Нулевое измерение

Коля дал знак: есть вертикаль. Антон привычно скользнул в прорезь большого, как дверной, проема. Уцепившись руками за скобы, повисел секунду, как на турнике, гася колебания тела. Вот так 'солдатиком' и надо падать, и войти в макушку купола точно каблуками, изготовленными из какого-то особого материала, попасть ими в невидимую воронку, зацепиться за какой-то волновой 'заусенец', увязнуть в поле и потом по каналу, проходящему через макушку купола просочиться, протечь вовнутрь. И как только каблуки проникнут в чуждое пространство, тот час выбросят два микрозаряда - миниатюрные свето-шумовые гранаты. Это ослепит и оглушит противника, впрочем, и нападающему тоже достанется. Но он частично защищен очками и шлемом, и, к тому же, готов действовать на автомате.

После сотен прыжков в бассейне и на лунных полигонах, десятков - в полевых условиях, и пяти боевых острота ощущения, которое, наверное, испытывают самоубийцы, бросающиеся с крыши, давно притупилась.

– Пошел!
– мысленно скомандовал сам себе, и выскользнул из скоб. В груди все-таки екнуло: безусловный рефлекс организма. Сердцу не прикажешь! И через несколько мгновений ощутил, как уплотняется под ним, замедляя падение, пространство.

Это немного напоминало погружение в воду после прыжка с вышки. Но было и своеобразие. Плотность поля поначалу была малой и замедление шло с нарастанием. Потом ноги заскользили, будто попали на покатую поверхность ледяной горки.

В тот момент, когда вертикальное движение почти прекратилось, и Антона должно было потащить по склону, он нащупал правым каблуком тот желанный 'заусенец', забалансировал на нем, пытаясь удержать равновесие, и провалился вовнутрь. В то же мгновенье снизу оглушительно ухнуло и полыхнуло ослепительным светом. Антон ударил в мягкое, вывернулся, чтобы не повредить генератор, и тут же, не вставая потянулся к панели. Успеть выключить. Процедура не сложная, но требует времени. Нашел рычажок выключателя, но уже чувствовал за спиной движение, понимая значение его. Из инструкции следует, что после выключения генератора, а, значит, исчезновения защитного поля, противник, как правило, прекращает сопротивление, поскольку для него дальнейшее сопротивление - верная гибель. Но инструкция эта написана для участников операции и, к сожалению, террористов с ней не знакомят. По характеру шумов, спрессованных в пределах секунды, Антон понял, этот из 'непроинструктированных'. Наверняка смертник. Однако инструкция предусматривает и это... Мгновения звенящего ожидания прервала автоматная очередь. Ударила она сверху. Коля. Как всегда, точно и вовремя выполнил свой пункт инструкции.

Вот он уже лихо снизил бесшумку: аж ветром пахнуло. Соскочил на крышу. И

сразу к генератору. Потрогал теплую панель. Обернул к Антону довольную физиономию, мол, смотри, командир, за что боролись. И принялся свинчивать пробку с фляги.

– По маленькой?
– Все у него к месту. Антон сделал глоток, и ощутил, как затеплилось внутри.

– А ну сам...

– Подожди-ка.
– Коля быстро подошел к тому, которого смял каблуками Антон. Спокойно выстрелил ему в голову.

– Шевельнулся, вроде, - объяснил он, беря флягу.
– За удачно проведенную операцию!

Все было правильно: незачем оставлять в живых того, кто знает, как приходят в купол: следующего десантника пулей встретят. Тюрьма секретов не хранит. А десант - не служба безопасности, нам их показания ни к чему. Но все равно - как-то не так... И ощущение чисто сделанной работы вдруг исчезло.

– Ладно, - Антон встал, - пойду особистам сдаваться. Позвони на базу, пускай тут уборочку проведут...

Если бы Мишин не запсиховал, все бы обошлось. Но тот сразу начал ломать понты. Какого черта! Арестовывать - арестовывайте, но кричать на командира первой роты спецназа ВДВ, да еще при посторонних. Рука дернулась к кобуре, но сдержался, просто повернулся и пошел прочь. Тишина после этого ора вдруг образовалась пронзительная. И чуть погодя вдруг через нее Мишинский крик: "Стой, стрелять буду!" Дурак или стрельнет? Надо же - довел старлея... Неужели будет? Ещё пять шагов.

Ну же! Нет выстрела. И опять крик: "Стоять та-та-так!" Тогда ясно стало, что не арест это, что-то другое. Остановился, повернулся, спросил удивлённо:

– Ты, меня что ли, старлей? Подожди пять минут, поверишь-нет приспичило, сил никаких? Не сбегу, не бойся, а то пойдем, рядом постоишь...

Мишин, конечно же, настрочил рапорт, которому хода не дали, но к делу, наверняка, подшили. Мишину же была объявлена благодарность, потому что, несмотря на все значимость фирмы, данных о местонахождении Антона ей официальным путем не дали, и он нашел его сам, пользуясь оперативной информацией.

И чем всё обернулось? Марс, вот он, на экране. Что ж, бог войны, со свиданьицем, не чужие, чай!

Глава третья

Надо успокоиться. Ничего страшного не произошло. Странное - да, но не страшное. ОНО не проявило агрессии, было достаточно пассивно. Паниковать не надо, и бежать, сломя голову, черт знает куда, не надо тоже. В конце концов, от такого не спрячешься. Но ведь и оставаться одному невозможно. Только теперь Володя по-настоящему почувствовал пустоту, образовавшуюся после смерти Кулькова.

Все-таки, как это странно: два мертвых Кульковых и две живых Ларисы... Хотя, может быть, это странно лишь с точки зрения землянина, привыкшего судить инопланетно? Потому что и раньше... Но думать об этом не хотелось. Впрочем, какой он землянин? Хотя на Земле десять лет и продержался. Но половина этого времени - по госпиталям. Так и не смог адаптироваться к земной нагрузке. Четыре года, как вернулся на Марс, а живет как вахтовик, будто временно здесь. Застрял на пороге. Что от себя скрывать: не просто так два года от Ларисиной юбки не отрывался. Любовь любовью, а так и жить было легче. На порожке. Ни то, ни это. А что, плохо что ли? Комната в 'особняке', хоть и маленькая, но со всем, предусмотренным для начальства, набором удобств. Законная льгота. Это вам не в общаге среди работяг крутиться. Конечно, особняк от Марса не спасает, но от земных отгораживает. Хотя Женик вот тоже на Марсе родился, однако живет среди вахтовиков, как свой.

Пойти к нему? Нет, туда лучше днем, ночью он скорей всего не один. Есть еще Кирилл. К нему можно всегда. Но не хочется, ох как не хочется. Однако на глаза вновь попались мокрые тапки, и Володя поспешно набрал отца Кирилла, успокаивая себя мыслью, что он, наверняка, спит и телефона не услышит. Но тот откликнулся сразу, словно ждал звонка.

Володя наскоро собрался и вышел в коридор, соединяющий "особняк" с демократической "общагой". Пропускник, почуяв знакомый биокод, с готовностью залязгал засовами и откатил массивную дверь. Из "общаги" пахнуло перестоявшимся запахом самопроизведенного алкоголя - последнее издыхание ушедшей в иной мир вахты. Это самый трудно удаляемый след многодневной плановой оргии, которую безопасней легализовать, а, значит, хоть отчасти проконтролировать, чем запретить. В плане культурных мероприятий, "отвальные" значатся как "Прощание с Марсом." Местные интеллектуалы прозвали их Луперкалиями.

Келья отца Кирилла располагалась на первом ярусе, отделенном от общаги длинным коридором и пропускным пунктом, за которым находился поселок навсегда осевших на Марсе бывших землян, называемый в просторечье 'богадельней'. Келья была рядом с храмом, как и положено жилью священника. Храм-невидимка, иначе не скажешь, не имел внешних очертаний, потому что, как и все помещения здесь, был вырублен в породе и выходил в общий коридор лишь дверью, правда, не пластиковой, а дубовой массивной, по-церковному украшенной резьбой. Но переступив порог, человек попадал в настоящий храм. Внушительных размеров, хорошо обустроенный, с блестящим позолотой алтарем, сориентированным строго на марсианский восток.

Кельей квартиру Кирилла прозвали не зря: иначе и не скажешь. Голые грубые стены. Выкрашенная в голубое штукатурка, покрывающая каменную вырубку, жесткая кровать под серым солдатским одеялом, общепитовский стол из пищеблока, но застеленный чистой, рукодельно вышитой скатертью, в углу поблескивали в лампадном отсвете массивные оклады икон в несколько этажей, "батин вернисаж" согласно устной поселковой традиции.

Отец Кирилл внешне нисколько не омарсился, хотя полжизни прожил в катакомбах: но ведь и на Земле полжизни. Типичный сельский батюшка, как изображают их в фильмах.