Нью-Йорк
Шрифт:
А после нынешнего уик-энда у него не осталось сомнений в своем желании разделить эту поездку с Лили. Конечно, им придется соблюдать осторожность. Открытый роман, пусть даже в Саратоге, нелегко совместить с нормами нью-йоркского общества. Но все это можно осуществить тайно. Он знал людей, которые так поступали.
Вопрос был в том, захочет ли поехать Лили де Шанталь?
– Любишь Гудзон, да? – спросила она. – Когда ты путешествовал по нему в первый раз?
– Мальчишкой. Отец забрал нас всех, спасая от желтой лихорадки. Потом, немного позже, он прокатил меня до самого Ниагарского водопада на открытие
– Так и вижу тебя малышом. Каким был твой отец? Хороший человек?
– Да, – улыбнулся Фрэнк. – Он пытался показать мне величие водопада. Хотел поделиться со мной. Раскрыть мою душу.
– Удалось?
– Не тогда, я видел только массы падающей воды. Но я запомнил.
– А сейчас чувствуешь?
– Думаю, да.
Она задумчиво кивнула:
– Я поеду с тобой в Саратогу, мистер Мастер. Но подожди немного. Потом, если сердце позовет, спроси меня еще раз.
– Как пожелаешь.
– Именно этого я и желаю.
Фрэнк неожиданно рассмеялся:
– Надо же, только сейчас вспомнил! Я рассердился на него в тот день. На Ниагаре.
– За что?
– Да из-за маленькой индейской девочки. Ерунда. Главным был водопад.
– Я побыла бы здесь еще несколько часов, – сказала она. – Совсем разленилась. Ты не против?
– Занимай номер, сколько тебе угодно.
– Благодарю.
О маршах он услышал в холле отеля.
– Сначала Вест-Сайд, потом Ист-Сайд, – сообщил ему один постоялец. – Они идут на окраину протестовать против призыва. На Ист-Ривер в знак солидарности позакрывалась масса заводов.
– Что за толпа?
– Профсоюзы. Ирландцы – само собой, но немцев-рабочих тоже много. Думаю, они намерены окружить призывной пункт.
– Бесчинства?
– Пока не слыхал.
– Гм… – Мастер прикинул, идти ли ему домой. Впрочем, профсоюзов не заинтересует Грамерси-парк, а призывной пункт находился более чем в двадцати кварталах севернее. Он решил сначала наведаться в контору.
Выйдя на улицу, он ощутил знойную духоту. День обещал быть жарким, типичным для июля. Он пошел по Бродвею, до Сити-Холла была всего миля. Обстановка казалась спокойной. Он достиг церкви Троицы и свернул через Уолл-стрит к Ист-Ривер. Спустя несколько минут он был в конторе. Его клерк находился на месте и тихо трудился, как всегда.
Через десять минут заглянул молодой купец.
– Дела на Ист-Сайде принимают крутой оборот, – сообщил он. – Там валят телеграфные столбы. Вломились в лавку и понабрали плотницких топоров. Не хотел бы я нынче проводить жеребьевку.
Сказав клерку, что вернется, но приказав запереться в случае опасности, Мастер тронулся в путь по набережной Саут-стрит. На Фултон-стрит взял кеб и велел ехать по Бауэри и дальше в Грамерси-парк. Вокруг было тихо.
– Поезжайте по Третьей авеню, – распорядился он, еще не готовый к встрече с женой.
На Сороковой улице возчик отказался ехать дальше.
Огромная толпа перекрыла проезд. У некоторых были плакаты «Нет призыву!». Другие били в медные кастрюли, как в гонги. Контору государственного чиновника, где планировалось возобновить призыв, охраняло несколько десятков полицейских, но было ясно, что им не совладать с толпой, если та разъярится. Фрэнк заметил себе подобного – человека почтенной наружности, стоявшего невдалеке, и подошел к нему.
– Почему
так мало полиции? – спросил он.– Мэр Опдайк. Типичный республиканец. Ничего не соображает. Надеюсь, вы не республиканец, – добавил тот извиняющимся тоном.
– Нет, – улыбнулся Мастер.
– О боже, – произнес его собеседник. – Посмотрите туда!
Толпа увидела тоже и одобрительно взревела: из боковой улицы выступила и двинулась прямо к зданию пожарная команда «Черная шутка № 33» в полном составе и при полной выкладке.
– Знаете, почему они здесь? – спросил незнакомец, и Мастер мотнул головой. – В субботу призвали их начальника.
– Незадача.
– Еще бы!
– Что они будут делать?
– Сами подумайте, – оживленно произнес тот. – Призывные списки до сих пор находятся в этом здании. Следовательно, чтобы их уничтожить…
– Здание нужно сжечь.
– Они мыслят логично.
Пожарная команда «Черная шутка» не теряла времени. Не прошло и минуты, как в окна полетели кирпичи и булыжники. Полицию смели. Затем пожарные строем вошли в здание, отыскали лотерейный барабан, облили все скипидаром, подожгли и так же строем вышли. Это были настоящие знатоки своего дела. Толпа неистовствовала, приветствуя их действия.
И тут откуда-то раздался выстрел.
– Пора уносить ноги, – сказал незнакомец и поспешил прочь.
Фрэнк Мастер не стал уходить. Он нашел крытое крыльцо в паре кварталов от места, где стоял, и принялся наблюдать оттуда. Толпа разошлась вконец, выворачивала булыжники и швыряла в горящее здание. Вскоре появились войска, но, когда они приблизились, Мастер чуть не скривился.
Это был Инвалидный корпус, то есть раненые, еще находившиеся на излечении бедолаги-солдаты. Всех остальных две недели как отослали в Геттисберг. Инвалиды шагали браво.
Но толпе не было дела ни до их ран, ни до отваги. Она бросилась на них с ревом, осыпая градом камней и всем, что попадалось под руку. Инвалиды отступили, будучи в безнадежном меньшинстве.
Толпа же вкусила крови. Призывной пункт еще полыхал, а она уже двинулась через город и на ходу била окна. Фрэнк пошел следом. Он увидел каких-то женщин, вооруженных ломом и взламывавших трамвайные рельсы. На Лексингтон-авеню услышал рев: нашли начальника полиции. Его лицо превратили в кровавое месиво. Из многоквартирных домов в толпу вливались новые участники. Огромная часть устремилась на Пятую авеню и оттуда на юг. Мастер гадал, что же дальше, когда услышал вопль:
– Оружие, ребята! Оружие! – И секунду спустя: – Арсенал!
От толпы отделилась большая группа и ринулась через город. Арсенал находился на пересечении Второй авеню и Двадцать второй улицы. Всего в полутора кварталах от Грамерси-парка.
Мастер повернулся и побежал.
Юный Том никогда не видел мать в таком состоянии. Час назад он чуть не ушел в отцовскую контору, но решил, что лучше остаться дома. К черту папашу, если он там затаился! Его долг – защитить мать.
Хетти Мастер две ночи не сомкнула глаз. В первый вечер она спокойно сказала Тому, что отец ушел по делам и ночевать не придет. Во второй призналась, что они поругались. «Завтра обязательно вернется», – хладнокровно добавила она. Глядя на бледное, осунувшееся лицо матери, Том восхитился ее выдержкой.