"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

видели настоящей России, ограничиваясь походом по ближайшим магазинам и отпуском на юге, то теперь

им пришлось начать настоящую борьбу за существование.

Своеобразным проявлением этой борьбы были случаи, когда жены репрессированных выходили замуж за

тех членов сообщества немецких эмигрантов, которым повезло увернуться от репрессий. Так, жена врача

Адольфа Босса уже в 1940 г. вышла замуж за преподавателя Института иностранных языков Франца

Лешницера. Вместе с новым мужем они боролись за реабилитацию осужденного Босса. Маргарита Эрдман

стала женой Эриха Вольфа, однако и он был репрессирован в ходе немецкой операции. Кэти Отто была

арестована 10 сентября 1941 г. вместе со своим третьим мужем Антоном Томашеком, его предшественник

Карл Форбергер был расстрелян в марте 1938 г.

Устройство на работу, обучение детей, добывание продуктов и топлива — все это превращалось в почти

неразрешимую задачу для тех, кто нес на себе клеймо «жены врага народа». После ареста мужа их нередко

вызывали в отдел кадров ИККИ и требовали составить список всех знакомых, с кем общалась их семья.

Списки отправляли в НКВД, равно как и покаянные письма-доносы соседей и друзей репрессированных,

признававшихся, что не сумели вовремя разглядеть «притаившегося рядом врага».

В личных делах имеются и документы иного рода. Эрна Влох отказалась отречься от своего мужа

Вильгельма, арестованного 27 июля 1937 г.: «Я знаю, что без причины здесь не арестовывают. И, несмотря

на то, что величайшей моей заботой являются дети, настоящим я заявляю, что я ручаюсь за него как за

человека и товарища по партии»351. Подобные выражения кочуют из письма в письмо, казалось, что они

писались женами репрессированных под копирку, а может, даже обсуждались до ареста главы семейства и

заучивались наизусть. Даже в экстремальных условиях люди сохраняли человеческие чувства, помогали

попавшим в беду, пусть под покровом ночи, но приходили к знакомым, попавшим в немилость, делились с

родственниками арестованных кровом, едой и одеждой. Эта сторона жизни эмигрантов мало отражена в их

переписке с коминтерновскими структурами, и она еще ждет своих исследователей.

Та же Эрна Влох долгое время жила на даче у немецкого писателя-эмигранта Фридриха Вольфа, знакомые

женщины собирали теплые вещи для ее больной дочери. После ареста мужа она три года вела

:i Там же. Ф. 495. Оп. 205. Д. 6043. Л. 36.

203

борьбу за существование в незнакомой для себя обстановке, обивая пороги государственных и

коминтерновских инстанций. Первоначально речь шла о предоставлении работы и материальной помощи

для детей, с 1939 г. Эрна стала требовать разрешения вернуться в Германию. Так как ее паспорт

неоднократно использовался в ходе тайных операций Коминтерна, отдел кадров признал выезд Эрны Влох за

рубеж нецелесообразным. Данные об ее «антисоветских настроениях» регулярно откладывались в личном

деле. Так, в феврале 1940 г. она заявила подругам: «Если меня выдворят из Москвы, то пусть погрузят на

грузовик, это будет демонстрация против советских органов»352. В конце концов в Исполкоме Коминтерна

выбрали меньшее зло, разрешив Эрне и ее детям выезд в Германию. Ее сын Лотар был одним из членов

«тройки», описанной в известной книге Маркуса Вольфа353.

Далеко не всем так «повезло». Из четырех случаев ареста немцев в 1939-1940 гг., которые отражены в базе

данных, три касаются родственников репрессированных. Эти люди отказывались признать произвол,

требовали немедленного освобождения своих близких, что трактовалось как антисоветская агитация и

дискредитация органов госбезопасности. Альфонс Гут заявил следователю: «На заводе я говорил о том, что

мои сыновья арестованы неправильно. Я считаю настоящим варварством то, что мне до сих пор ничего

неизвестно о том, где находятся мои сыновья. Я говорил об этом на заводе, я повторяю это здесь, и я буду

говорить об этом на суде».

Герта Дирр в 1938 г. трижды сумела попасть на прием к Димитрову, которого знала по подпольной работе в

Берлине. Она не только просила руководителя Коминтерна помочь ее арестованному мужу, но и

рассказывала о выселении жен арестованных из дома, построенного для немецких специалистов, о том, что

подследственных силой заставляют давать ложные показания. Сексоты, окружавшие Герту, донесли об этом

в НКВД, и в апреле 1939 г. ее арестовали, обвинив в том, что она в общении с соседками «вместо

правильного рассказа о беседах с Димитровым проводила контрреволюционную агитацию»354. У 17-летней

Фаины Нейман были репрессированы отец Натан и старший брат Карл. В разговорах со своими школьны

352 Там же. Л. 43.

353 Вольф М., Трое из 30-х. История несозданного фильма по идее Конрада Вольфа. М., 1990.

354 Согласно показаниям соседок, Димитров попросил Герту не обижаться на имевшую место несправедливость, подчеркнув, что

«ему известно о том, что произведено много арестов», но советское правительство знает, как исправить это положение.

204

ми подругами она не смогла сдержать эмоций, и получила пять лет исправительно-трудовых лагерей за

антисоветскую агитацию.

За возвращение своего мужа Пауля Шербера-Швенка до последнего боролась его жена Марта Арендзее,

проживавшая в СССР под именем Анны Букиной. Оба когда-то являлись депутатами прусского ландтага.

Походы по инстанциям, которые Марта описывала в своих заявлениях, отражали неразбериху, царившую в

силовых ведомствах СССР после «ежовщины». Все это выглядело как игра в прятки, просителя попросту

отфутболивали от одной инстанции к другой. «В январе 1939 г. на Лубянке мне сказали, что "дело не

тяжелое"; в июле 1939 г. на Матросской Тишине я получила справку, что "дело на суд не пойдет" и мне не