марты

оставался только один выход из жизненного тупика, в котором она оказалась — самоубийство.

Даже тот из немцев, кто вышел на свободу в период «бериевской оттепели», был морально сломлен и не мог

оправиться от психологической травмы. При новом аресте в 1941 г. инженеру из Баварии Магнусу Зацгеру

вменялось в вину, что он «после освобождения из-под ареста ведет замкнутый образ жизни, проявляя

настороженность к окружающим». Архитектор Курт Либкнехт, подписавший компрометирующие показания

на своих коллег, говорил на допросе накануне заседания Военного трибунала: «Сейчас я немножко жалею, что меня больно не били, это было бы лучше для моего оправдания, хотя в июне месяце (1938 г. — А. В.) я в

течение трех допросов стоял и раза два-три меня ударили». Угрызения совести вышедших на свободу

усугублялись лицемерием руководства КПГ. Тот из освобожденных, кто подписал вымышленные признания,

не восстанавливался в партии, поскольку ввел в заблуждение органы госбезопасности Советского Союза!

2. Оставшиеся на воле

Неучтенными жертвами репрессий в рамках немецкой операции НКВД остаются родственники и близкие

арестованных. У нас нет точных цифр, можно лишь сказать, что их было не намного меньше, чем тех, кого

осудили за политические преступления. По данным представительства КПГ, на конец 1937 г. в Москве было

арестовано 288 членов партии, у них остались 133 человек родных (72 жены и 60 детей). После волны

весенних арестов эти цифры выросли как минимум вдвое350.

Вокруг этих людей образовывался вакуум, их лишали престижной работы, выселяли из отеля «Люкс»,

налагали взыскания вплоть до исключения из партии. Приехавшие вместе с мужьями немки оказывались в

чужой стране без средств к существованию и без социаль

ЗМ1 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 292. Д. 94. Л. 1; Д. 101. Л. 7-8. 204

ных связей, которые могли бы заменить им утрату. Если до того многие из них не знали русского языка и не